В итоге за вышедшим одвуконь, да с одним служивым человеком опричником теперь вверх по Луге тянулся обоз из пятнадцати саней. Только после праздника святого крещения, когда в Замежье уже давно прознали про сечу и теперь гадали о судьбе опричника, Зализа все-таки тоже въехал во двор своей окруженной частоколом усадьбы.
— Ба-арин приехал!
Опричник мысленно отметил, что предупреждения о его появлении в доме не получили, а значит человека сторожевого на подъезжей тропе нет. Придется завтра кое-кому из подворников уши хорошенько накрутить, что без хозяйского пригляда дело свое забросили. Сегодня поминать не стоит — праздник.
Во дворе началась обычная по такому случаю суета: всем одновременно понадобилось что-то принести в дом из амбара, либо унести из дома в сарай, смерды побежали на скотный двор выбирать невезучего бычка, именно посреди двора лежала кверху осями сломанная телега. А сквозь ворота въезжали и тыркались в разные стороны в поисках свободного места сани, возчики начинали укрывать лошадей попонами и распрягать. Кто-то с кем-то сталкивался, кто-то не пролезал в оставленное ему место. Самые заботливые хозяева сразу побежали за сеном: муравейник в летний полдень никогда не выглядит таким встревоженным.
Впрочем, все это могло и подождать.
Зализа увидел выскочившую на крыльцо Алевтину в накинутой поверх косыча шугайке и прикрывшую голову красно-синим ситцевым платком, спрыгнул с коня, торопливо шагнул навстречу, схватил сильными руками, крепко обнял.
— Ну, здравствуй, боярин Семен Прокофьевич, — с облегчением прошептала жена.
— Не прижимайся так сильно, обморозишься, — предупредил он ее, сам не решаясь выпускать из рук.
— Подожди, в глаз чего-то попало, — прошептала дочь боярина Волошина. — Ладно, я тебя в доме подожду. Теперь, наверное, недолго осталось?
— Нет, недолго, — он отпустил супругу, проводил взглядом, как она торопливо взбегает по ступенькам, в дверях снова оглядывается на него. Потом вернулся к жеребцу, отпустил подпругу, погладил его по морде: — Этак нам с тобой, милый, до конюшни сегодня не дойти.
Возничие у ворот конюшни уже ухитрились устроить драку из-за бадеек для воды.
— Слушайте меня все! — повысил он голос. — Лошадей распрягать, заводить в конюшню, а самим всем в людскую идти. Сегодня обоз разбирать не станем, никуда он от нас уже не денется. Сегодня пировать станем!
— Ура Семен Прокофьепичу! — немедленно откликнулся кто-то из приезжих мужиков, и все остальные тут же подхватили его клич. Кроме своих: бывшие волошинские подворники опричника все еще недолюбливали.
Настроение смердов немного улучшилось. Драться, во всяком случае, перестали. К тому же, каждый понимал, что раньше, чем через пару часов угощения на всех собрать не успеют — а значит, и торопиться смысла нет.
— А ты, Нислав? — повернулся к телохранителю Зализа. — За стол в трапезную пойдешь, али к Матрене в Еглизи помчишься?
— Ты не серчай, барин, — улыбнулся бывший милиционер, — но я, пожалуй, к бабе своей поскачу. Давно уже не тискал. Да и дурной я очень, когда выпью. Лучше дома победокурю.
— Ну, смотри, Нислав, — пожал плечами опричник. — А то человек служилый ты честный, с таким за одним столом посидеть не зазорно. Ну, да ладно. И еще: дабы Матрена отлучками долгими тебя не корила, посмотри туда. У тына, под самой стеной, пятеро саней стоит. Они с товаром разным. Бери, чего сколько хочешь, порадуй бабу.
— То есть как это «сколько хочу»? — не поверил своим ушам милиционер.
— Ну, сколько увезти сможешь, — уточнил Зализа.
— То есть, просто брать, все чего хочу, и сколько хочу? — все равно продолжал недоумевать Нислав.
— Да.
— И…
— И грузить на свою кобылу, — закончил за него опричник. — Сколько увезешь, все твое.
— Она у меня выносливая, — предупредил бывший милиционер.
— Хоть в поводу веди! — не выдержал Зализа. — Ты, Нислав, вместе со всеми в поход шел, дрался честно, живота не берег, кровь проливал. Стало быть, и часть добычи, на саблю взятой, тоже твоя. От общего дележа я тебя увел, потому, как дела всего еще не закончил. Но теперь: бери сам. Это твое, ратным трудом заслужил. Бери, чего хочешь, и сколько сможешь унести.
— Ну… — Нислав все еще неуверенно смотрел то на обоз, то на опричника. Вот такого, чтобы начальник подвел к куче добра и сказал: «бери, чего хочешь» даже в его милицейской практике еще не было.
— Ты сколько уже у меня на службе, Нислав? — неожиданно нахмурился Зализа.
— Почитай, месяцев восемь будет, Семен Прокофьевич, — на глазок прикинул телохранитель.
— И чем вы там все это время с Матреной занимаетесь? — возмутился опричник. — Когда на крестины позовешь?
— Э-э-э, — зашевелил пальцами в воздухе милиционер. — Так получается, месяца четыре еще потребуется, Семен Прокофьевич.
— Ну, тогда ладно, ступай…
Зализа неожиданно вспомнил, что в селении иноземцев на Кауштином лугу тоже на четыре десятка мужиков всего несколько баб живет. С этими так просто не разберешься: найти сорок девок на выданье в Северной Пустоши не просто. Тоже морока…
— Нислав!
— Что, Семен Прокофьевич? — с готовностью обернулся телохранитель.
— Ты бы бороду отпустил, что ли? А то не человек, а немец какой-то!
* * *
Разборка обоза заняла два дня. Если бы бояре взяли в походе только товар — его можно было просто приказать перекидать в амбары. Но среди добычи имелось и оружие, и разные вещи хитрые, шкатулки, книги, иноземные грамоты. Поручить различать это смердам опричник не мог, а потому стоял над душой у работающих подворников, указывая, что куда нести. Здесь нашлось и несколько шкатулок с различными непонятными бумагами, которые опричник отложил переслать в Разрядный приказ, и несколько складней с не по-уставному написанными иконами, толстые пергаментные книги, шатры, вымпелы, кошели, ладанки. Много оружия, доспехов. На санях с товаром нашлось несколько тюков ткани, залитых кровью, и их Зализа, к радости смердов, отдал им. Половину взятой медной посуды повелел передать отцу Флору, в Замежьинскую церковь.
Отпустив сани, взятые в Бору, Зализа начал разборку добычи снова, уже в обратном направлении. Осмотрев немецкие мушкетоны и выбрав, на свой взгляд, сорок самых лучших, остальные он велел загрузить в сани, туда же положил бомбарды. На другие отобрал самые лучшие рыцарские мечи и доспехи, на третьи повелел сложить ливонские шатры, вымпелы, насколько походных складней. Потом, сочтя получившийся груз, сел писать письмо с подробным рассказом о проведенном походе. А на следующий день послал смерда за Феофаном, повелев тому явиться в походном снаряжении.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
