Конечно, не все башни после отливки получались некачественные, но даже если единицы! Ведь эта броня защищала сыновей, братьев и отцов тех, кто ее делал. «Башни должны быть надежными, и точка!» – постановили на заводе. Над решением этой задачи бились сотни людей, от ведущих конструкторов до простых рабочих.
Тем временем комсомольская организация Уралмаша распространила листовки с призывом: «Товарищи изобретатели и рационализаторы, стахановцы и служащие! Вносите ваши изобретения и рационализаторские усовершенствования в фонд обороны страны...»
Иван Петрович Литвинов прочел листовку и положил в инструментальный ящик одну из этих листовок.
Никогда еще в истории завода техническая мысль рабочих масс не была столь активной, как в первые военные годы. Технологические новации, предлагаемые уралмашевцами, пронизывали все производственные процессы, все более и более ускоряя выпуск военной продукции. Одним из замечательнейших достижений завода стало внедрение уже в 1942 г. скоростной автоматической сварки корпусов танков по методу академика Е. О. Патона. Ведущие американские военные фирмы пришли к этому спустя годы. А закаливание заготовок для танковых траков методом «бутерброда»! А рекордные съемы стали с квадратного метра пода печи, так и не перекрытые никем. Но об этом всем не расскажешь, ибо примеров технического, конструкторского творчества уралмашевцев, примеров величайшей рабочей организованности, трудового героизма были сотни, тысячи. Шла война, и завод тоже воевал. И по-своему держал оборону фронтовых рубежей. И наносил врагу удар за ударом. Недаром на знамени Уралмаша прикреплены боевые ордена.
Но вернемся к литью башен. Литвинов думал о них не переставая, изъяны при литье в земляные формы не давали ему покоя. Он поделился своими мыслями с Николаем Бурлаковым, тоже мастером модельного цеха, комсомольцем, и они стали думать о башнях вместе.
16 ноября 1941 года комсомольцы Иван Литвинов и Николай Бурлаков принесли в заводской комитет ВЛКСМ рационализаторское предложение, зарегистрированное под номером 1254. Суть его заключалась в том, чтобы отливать башни танков не в земляные формы, а в металлические, в кокиль, как называют это специалисты, с готовым амбразурным окном.
Кокильное литье само по себе было не новым и даже древним способом литья. Еще скифы в четырехместный металлический кокиль отливали наконечники стрел. Но чтобы отливать многотонную, громоздкую башню танка в кокиль – было смелым решением. Поэтому вокруг предложения Литвинова и Бурлакова начались горячие споры. Многие усомнились – получится ли? Да и за точность расчетов нельзя было поручиться, ведь делал их не инженер, а мастер, у которого за плечами только техникум. Но дело даже не в этом. Ведь и не всякий инженер может правильно сконструировать и рассчитать кокиль. Для этого, как выражаются инженеры, нужно быть кокильщиком. У этого мастера было уже два десятка принятых и внедренных рацпредложений. Да и время то было горячее, каждый день на счету. Надо было идти на технический риск. Решили попробовать, так как кокильное литье само по себе сулило большие выгоды и преимущества. Во-первых, их можно было использовать и тем самым избежать такой трудоемкой операции, как формовка. Во-вторых, при кокильном литье сокращается расход металла, в них отливка затвердевает быстрее, получается точнее, уменьшаются припуски на обработку, потребность в формовочных материалах. Отливки в кокиль характеризуются как более высокими механическими свойствами металла и лучшим качеством поверхности, так и большей точностью размеров, по сравнению с отливками в разовых песчано-глинистых формах.
Однако кокиль башни сулил быть громоздким и трудоемким сооружением, довольно высокой стоимости. Кроме того, при изготовлении кокиля необходимо было обеспечить свободное удаление отливки вместе с литниковой системой из формы, выход газов и устранить пригорание и приваривание отливки к кокилю, для чего поверхность полости кокиля нужно было покрывать огнеупорной облицовкой и краской.
Поэтому Литвинов и Бурлаков советовались с ведущими инженерами, литейщиками. Модель кокиля делали комсомольцы Василий Щербаков, Александр Тетляков, Александр Юрков. Литвинов и Бурлаков от них ни на шаг не отходили, едва возникала заминка – брались за инструмент. Дома в те дни Литвинов практически не бывал.
Первые две отливки в металлический кокиль башни Литвинов пометил знаком «ОП» – опытная партия. И попросил соседа Николая Пермякова, собиравшегося на полигон, их не жалеть.
Вернувшись с испытаний, Пермяков разыскал Литвинова, оттащил от контрольной плиты, обнял. «То, что надо, Ваня. Стоят ваши башни, как заколдованные».
