Обе семьи торопились. Маршрут они согласовали заранее и теперь вышли на свою улицу с разных сторон.
Ближе к дому деревья были в цвету, и пышные гроздья бугенвиллей увивали многие фасады. Это радовало глаз и немного смягчало вид общего разорения. В доме ничего не изменилось с того дня, когда там побывали турецкие солдаты.
Халит перешагнул через обломки двери.
Внутри все было покрыто толстым слоем пыли.
Эмин зажала рот рукой. Не таким она вспоминала родной дом, скучая по нему в «Восходе»! Плов в кастрюле, которая простояла на плите несколько месяцев, прошел все стадии гниения и разложения. Мыши оставили от пакетов с мукой и рисом лишь несколько клочков бумаги. На полках шкафов виднелись их экскременты. Крысы сгрызли обивку мебели и использовали гардины для строительства гнезд.
Оставив Мехмета и Хусейна внизу, Эмин с Халитом поднялись на второй этаж. Там было не лучше. Стоял затхлый запах, от матрасов и постельного белья остались лишь клочья. Отсутствие двери привлекло всех вредных насекомых в округе.
– Ну, с чего-то надо начинать, – вздохнул Халит. – Работы много. Давай наведем порядок, а потом посмотрим, можно ли починить дверь.
Хусейн взглянул на мать. Она покачала головой.
– Здесь жить нельзя, Халит, – сказала Эмин. – Они уничтожили наш дом.
– Но мы живем здесь!
– Видимо, придется искать другое место, – сказал Хусейн. – Нам не впервой переезжать.
Обычно он не перечил отцу, но нападение на дом привело не только к внешнему разорению – оно уничтожило его душу, а ее восстановить было невозможно.
Георгиу пришли чуть позднее Ёзканов. Мария несла дочь на руках, Паникос усадил Василакиса на плечи. Василис сильно хромал, тяжело опираясь на трость, и Ирини боялась, что ее стук услышат. Наконец они добрались до улицы Эльпиды. Их четырехэтажный дом выглядел точно так же, как когда они его покинули. Только растения или засохли, или чрезмерно разрослись.
Все шестеро прошли через низкие чугунные ворота. Они заржавели и нуждались в смазке. Василакис радовался, что можно будет побегать в бабушкином саду. В углу его ждал трехколесный велосипед. Мальчик с радостными воплями бросился к нему.
– Василакис, ш-ш-ш! – шикнула на него мать. – Иди сюда.
Все замерли у входа, не решаясь войти. Они боялись не того, что могут там найти, а того, что, как они знали, не найдут. Там не было Маркоса и Христоса.
На первый взгляд казалось, что турецкие солдаты в доме не побывали. Двери и ставни были целы.
Ирини взглянула на пустой крюк над головой. Мимикос… Другая певчая птичка ее не заменит…
Возвращение домой оказалось еще больней, чем ей представлялось. В своем кипосе она особо остро почувствовала потерю старшего сына. Здесь они сидели по утрам, здесь он пил маленькими глотками кофе, который она варила для него. Здесь он обнимал ее, ворковал ласковые слова нежнее любой канарейки.
Пока Василис и Паникос доставали запасные ключи, она присела в кресло. Смотрела, как муж вошел в их квартиру, а Мария и Паникос с детьми стали подниматься по лестнице.
Дочь вскоре вернулась с грустной улыбкой на лице.
– Все, как мы оставили, – сказала она. – Чуть сыровато и пыльно, но чужие не приходили. Мы быстро приведем все в порядок.
Василис тоже вышел. Как всегда, он не улыбался.
– Все как было, – сухо бросил он. – Но не так чисто, как обычно.
Жена содержала дом в идеальном порядке, и даже небольшой слой пыли сразу бросался в глаза.
Ирини продолжала сидеть.
– Ты не войдешь, мама? – Мария обняла мать за плечи.
Ирини Георгиу молча покачала головой. Она не могла заставить себя встать. Место, куда они вернулись, больше нельзя было называть домом. Дом, который они построили для своих детей и их будущего, напоминал теперь разбитый ящик для апельсинов – бесполезный и никому не нужный.
О судьбе Христоса по-прежнему ничего не было известно. Его жилище пустовало еще до того, как они покинули дом. А в квартиру этажом выше уже точно никто не придет… Мечта родителей о том, что в обеих квартирах появятся невестки, которых они полюбят, и стайка ребятишек, теперь уже никогда не сбудется.
Ирини не успела ответить – у калитки появилась Эмин, а за ней Халит и Мехмет.
– Вы не представляете, какой там бедлам! – сокрушалась та. – Что мыши натворили! Куда там солдатам!
Она села рядом с Ирини и погладила подругу по плечу.
