– Мама! – восклицает Кэйтлин. – Боже мой!
– Ага, – невесело сознается Зак, не сводя с нее глаз.
Меня тянет выступить с речью, сказать, что моя дочь – настоящее сокровище, и если он сделает ей больно, собьет с пути или подведет, то мой призрак будет являться к нему по ночам, хотя я еще жива. Однако, посмотрев им обоим в глаза и встретив решительный взгляд, я вдруг с ошеломительной ясностью понимаю, что никакая речь не нужна: у моей дочери все устроится, и она обязательно найдет человека – Зак это будет или кто-то другой, – который сделает ее счастливой.
– Что ж, я, пожалуй, вас оставлю, – говорю я, поднимаясь со стула. – Пора возвращаться в номер четыреста девять.
– Нет! – Кэйтлин хватает меня за руку. – Нет, мама, не уходи. Я еще не готова.
Я глажу ее по щеке.
– Увидимся утром.
Она прижимается к моей ладони и кивает.
– Спокойной ночи, дорогая, – говорю я. – Спокойной ночи, Зак. Ты очень симпатичный молодой человек. Кэйтлин права: все это довольно нелепо.
Зак смиренно закрывает глаза. Я слышу, как он прыскает со смеху у меня за спиной.
А когда открываются двери лифта, раздается знакомый голос.
– Привет, Клэр.
Я медленно оборачиваюсь. Он стоит передо мной и улыбается, а в глазах тот же взгляд, который я видела в кафе, в библиотеке, в утреннем саду. Взгляд, от которого хочется петь всему миру о своем счастье.
– Ты пришел, – говорю я ему.
21
Кэйтлин
Вчера вечером мы с Заком долго сидели в баре и разговаривали. Я рассказала ему о встрече с отцом и о своих сомнениях – остаться ли, чтобы ближе познакомиться с Полом, или ехать домой, к маме. Я передала ему наш с ней разговор и поделилась чувством, охватившим меня после: будто что-то закончилось, будто мы попрощались.
– Я не знаю, что делать, – сказала я.
– Не знаешь, что делать, – уточнил Зак, – или уже решила, но не знаешь, будет ли это правильно?
Его слова застали меня врасплох. Когда я смотрела на Зака, сомнения действительно отступали.
– Так чего ты хочешь? – спросил он.
– Не уверена, стоит ли говорить…
– Увереннее, Кэйтлин! – улыбнулся он. – Посмотри, сколько всего ты уже сделала, через что прошла. У тебя позади столько судьбоносных решений! Кому еще быть уверенной, как не тебе?
– Я хочу остаться с тобой. – Слова сорвались с языка раньше, чем до них добрался мой внутренний цензор. – Хочу лучше тебя узнать. Звучит дико, учитывая, что творится со мной и моей семьей, но я… Я чувствую, что у меня здесь еще осталось нерешенное дело. Помимо знакомства с Полом. В смысле, между нами, нет? – Я сделала паузу, но Зак молчал, уставившись в свой бокал. Это было даже не пиво, а виски с колой. Девчачий напиток. – Прости, прости, ну и дура же я… Просто ты очень милый, а вас таких мало. Похоже, есть какое-то правило, что парни должны оставаться придурками, пока им не стукнет хотя бы тридцать. Короче, я еще ни разу в жизни не встречала милого парня – ну, такого, чтобы он мне к тому же нравился, потому что обычно, если девушка называет парня милым, то у него никаких шансов, правда? А почему, хотелось бы знать? Чем нам не угодили милые парни, что с ними не так? И еще…
– Кэйтлин. – Зак взял меня за руку. – Прости.
– Да нет, все нормально, – ответила я, чувствуя себя идиоткой, наступившей на старые грабли, но при этом все такой же счастливой. – Ты был очень добр ко мне.
– Неправда.
– Правда-правда! Если только ты не охотишься на беременных девушек и не хочешь втянуть меня в секту.
– Нет. То есть да. Я был добр к тебе. Но не потому, что я лучше других…
– Ты лучше! – возразила я, радуясь, что можно хвалить кого-то и не делать вид, будто тебе все равно.
– Ладно, ладно, может, ты права. Черт, наверное, я действительно пытался быть таким, как ты сказала, и поэтому помогал тебе. Но это не главная причина. Главная – в том, что ты мне очень, очень нравишься.
Я от неожиданности фыркнула, забрызгав апельсиновым соком свое платье с цветочным узором.
– Правда?
– Да, хотя я не понимаю, что тебя удивляет.
– Ну, у меня будет ребенок, меня исключили из универа, и вообще – у меня в жизни все сложно и невесело, а скоро станет еще хуже. Короче, я не из тех, на кого обычно западают парни – даже самые милые.
– А по-моему, нельзя судить о человеке по его жизненным обстоятельствам. Иногда люди нравятся тебе просто за то, что они собой представляют.
И тут я ни с того ни с сего ляпнула:
– Из тебя получился бы идеальный принц на белом коне. Не то чтобы я такого искала…
И вот тогда он меня поцеловал. Прошло еще какое-то время, и нам стало ясно, что так, как мы, в общественных местах не целуются. И мы, взявшись за руки, пошли к лифту, а когда я нажала кнопку, Зак опять поцеловал меня, прямо в фойе, и мне было все равно, что на нас смотрят. Так свободно и раскованно я себя не чувствовала с тех пор, как танцевала с мамой.
Лифт пришел слишком скоро. Зак пожелал мне спокойной ночи.
– Я танцовщица, – сказала я ему.
Он улыбнулся.
– Замечательно.
– Я не хочу, чтобы ты уходил. Поднимись ненадолго.
– Сомневаюсь.
– В чем?
– Сомневаюсь, что получится ненадолго.
– Тогда поднимись на всю ночь. Не поверю, что ты раньше этого не делал.
Мы целовались в лифте, я прижала Зака к стене, шарила руками по его телу, залезала под рубашку, осмелев от счастья. Когда мы поднялись на мой этаж, Зак посмотрел на меня так по-особенному… Я впустила его в номер, а он встал у окна и сказал:
– Кэйтлин, подумай как следует. Насчет того, готова ли ты. Можно не торопить события – я не расстроюсь, если ты решишь подождать. Впереди вся жизнь.
– Я не хочу откладывать счастье на потом. А ты?
– Господи, нет, – ответил Зак.
И после нам стало не до разговоров.
* * *
Сейчас уже рассвело, я чувствую тепло его ног и колючую щетину возле моей шеи.
Вдруг раздается стук в дверь, тихий и настойчивый. Я заворачиваюсь в одеяло и открываю.
– Кэйтлин, мама с тобой? – Бабушка заглядывает в номер и видит голую ногу.
– Э-э-э, нет. Она что, куда-то вышла?
– Она, кажется, и не приходила, – говорит бабушка.
Я выскальзываю в коридор и вижу, как Эстер в пижаме обыскивает на предмет печенья тележку горничной.
– Не может быть. Я же вчера написала тебе, что мама со мной. Она прекрасно себя чувствовала, совсем как раньше – никаких провалов. Все было чудесно. Мама позвонила Грэгу, оставила сообщение на автоответчике, а потом сказала, что пора возвращаться, пока ты не начала беспокоиться. И точно помнила, в какой номер нужно идти. Она же была там вечером?
– Не знаю, – говорит бабушка несчастным голосом. – Я заснула вместе с Эстер, а утром смотрю – Клэр нет. В кровати никто не спал. Какая же я глупая! Надо было ее дождаться. А вдруг она ушла в город? Она же здесь никого не знает. Так легко заблудиться, или попасть в беду, или…
