– Охренеть! – ударил ладонью о ладонь храбрый Один. – Выходит, пока я думал, что всех их лихо насилую, на самом деле это они меня по полной программе пользовали? Вот так попадалово! И что теперь?
– Если кто-то из них от тебя понесет, ребенок с великими способностями родится, – ответила богиня. – Девочек русалки себе оставляют, мальчиков отцу подбрасывают. Увидишь будущим летом у себя на пороге люльку с младенцем – не удивляйся. Это он и есть.
– Засада… – почесал подбородок Викентий. – Впрочем, есть надежда, что до лета я не доживу. Что там со скифами, великая богиня?
– Я повелела все ладьи, в поход восточный приготовленные, со всем снаряжением через Славянский волок на Шексну провести. Туда же и охотники сбираются, готовые под рукой твоей с детьми змееногой Табити сразиться. Ты можешь направиться туда хоть сейчас и выступить сразу, как только примешь воеводство.
– Хотелось бы поговорить с участниками сражения, премудрая Макошь. Уяснить тактику противника, узнать подробности об оружии скифов. Чего они хотели, чего требовали?
– Светлана, найди беженцев и пришли их в покои храброго Одина, – распорядилась хозяйка города. – Полагаю, воин, отправиться на Шексну сегодня ты не предполагаешь?
– Выступлю завтра на рассвете, великая богиня.
Великая Макошь сурово помолчала, всем своим видом выражая недовольство. Но вслух ничего осуждающего не произнесла.
– Да будет так! – кивнула она. – Я передам сварожичам твой приказ готовиться к отплытию на рассвете.
Светлана и Викентий одновременно приложили ладонь к сердцу и отвели ее вниз, выражая свое уважение, и вместе вышли из зала. Поднялись наверх.
– Весар, ты мне нужен! – громко позвала светлая богиня.
Дверь в светелку бога войны открылась, в коридор, прихрамывая, вышел паренек. Радостно охнул:
– Великий Один!
– Весар, дружище!
– А ну, не тронь! – рявкнула Светлана. – Не вздумай его обнять! У него после медведя ребра еще не срослись.
– Кто здесь? – выглянула из своей комнатки Валентина и тут же вылетела с радостным визгом: – Вик вернулся!
Девица запрыгнула на молодого человека. Тот тоже усмехнулся, погладил ее по голове:
– Здравствуй, любимая! Ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился!
Светлана воздела глаза к потолку, сплюнула в сторону и кивнула Весару на лестницу, зовя его за собой. А девушку Викентий занес в свою светелку и прикрыл дверь. Валентина стала его целовать, но молодой человек положил палец ей на губы:
– Подожди ночи, милая. Ко мне должны прийти люди.
– Какие вы тут все деловые! – откатилась чуть в сторону девушка. – Смотреть противно. К дикарям провалились и суперменов из себя корчите. А тут везде тоска смертная! И дубак еще постоянно, не согреться. Все время в шкуры заворачиваться приходится. Светка вон в мехах ходит. А я до сих пор в одной маечке слоняюсь. Скоро расползется вся, будет вам стриптиз бесплатный.
– Так попросила бы у светлой хотя бы плащ.
– Не хочу унижаться.
– Ладно, тогда я спрошу, – пожалел бедолагу Викентий.
В этот момент дверь приоткрылась, внутрь заглянул низкий старичок с тощей седой бородкой, к тому же заплетенной в косицу, и в заячьем тулупе.
– Дозволь зайти, великий?
– А ты еще кто, старче?! – поинтересовалась девушка.
– Тарабаня, пастух унорский.
– Это который от скифов ушел? – присел на постели Викентий. – Заходи, рассказывай.
– Дык, это… – нервно пропустил бородку между пальцами старик. – Чего сказывать-то?
– С какого момента скифов первый раз увидел, с него и рассказывай, – поджал под себя ноги бог войны. – И поподробнее.
– Ну, это… – почесав в затылке, начал Тарабаня. – Вязку жердей я в город, стало быть, привез. Разгрузил да обратно тронулся. За день оно, стало быть, раза три, а то и четыре обернуться обычно получается. Веду, стало быть, сохатого свого и вдруг крики слышу, ржание, вой всякий. Ужасти просто. Оглянулся, а там они несутся. На лошадях верхом да с луков во все стороны стрелы мечут. Не жалея, без счета. Откуда у них стрел столько, не пойму? Они ведь в степи живут, у них и деревьев-то не растет!
– Много их было?