– Там нельзя оставаться, – пожаловалась она. – Все сгнило и провоняло.
Ирини подняла голову.
Василис снова вышел в кипос, не понимая, почему жена не заходит в дом. Он надеялся, что она наденет домашний халат и примется наводить чистоту.
Но жена по-прежнему сидела в кипосе, а рядом с ней стояли муж и жена Ёзкан. Мехмет побежал наверх за Василакисом.
– В чем дело, Ирини?
– Эмин и Халиту негде спать, – объяснила она. – И Хусейну с Мехметом тоже. Найди, пожалуйста, ключи от квартир Христоса и Маркоса.
– Тысяча благодарностей, ахбап, мой друг, – сказал Халит Василису. – Да благословит тебя Аллах!
Ирини встала – пора было приниматься за уборку. В неубранном доме спать нельзя.
Они двигались бесшумно и разговаривали полушепотом, но если бы даже говорили в полный голос или хлопнули дверью, никто бы не услышал. Солдат поблизости не было. Их всех направили в «Восход».
Когда родители с братом ушли к Георгиу, Хусейн отправился на поиски продуктов.
– Не поверю, что все магазины разграбили подчистую, – сказал отец. – И если тебе попадется табак…
Хусейн миновал несколько магазинов – он вернется в них потом. Сейчас у него было дело поважнее еды.
Он кое-что забыл в «Восходе». Пистолет Маркоса так и остался лежать у него под матрасом, а ведь с оружием можно чувствовать себя в безопасности! В отеле можно было взять и кое-что из продуктов.
Еще не подойдя к отелю, Хусейн почувствовал: что-то не так. Раньше, когда они жили в «Восходе», на окружающих улицах царила тишина, изредка нарушаемая только проезжающим мимо джипом. Сегодня все было иначе.
Шум стройки был частым явлением до войны, поскольку в Фамагусте постоянно возводили новые отели. Сейчас он снова слышал этот шум, но, свернув за угол, понял, что ошибался: там не строили, а ломали.
Перед «Восходом» выстроились три бульдозера с ревущими двигателями. Рядом работали четверо мужчин с отбойными молотками. Шум стоял оглушительный.
Отбойные молотки понадобились, чтобы сделать подкоп под столбы ворот и чугунной ограды. Саввас Папакоста действительно строил на века. Рабочим пришлось бурить землю на глубину не менее трех футов.
Время от времени они отходили в сторону, чтобы рычащие и громыхающие бульдозеры могли убрать землю и обломки.
Чуть поодаль стояла группа солдат. Их было не меньше дюжины. Когда ворота поддались и часть ограды упала, образовался достаточный проход, и бульдозеры ринулись во двор. Одобрительно завопив и зааплодировав, солдаты бросились следом. Хусейн смотрел, как один из бульдозеров начал крушить металлическую решетку, защищавшую входную дверь. Раскрошив стекло, он въехал внутрь здания. Солдаты радовались, как дикари, глядя на разгром. Некоторые начали палить из винтовок в воздух.
Он догадался, что их целью было хранилище. Без сомнения, турок-киприот, которого он увидел среди солдат, дал им наводку. Но что-то подсказывало Хусейну, что тот вряд ли дождется вознаграждения.
Какое-то время Хусейн стоял и смотрел. То, что будет происходить после, его мало интересовало. Он знал: сейфы нельзя вскрыть, даже имея ключи. Поскольку забрать револьвер было невозможно, надо было приниматься за поиски провизии.
Хусейн поспешно свернул на боковую улицу, поскольку достаточно насмотрелся. И хотя зверская жестокость была направлена на бетон и стекло, выглядела она безобразно, и он испугался.
Первый магазин, куда он зашел, был полностью обчищен. Осталось только несколько кусков мыла и соль. Во втором он обшарил каждую полку – безуспешно. Лишь на одной, в самой глубине, завалялись две банки анчоусов. Немудрено, что они остались незамеченными. Он сунул банки в карман. В следующем магазине обнаружил несколько банок нута и небольшой мешок, чтобы их унести. Хусейн увидел, что все сухие продукты – рис, бобы, мука и сахар – съедены. На их месте остался мышиный помет. «Восход» воистину был раем.
Хусейн заглянул еще в три или четыре магазина. Везде было одно и то же: кучи помета, обрывки бумаги и картона, оставшиеся от упаковок печенья и сахара. За два часа поисков ему удалось добыть только три банки томатной пасты и две банки сгущенного молока. Усталый и разочарованный, Хусейн вернулся на улицу Эльпиды.
Перешагнув через порог, он понял, что дома никого нет. Хусейн зажал нос пальцами – вонь стояла невыносимая. Он заглядывал в дом уже после того, как его разграбили солдаты, но спустя несколько месяцев все выглядело еще хуже.
