— Но вы же не хотите, папа, чтобы я ехала домой до того, как устану?
— Конечно нет, милая, только ты устанешь очень скоро. Народу будет много, и все будут разом говорить. Шум тебя утомит.
— Но позвольте, сударь мой, — воскликнул мистер Уэстон, — ежели Эмма уедет рано, то распадется вся компания.
— Что за важность, — возразил мистер Вудхаус. — Чем раньше распадается любая компания, тем лучше.
— Да, но вы и о том подумайте, каково это будет выглядеть в глазах Коулов! Если Эмма сразу после чая уедет, они могут расценить это как обиду. Люди они незлобивые и без особых притязаний, но и они понимают, что, если гость торопится уйти, это сомнительный комплимент хозяину, и ладно бы какой другой гость, а то сама мисс Вудхаус! Не захотите же вы, сэр, — я в том уверен — расстроить и унизить Коулов, безобидных, добрейших людей, и притом — ваших соседей вот уже десять лет!
— Конечно нет, мистер Уэстон, ни в коем случае. Весьма вам обязан за то, что вы мне указали на это. Меньше всего мне бы хотелось их огорчить. Я знаю, какие это достойные люди. Перри утверждает, что мистер Коул даже пива в рот не берет. По виду никогда не скажешь, но он страдает разлитием желчи — он очень этому подвержен, мистер Коул. Нет, я ни в коем случае не хочу причинить им огорченье. Эмма, душа моя, мы об этом не подумали. Ты согласишься, что лучше тебе пересилить себя и чуточку там задержаться, чем допустить, чтобы мистер и миссис Коул обиделись. Потерпи, если устанешь. Рядом будут друзья, так что ничего страшного не приключится.
— Ну разумеется, папенька. Я нимало за себя не тревожусь и не задумалась бы пробыть там столько же, сколько миссис Уэстон, если бы не вы. Единственное, что пугает меня, — это как бы вы не стали меня дожидаться. Покуда здесь будет миссис Годдард, я за вас покойна — она, вы знаете, вполне разделяет вашу страсть к пикету. Но боюсь, когда она уедет домой, вы, вместо того чтобы в обычное время лечь спать, будете сидеть в одиночестве, поджидая меня, — мысль об этом испортит мне всякое Удовольствие. Вы должны обещать мне, что не будете меня ждать.
Он обещал на том условии, что и она, со своей стороны, кое-что пообещает ему, а именно: что ежели озябнет по дороге домой, то непременно хорошенько согреется; если проголодается — возьмет что-нибудь поесть; что ее горничная не ляжет спать, покуда ее не дождется, а Сэрли с дворецким присмотрят за тем, чтобы все в доме оставалось, как обычно, в полной сохранности.
Глава 8
Приехал назад Фрэнк Черчилл — но задержался ли из-за него обед в отчем доме, осталось для Хартфилда тайной, ибо миссис Уэстон, желая представить его мистеру Вудхаусу в самом выгодном свете, не проговаривалась о его прегрешениях, когда их возможно было скрыть.
Он приехал и в самом деле подстриженный, очень добродушно над собою же подсмеиваясь, но как будто ничуть не пристыженный тем, что выкинул подобную штуку. Ему не было причины печалиться о длинных волосах, за которыми можно спрятать смущение, или причины горевать о потраченных деньгах, когда он и без них был в превосходном настроении. Так же весело и смело, как прежде, глядели его глаза, и Эмма, повидав его, предавалась потом наедине с собою вот каким рассуждениям нравоучительного свойства: «Не знаю, хорошо ли это, но глупость уже не выглядит глупо, когда ее без стыда, на виду у всех, совершает неглупый человек. Злоба всегда есть зло, но не всякая дурь заключает в себе дурное, а смотря по тому, от кого она исходит…
Нет, мистер Найтли, неправда, что он пуст и ничтожен. Когда бы так, он бы это проделал по-другому. Он бы тогда либо кичился своим подвигом, либо стыдился его. Он бы выказывал бахвальство завзятого хлыща или же увертливость души, слишком слабой, чтобы постоять за себя в своем тщеславии… Нет, не пустой он человек и не ничтожный, я уверена».
Подошел вторник, неся с собою заманчивую перспективу увидеть его опять, и не на столь короткое время, как до сих пор; посмотреть, как он ведет себя в обществе и заключить из этого, что означает его поведение с нею; строить догадки о том, скоро ли ей настанет минута сбросить с себя холодность; воображать, каковы должны быть впечатления тех, кто впервые видит их вместе.
Она предвкушала этот вечер с удовольствием, хоть он и должен был состояться у Коулов, — памятуя также и то, что еще в те дни, когда мистер Элтон был у нее в фаворе, из всех его недостатков ее более всего смущало пристрастие к обедам у мистера Коула.
Все устроено было так, чтобы отец ее не скучал: не одна миссис Годдард смогла составить ему компанию, но и миссис Бейтс, и последней приятной ее обязанностью перед тем, как покинуть дом, было засвидетельствовать им свое почтение, когда они сидели втроем после обеда и, покамест мистер Вудхаус любовался ее платьем, предложить обеим дамам по большому куску сладкого пирога с полным бокалом вина, дабы вознаградить их по мере сил за вынужденное воздержание, на которое, очень может статься, их обрекла за обедом забота хозяина дома об их здоровье… Она предусмотрительно заказала обильный обед, но только не чувствовала уверенности в том, что гостьям дали им насладиться.
К дверям мистера Коула она подъехала следом за другим экипажем и с удовольствием узнала в нем карету мистера Найтли, ибо мистер Найтли, не держа лошадей, имея мало свободных денег, но много энергии, а также крепкое здоровье и независимый характер, был слишком, по мнению Эммы, склонен передвигаться по земле как придется и реже пользовался своею каретой, чем подобало владельцу Донуэллского аббатства. Сейчас у нее была возможность высказать ему по горячим следам свое одобрение, так как он задержался, чтобы высадить ее.
— Вот теперь вы приехали как полагается, — сказала она, — как и пристало джентльмену… Очень рада видеть это.
Он поблагодарил ее, заметив:
— Какая удача, что мы приехали с вами минута в минуту! А не то встретились бы только в гостиной и вы бы не распознали, пожалуй, что я нынче более обычного джентльмен. Сомнительно, чтобы по внешнему виду и манерам вы различили бы, каким я способом сюда добрался…
— Нет, различила бы, уверяю вас. Когда человек добирается до места заведомо неподобающим для себя способом, в нем всегда заметна некая натянутость — либо суматошливость. О себе вы, верно, думаете, что у вас это сходит великолепно, но на самом деле вас выдает своего рода рисовка, нарочитая пренебрежительность — я в таких случаях замечаю это немедленно. Теперь же вам пыжиться незачем. Незачем опасаться, как бы не заподозрили, что вам стыдно. Тянуться, стараясь быть выше всех. Теперь для меня войти в дом вместе с вами — одно удовольствие.
— Выдумщица! — проворчал он, но вовсе не сердито.