– Много, великий, много! Просто не счесть! Мыслю, не меньше сотни воинов. А может статься, и больше. Я так мыслю, бечевником они прошли и коней своих в поводу вдоль реки провели. Как до наволока прокрались, так в седла запрыгнули, луки схватили и понеслись! Во все, что токмо видели, в то и стреляли. В людей, в лосей, в город. Ну, я, стало быть, ноги в руки и побег. Ну и сохатого своего, понятно, увел. Добежал до леса, за деревья подальше, там затаился. Пастухов прочих упредил, лосей мы собрали да в схрон повели. Тревогу подняли. Ну и за скифами, понятно, посматривали. Степняки к тому моменту многих уже побили. Ох, многих… И лосей изрядно положили.
– Много – это сколько? – опять уточнил бог войны.
– Пятерых, наверное, великий! Иных и вовсе насмерть. Да лосей столько же. Так вот, стало быть… Иные вьюки с дровами были да с хворостом. Из них скифы поганые костер огромный сложили да от огня своего запалили. Степняки – они ведь только свое пламя признают, священное, что от храма девы зажигают. Они, стало быть, зажгли. А сварожичи врата распахнули да на них накинулись. Ну, чтобы потушить, не дать разгореться. И бысть битва зла и люта, каждый воин славного народа за десятерых дрался. Да токмо наших мужей в городе и трех десятков не насчитать, степняков же без счета явилось. Одолели вороги, едва во врата не ворвались. Закрывать их спешно пришлось. И пред чужими, и пред своими. Пропали многие.
Тарабаня схватился за голову, горестно покачался. Викентий терпеливо ждал.
– Вот, стало быть, полыхнуло пламя ворот городских выше. Вышли из него два чудища страшных на ногах корявых, роста малого, с плечами широкими, головами большими. И как вышли, двое храбрецов унорских, что сулицы во врага со стены метали, враз окаменели. А опосля и еще двое. Остальные тут, стало быть, попрятались. Скифы же тем временем бревно где-то нашли да принялись им в ворота городские бить. Створки трещали, аж у нас в лесу слышно было. Ратники самые отважные выглядывали быстро и коротко да камни в них кидали, иные с луков стреляли. Кто успевал, те обратно невредимо прятался. Кто нет… – Старик опять тяжко вздохнул.
– Тот окаменел, – поняла Валентина.
– Но и скифов многих сразили они в сем соперничестве, – произнес Тарабаня. – Но недостаточно… Дрогнули врата городские. Треснули и рухнули. Ворвались степняки в Унор наш славный, не стало его более. Токмо костер тревожный дымил над воротами еще долго, всю округу об опасности упреждая. Ну, чтобы пастухи все, лесорубы, рыбаки, иные сварожичи знали, что возвертаться нельзя и некуда. Ну и мы тоже после сей беды страшной в бечевник втянулись да по Итилю вверх ушли.
– Сюда, в Вологду?
– Иные в Свияге остались, иные в другие места разошлись. Я же никчемным всем показался. Вот и скитался с места на место, покуда досюда не добрался.
– Когда это случилось?
– Уж больше двадцати дней назад, великий. Или тридцати…
– За такой срок они успели хорошо укрепиться, – поморщился Викентий. – Выковырнуть будет трудно. Да еще два ствола тяжелой артиллерии, если можно так выразиться, два потомка змееногой богини, взглядом убивающие врага наповал. Интересно только, на какой дистанции это волшебство действует? Дальнобойность – чертовски важный фактор…
– Что ты задумал, Вик? – положила ладонь на колено молодого человека девушка.
– Ты прямо будто не от мира сего, Валя, – усмехнулся Викентий. – Я бог войны. Великий воитель и защитник русской земли. Если скифы захватили города, я должен их освободить. Завтра на рассвете отплываю.
– Уплываешь? В путешествие? – Валентина вся вскинулась, напряглась, ее глаза полыхнули огнем: – Возьми меня с собой!
– Я не в круиз отправляюсь, милая, – покачал головой молодой человек. – В военный поход, на войну. Убивать, погибать, драться. Мучиться самим и причинять мучения другим.
– Я согласна, Вик!
– При чем тут это, Валя? – не понял Викентий. – Это не было рекламой, я объяснял, почему сие невозможно!
– Все, Тарабаня, ступай, – махнула рукой на старика девушка. – Ты здорово помог, молодец.
Валентина дождалась, пока дверь закроется, и рывком оседлала молодого человека.
– Вик, ты что, не понимаешь?! Я сижу тут уже целую вечность, я почти полгода в тюрьме! В самом настоящем концлагере! Я схожу с ума, Вик! Я уже готова грызть бревна и выть на Луну. Мне хочется утопиться или повеситься! Я согласна на все, лишь бы вырваться отсюда! К черту, к дьяволу, к пингвинам на Северный полюс и к белым медведям на Южный. Или наоборот. Куда угодно, только отсюда! Вик, я сделаю все что угодно, согласна на все, только забери, увези меня отсюда хоть ненадолго. Хоть на месяц, хоть на неделю, хоть на несколько дней!
– Это ты не понимаешь, Валентина. Я отправляюсь на войну.
