– А где же сотник, княже? – спросили дружинники, когда Владимир вернулся в одиночестве – Отстал?
– Отстал наш сотник, – тяжело вздохнул Владимир. – Совсем отстал. Он решил там, на капище, навсегда остаться… Уже и место для часовни нашел…
Глава 23
Ваула
– Никому не говори, что ты – Звяга. Тебя ищут, – прошамкал старичок.
– Кому же понадобилось меня искать?
– Этого уж я не знаю, но, видать, кому-то понадобилось. Давеча люди в монашьих балахонах приходили ко мне на постой. Поначалу спрашивали, верую ли я в Езуса, крещен ли? А потом все допытывались, не появилось ли в деревне каких-нибудь плотников или другого рода умелых мастеровых. Вот тогда-то твое имя и проскочило. Обещали десять золотых, если что узнаю и донесу.
– Для чего ж ты все это мне говоришь, а не донесешь, мил-человек? – пролепетал испугавшийся Звяга.
– Да потому что сразу было видно, что недобрые те люди, – горько усмехнулся старичок. – Облик имеют монаший, а повадки не монашеские. А мне при моей старости вовсе не хочется грех на свою душу принимать, прежде чем на суд Божий отправляться. Так что если после дальней дороги опять остановишься на ночлег в чьем-нибудь дому, то думай, прежде чем слова говорить… Ну все! – Старичок посмотрел в окно. – Солнце уже высоко, пора тебе отправляться в дорогу. Для меня ты – опасная обуза, а тебе за день немало верст предстоит пройти… Редки здесь поселения… Спасибо за деньгу.
Старичок убрал серебряную монету, которой Звяга расплатился за еду и за ночлег. Помог мастеру собрать котомку, положив туда каравай, горшок с кашей и вареных гусиных яиц. Дал три свечки на случай наступления темноты.
– Ты в новгородские края-то не ходи, – как бы вспомнив, посоветовал старичок. – Там сейчас не хлебно, да и не людно после Владимирова крещения. Возьми путь лучше на восток, на Ростов или на Суздаль. В этих местах, бывалые люди говорили, в плотниках большая надобность, да и все подальше от Киева, тем более тебе, которого ищут. В шести верстах отсюда дорога расходится натрое. Та, что направо, в никуда. Та, что посередине, ведет в лес, за которым есть поселение. Третья – к тому же поселению, но в обход леса. Но если в обход леса, то есть левой дорогой пойдешь, то путь твой вчетверо длиннее будет. Вздумаешь если напрямую идти, остерегайся: разбойники шалят. А первый среди них – Соловушка. Он, по слухам, как раз где-то в наших краях.
Накинув на плечи кожаные ремни, на которых держался мешок с инструментом, взяв котомку с едой, Звяга отвесил низкий поклон старику, приютившему его после долгого дневного перехода.
– Дозволь тебя спросить, добрый человек, ты сам-то крещен?
– Да как тебе сказать. – Старик почесал седую бороду. – Креститься заставили. А дойдет ли греческий Бог до моего сердца… Поживем – увидим. Как бы там ни было, стараюсь отделить смиренную веру и заповеди от тех, кто меня крестил.
Еще раз поклонившись хозяину, Звяга покинул гостеприимный дом и пошел по дороге, которая была хорошо утрамбована конскими копытами и колесами проезжавших здесь когда-то телег. Несмотря на ясную солнечную погоду, веселый гвалт кружащих галок и аромат, исходивший от поздних трав и диких полевых цветов, Звяга чувствовал себя неспокойно. Его ищут… Как и любой скромный человек, привыкший занижать свои заслуги в любом деле, Звяга стеснялся оценивать себя как действительно очень умелого мастера, а просто работал. Он не опасался ни завистников, ни властителей, жаждущих окружить свою светлость диковинной роскошной утварью, а пребывал в уверенности, что никогда никому не перейдет дорогу и никого не подведет. Но сейчас, в поисках причины вот такого неожиданного внимания к своей личности, заставил себя задуматься о недобрых людях. Так ничего толком и не придумав, предположил обычное, неопасное. Предположил, что им заинтересовался какой-нибудь воевода или богатый купец, возжелавший перещеголять своего недруга и заполучить ларец невиданной красоты или узорчатое крыльцо для своего терема. На этом мастер немного успокоился и обрел способность любоваться придорожными цветами да наблюдать за поведением жирных хомяков, которые с приближением человека смешно и суетно заползали в свои норы. «Нет, не буду никому говорить своего настоящего имени, – решил Звяга. – Безызвестность, она спокойнее. Хоть и не так денежно оставаться безызвестным, но на хлеб-то я заработаю всегда, благо и руки при мне, и вроде как голова и сноровка. А сноровка – это такое свойство, которое никогда не уйдет. Не с теми намерениями я ушел из своей избы со страшными видениями в окошке и от смуты, которая происходит в наших краях, чтобы какой-нибудь богатей распознал меня и вернул обратно в Киев. И в Чернигов, который вчера миновал, тоже не хочу, к злому и завистливому племяннику князя Владимира… Прав, наверное, гостеприимный добрый старик, на восточные земли подаваться надо…»