Уже потом будет подсчитана годовая экономия от внедрения рацпредложения двух мастеров. Она составит два миллиона рублей. Потом выйдут листовки с их портретами, потом в лабораториях точно определят, насколько упрочилась структура металла, отлитого в кокиль, обнаружат дополнительный слой плотности, который приобретает отливка. Все это будет потом. Но никогда Литвинов не будет счастлив так, как в тот день, когда с испытаний вернулся и разыскал его в цехе Николай Пермяков. Остается добавить, что все причитающиеся вознаграждения за внедрение рацпредложения номер 1254, а оно было немалым, Литвинов и Бурлаков перечислили в фонд обороны страны.
Рацпредложение Литвинова и Бурлакова распространили и на другие танковые заводы. В кокиль стали отливать и башню танка Т-34.
Еще до войны инженерами В. С. Ниценко и В. Б. Бусловым и другими была решена проблема отливки башен. Это означало поистине титанический процесс в танкостроении и в литейном деле.
На Урале этот метод был усовершенствован и внедрен. Создатели кокильного литья башен удостоились Государственной премии.
Литые башни отлично показали себя во фронтовых условиях.
Так как кокиль использовался многократно, исключая потребность в трудоемкой песчаной форме, то уже на 10 – 15 заливках расходы на его изготовление полностью окупались.
У стен Ленинграда
К десятым числам сентября линия фронта вплотную приближалась к Ленинграду. Создалась реальная опасность выхода противника на окраины города вслед за отступавшими советскими войсками.
Подтянув дальнобойную артиллерию, противник 4 сентября произвел первые выстрелы по городу из 240-миллиметровых орудий. Этот день явился началом долгих и тяжелых испытаний для ленинградцев. Огонь велся одиночными выстрелами со стороны Тосно. Снаряды попали в заводы «Большевик», «Салолин» и 5-ю ГЭС.
8 сентября в 18 часов 55 минут авиация противника произвела ожесточенный налет на город, сбросив 6327 зажигательных бомб, а в 22 часа 35 минут тяжелые бомбардировщики неприятеля сбросили 48 фугасных бомб массой до 250 – 500 килограмм.
10 сентября в Ленинград прилетел новый командующий Ленинградским фронтом генерал Жуков. Когда он доложил в Ставку по прямому проводу: «В командование вступил», Сталин попросил к телефону Жданова и предложил эвакуировать Кировский завод на Урал, считая, что немцы не дадут работать. Учитывая конкретную обстановку в Ленинграде, Жданов и находившийся в его кабинете директор ЛКЗ Зальцман просили Сталина временно не трогать ЛКЗ и взяли на себя обязательство в ближайшие дни выпускать по 10 танков в день и восстановить производство полковых пушек в необходимом количестве. Предложение Жданова и Зальцмана было принято, и они слово сдержали.
«Удивительно мужественно», по словам Жукова, дрались войска и ленинградцы, оборонявшие ближние подступы к городу. Прославленный Кировский завод не только продолжал давать продукцию – тяжелые танки КВ и полковые пушки,– но и посылал на фронт бойцов. У порога родного города под огнем противника ополченцы превращались в опытных солдат. Впереди, как всегда, были коммунисты.
Трофейный немецкий документ, отнюдь не предназначавшийся для посторонних глаз, показывает как мужество наших людей, так и возможность боевой техники, создававшейся в те дни кировцами.
«Русский танк КВ-1 сумел достичь единственной дороги в тылу немецкой ударной группы и блокировал ее на несколько дней. Появившиеся первыми, ничего не подозревавшие грузовики с припасами были немедленно сожжены танком. Практически не было средств, чтобы справиться с чудовищем. Танк нельзя обойти, вокруг топкая местность. Нельзя подвезти боеприпасы, тяжелораненые умирали, их нельзя было вывезти. Попытка ликвидировать танк огнем 50-миллиметровой противотанковой батареи с расстояния 500 метров привела к тяжелым потерям в расчетах и орудиях. Танк не имел повреждений, несмотря на то, что, как выяснилось, получил 14 прямых попаданий. От них остались лишь вмятины на броне. Когда подвезли 88-миллиметровое орудие на расстояние 700 метров, танк спокойно выждал, пока оно будет поставлено на позицию, и уничтожил его. Попытки саперов подорвать танк оказались безуспешными. Заряды были недостаточными для громадных гусениц. Сначала группа солдат и гражданских лиц снабжали танк снарядами и припасами по ночам, затем все подходы к нему были перекрыты. Однако и это не заставило танкистов покинуть свою позицию. Наконец, он стал жертвой хитрости. 50 немецких танков симулировали атаку со всех сторон, чтобы отвлечь внимание. Под прикрытием ее удалось выдвинуть и замаскировать 88-миллиметровое орудие с тыла танка. Из 12 прямых попаданий 3 прошли броню и уничтожили танк».
