У великого Одина не имелось проводников – но Викентий помнил уроки географии и примерно представлял, где именно находится самое узкое место между Волгой и Доном. Когда после пятнадцати дней пути русло реки внезапно повернуло почти под прямым углом влево, с юго-запада на юго-восток, – он приказал каравану прижаться к правому берегу, нашел достаточно широкую протоку и повел ладьи в нее, двигаясь строго на запад.
– Всего пятьдесят километров, – пробормотал бог войны. – Ничего непреодолимого.
Лодки медленно пробивались вверх по течению, сварожичам никто не мешал. Но великий Один знал, что спокойствие это ложное. Просто скифы, проведав о месте будущей высадки, где-то за горизонтом собирали силы для решительной битвы. Собирали сюда всех, способных держать оружие, на несколько дней пути окрест.
На второй вечер река настолько обмелела, что корабли стали цеплять килем дно. Сварожичи достали катки, вытянули ладьи на сушу. Отдохнули и с рассветом стали продвигаться дальше. Тут же выяснилось, что когда в наличии много людей – катки для волока вовсе не обязательны. Полторы сотни здоровых мужчин, облепив корабль и хорошенько навалившись, поднимали его в воздух и уверенно несли даже по неровному пути. По два корабля за раз, по пять сотен шагов в один конец за ходку. Не спеша, с болтовней и перерывами на отдых. Сварожичам следовало беречь силы – ведь нападение могло случиться в любой миг.
На четвертые сутки перехода к северу от волока поднялось огромное облако пыли. Означать оно могло только одно – и бог войны приказал разбирать оружие.
Через час, когда сварожичи уже устали ждать, под разрастающейся плотной тучей стали различимы скачущие на рысях всадники.
– Арбалеты… – вскинул руку Викентий и резко ее опустил.
Хлопнули тетивы луков, сорвались в воздух тяжелые дубовые стрелы. Обученные стрелки сразу же опустили свое оружие и закрутили ворота, снова оттягивая тетиву. Зарядили, вскинули, нажали на спуск.
Там, вдалеке, слетели с копыт всего несколько скакунов – но степняки стали торопливо отворачивать в стороны. Атака захлебнулась, не успев даже начаться. Скифы, привыкшие издалека осыпать врагов стрелами, никак не ожидали, что сами могут оказаться под подобным ударом. Причем задолго до того, как поднимут свои луки.
– У нас передышка! – усмехнулся великий Один. – Как раз успеем подтянуть оставшиеся ладьи в общее место. Стрелкам оставаться наготове!
Скифы сбились в армию еще раз, помчались вперед – и снова отхлынули после трех арбалетных залпов.
Прошло не меньше часа, прежде чем степняки снова изготовились для атаки и пустили коней во весь опор, дабы как можно быстрее преодолеть опасное расстояние. Но к этому моменту сварожичи уже успели собрать ладьи борт к борту и выстроить три ряда копейщиков, прикрывшихся щитами. В четвертом ряду стояли стрелки с арбалетами – и у них была своя, особая задача.
Залп, еще один, еще.
– Щиты!
Славянские воины приготовились к обстрелу – но его не случилось. Руки скифов были заняты щитами, и потому воспользоваться привычным оружием они не смогли. Степняки просто налетели на рысях, кого-то опрокидывая лошадьми, кого-то со всего размаха разя копьями или ударяя сверху вниз ребрами щитов – и сами напарываясь на копья и удары топориками по ногам.
Разумеется, бог войны стоял в самом первом ряду, принимая главный удар. Но налетевшая лошадь не сбила его с ног, а сама переломала о подставленное плечо грудину и кувыркнулась через Викентия. Следующего степняка Один ударил копьем в грудь, отмахнулся еще от одного щитом, ткнул пикой в третьего – и она застряла в теле, вырвавшись из рук.
Викентий ругнулся, припадая на колено и пропуская над головой очередной медный наконечник, ударил окантовкой чуть выше копыт, позволяя степняку кувыркнуться к ногам воинов, что стояли позади, вскочил, выхватывая молот, саданул щитом по морде оказавшейся рядом лошади, поднимая ее на дыбы, метнул оружие в бок правого скифа, вернул и, когда лошадь снова опустилась вниз, размозжил молотом бедро всаднику.
Степняки отхлынули, изрядно поредев, загарцевали неподалеку. И наконец-то выдернули из колчанов луки.
– Щиты!!! – Великий Один присел, закрываясь. Застучали стрелы, закричали от боли сварожичи, не успевшие отреагировать на опасность.
Совсем рядом Викентий увидел странного, криво сидящего в седле всадника с большими черными глазами. Его кольнула догадка – и тут же во лбу потомка Табити вырос толстый арбалетный болт с густым гусиным оперением, еще два с легкостью пробили щит и глубоко вошли в тело. Стоящие задними стрелки честно исполняли свою задачу по выбиванию самых опасных врагов. И, возможно, свалили уже не первого уродца – просто бог войны в суматохе свалки этого не заметил.