Звяга даже не заметил, как за раздумьями прошагал обещанные стариком шесть верст, приблизился к лесу и остановился у дорожной развилки. Сбоку от дороги – большой камень. На камне надпись: «Богатырь! Направо пойдешь – коня потеряешь. Налево пойдешь – жену найдешь. Прямо пойдешь – убитым быть». Подобные накаменные надписи Звяга встречал повсеместно у развилок дорог. То было любимым развлечением славянских шутников, овладевавших грамотой. Надписи эти были пугающими или, наоборот, заманивающими, в зависимости от характеров творцов: кто-то обещал встречу с лешим, кто-то – полцарства, кто-то пророчил плаху – в общем, на любой вкус и оттенок народной фантазии. Для большей художественности такие камни нередко обкладывали лошадиными и человеческими черепами, а также чучелами ворон. Как позже отметят летописцы, эти творения все-таки приносили пользу, развивая мышление у путников, стоящих перед выбором, а так же побуждая проезжавших витязей познавать грамоту. Звяга никогда не воспринимал эти предупреждения всерьез, тем более что все они неизменно начинались обращением «Богатырь!», к которым он себя не относил. Однако на этот раз он остановился и на минуту задумался. А вдруг не шутки? Из всех трех напутствий ему меньше всего хотелось найти жену, тем более сейчас. Не хотелось также в расцвете творчества быть убитым. Ну а вправо идти было совсем бесполезно, поэтому как гостеприимный старик предупреждал, что эта дорога в никуда. Да и коня у Звяги не было, чтобы потерять его по дороге…
Солнце уже поднялось до своей наивысшей точки на небесах, дальше будет только опускаться, приближая темноту. Следующую ночь мастеру хотелось провести не в траве, а опять в чьей-нибудь избе, хотя бы в хлеву, поэтому он принял решение идти по прямой дороге – той, что вела через лес, тем более, старичок говорил, вскорости после леса он обязательно встретит людское поселение. Да. А вдруг в лесу окажутся разбойники? Что может быть в нем такого, что привлечет лихоимцев, – подумал Звяга. Холщовая одежда не новая. Сапоги почти что стоптаны. В мешке с инструментами лыковые лапти, обувка про запас. Еда в котомке. Забирайте! Несколько золотых монет из тех, которыми в свое время расплачивался Тороп, мастер залил известкой с гипсом и слепил статуэтку. Не догадаются, не найдут. Ну и несколько медяков в кармане – пускай забирают. «Ладно, пойду через лес, – решил Звяга. – Авось дойду. Авось не убьют. В конце концов, разбойники могут быть где угодно. Лесные разбойники прячутся за стволами деревьев, полевые – подстерегают, лежа плашмя среди трав, речные и озерные сидят под водой, вдыхая воздух через камышовую тростинку. А хуже всего – дворцовые разбойники. Те, что открыто разгуливают в золоченых кафтанах по своим дворцам».
Немного отдохнув на камне с надписями, съев три гусиных яйца и закусив хлебом, Звяга направился по прямой дороге.
Как и предначертано для русской таинственно-сказочной природы, с каждым дорожным поворотом лес становился все гуще и темнее, дубовые стволы кряжистей и толще, а сама дорога постепенно сужалась и, казалось, через версту-другую пропадет совсем. К вороньим выкрикам, что доносились из густых крон, Звяга постепенно привык и уже не вздрагивал, но ускорил шаг, чтобы миновать лес до наступления потемок, когда и без того невеселую лесную какофонию усугубят страшнющие совиные гуканья, рев медведей и хрюканье вепрей, а гнилушки засветятся зелеными фонарями и будут пугать, словно глаза лешего или кикиморы. «Хорошо, что хоть сухо. Хорошо, что хоть через болота не идти», – начал было подбадривать себя Звяга, как вдруг весь этот лесной шум разрезал дикий, нечеловеческий свист, вырывающий перепонки! Чуть не оглохнув, Звяга остановился, прикрывая уши, а прямо на дорогу перед ним неведомо откуда свалился огромный шерстяной бурый ком беспорядочной формы. Затем ком развернулся, выпрямился и оказался мужиком с черной бородой, в звериной шкуре и с толстенной золотой цепью, украшающей широкую волосатую грудь.