– За Табити!!! – Быстро расстреляв колчаны, скифы снова направили лошадей на славян. Основное оружие успели растерять и те и другие, поэтому в ход пошли палицы и топорики.
– А-а-а-а!!! – На Викентия налетел во весь опор какой-то совсем молодой мальчишка в вытертых штанах и великоватой куртке, с замаха рубанул по голове. Один присел, закрывшись, пропустил врага мимо и ударил в беззащитную спину, одновременно подставляя щит палице нового врага, врезал понизу в колено, качнулся что есть силы в другую сторону, уперся плечом и просто опрокинул степняка вместе с лошадью, затем метнул молот в того, что скакал следом. Вернул. Швырнул в удальца, метнувшего аркан. Тот оказался невероятным счастливчиком – лишился лошади, а не жизни.
Скифы снова отхлынули.
Великий Один огляделся, глубоко вдохнул и несколько раз громко ударил молотом по щиту:
– Прекратите бой! Я объявляю перемирие! Всем прекратить сражение! Нам нужно до темноты собрать раненых и оказать им помощь! Иначе они не переживут ночи! – И он еще сильнее напряг голосовые связки: – Слушайте все, я сказал! Я приказываю остановиться! Есть время для битвы, есть время для пира. Разжигайте костры, готовьте угощение. Сегодня мы будем пить, поминая погибших друзей. Дорежем друг друга завтра!
Над полем брани стало настолько тихо, что было слышно, как всхрапывают измученные лошади и тяжело дышат мужчины.
– Все! Оружие на пояс, щиты в руки и выносим раненых к реке, – распорядился великий Один. – Там их и напоить, и помыть можно. Где свои, где чужие, после разберемся. Там же и костры разведем. Убитых лошадей на мясо, дрова у нас на ладьях есть. Там катки лишними оказались. Давайте, ребята, шевелитесь! Мы все одной крови, воины. Любой из нас завтра может изломанным под копытами оказаться. Вы бы хотели, чтобы вас в темноте подыхать бросили?
– Ты смотри, послушались, – удивилась Валентина, глядя, как спешиваются скифы.
– А ты тут откуда? – еще больше изумился Викентий, обнаружив в нескольких шагах от себя девушку, которая от смертной скуки опять навязалась в поход со славянами.
– Любопытно, – нервно пожала плечами Валя и вытянула мелко дрожащую руку. Кровавый транс отпускал ее медленно, неохотно.
Как было и в прошлый раз, с началом битвы девушку захлестнуло странное ощущение легкости и бесплотности, душу наполнили странные шепотки, мир вокруг показался влажным и эфемерным.
Скифы, волна за волной, накатывали на славян, сбивая их с ног, топча копытами, коля копьями и рубя топорами. Меж прочими всадниками разъезжали медлительные неуклюжие крикливые уродцы, воплями привлекающие к себе внимание воинов. Те, кто поворачивал головы на звук, – мгновенно превращались в камень.
Однако отпор сварожичей тоже был страшен. Закрываясь от падающих сверху ударов, они кололи врагов в животы, рубили им ноги, а стрелки слитными арбалетными залпами превращали в решето то одного, то другого уродца. На иные цели они не отвлекались – и вскоре корявые колдуны тоже сосредоточились взглядами только на них. В несколько минут семеро арбалетчиков из десяти обратились в скульптуры тончайшей работы. Однако уроды все равно кончились первыми – трое оставшихся стрелков успели убить последнего колдуна раньше, чем погибли сами. Дальше все решала отвага смертных, азартно калечащих друг друга палицами и топорами.
Валентина скользила среди всей этой кровавой вакханалии, наблюдая, как темная богиня Мара отпаивает воинов своим смертельным отваром из костяной чаши, как прочь уходят мертвые скифы. Сквозь девушку, не причиняя ей вреда, пролетали стрелы и копья, прямо через нее проносились всадники. К ней с мольбой обращались взгляды раненых, но Валентина понимала, что одним нужен только отдых, а другим… Другим не нужно уже ничего. Токмо чаша великой Мары, избавляющая от ненужных страданий.
Девушка подобралась ближе к Викентию, в этот раз ухитрившемуся не получить ни одной раны. С сожалением вздохнула над двумя сварожичами, павшими справа и слева от него. Казалось – скифы вот-вот окружат Одина, опутают арканами, утащат с собой. Однако вовремя бросаемый и мгновенно возвращающийся к хозяину молот отбил у степняков желание приближаться к одинокому воину в кирасе. Они загарцевали на безопасном отдалении, в сражении возникла некая заминка – и тут вдруг бог войны стуком и громогласным криком объявил перемирие.
