В следующую минуту Дориан изваял последние монеты в четыре узких пика и нечто похожее на чашу. Он сделал перерыв и сосредоточился. Солон ощущал дыхание чар, пролетавших мимо и тонувших в металле. Спустя две минуты Дориан остановился и что-то зашептал черному дубу.
— С ней будут усталые души, — сказал пророк. — Чтобы служить Хали, они отказались почти от всего человеческого. Однако не они представляют опасность. Сама Хали. Солон, не думаю, что ты сможешь ее победить. Уводи отсюда людей туда, где их смерть может принести пользу. Но… если она прорвется в Сенарию, то сыновья Гэрота Урсуула сделают двух ферали. Король-бог бросит их на войска Сопротивления. Вот что я видел.
— Ты ведь не сделал это по-настоящему? Не уничтожил свой дар? — догадался Солон.
— Если я тебя, мой друг, больше не увижу, да пребудет с тобой господь, — сказал Дориан.
Он вплавил золотые пики в наручники и встал за дубом на колени. Затем с неестественной легкостью вонзил пики в дерево. Руки поднял высоко, широким обхватом. Колени преклонил, явно собираясь вымолить свой путь через тяжкие испытания, и Солон почувствовал укол зависти. На сей раз не к силе Дориана, его происхождению или цельной натуре, простой и незаметной. Он завидовал уверенности Дориана. Мир пророка был предельно ясным. Хали для него — не богиня и не плод воображения халидорцев, не просто древний монстр, который обманом заставил поклоняться ему людей Халидора Она — ангел, которого изгнали из рая.
В мире Дориана всему свое место. Существует определенная иерархия. Одно другому соответствует. Даже человек с огромными способностями Дориана может быть скромным, потому что знает: другие люди намного лучше, пусть он никогда их и не встречал. Дориан мог бесстрашно назвать зло — злом, мог без ненависти утверждать, что кто-то сделал зло или служил ему. Солон таких людей не знал. Кроме, разве что, графа Дрейка. Где он сейчас? Погиб в битве за Сенарию?
— К чему все это? — спросил Солон, поднимая то, что было золотой чашей.
Теперь она напоминала нечто среднее между шлемом и маской. Как раз по голове Дориана; закроет полностью. В носу остались две маленькие дырочки для дыхания. Солон перевернул маску. На него смотрел точный слепок лица пророка; из глаз текли золотые слезы.
— Это убережет меня от того, чтобы видеть Хали, слышать ее и кричать в ответ. Удержит на месте. Поможет не поддаться последнему соблазну — вере в то, что я достаточно силен, чтобы с ней бороться. Надеюсь, удержит и от применения вира. Вот только я не могу связать себя магией. Ты нужен, чтобы сделать это. После того как Хали пройдет мимо, я смогу ускользнуть — когда встанет солнце и вновь наполнит мой талант. Так что обо мне не беспокойся. Если тебе понадобится золото, оно останется здесь.
— Ты уходишь. И неважно от чего.
Дориан улыбнулся.
— Только не спрашивай куда.
— Удачи, — сказал Солон.
Комок в горле напомнил ему, как хорошо не быть снова одиноким. Даже ссоры с Фейром и Дорианом куда лучше, чем мир без друзей.
— Ты был мне братом, Солон. Верю, что мы встретимся опять, прежде чем все закончится, — сказал Дориан. — А теперь поторопись.
Солон примерил золотой шлем к голове Дориана и закрепил его магией, самой сильной, на которую был способен, почти опустошив запас. Все. Теперь до рассвета больше никакой магии. Неутешительная мысль. Спустившись вниз со скалистого выступа, он мог поклясться, что видел, как открытые руки Дориана обрастают корой.
С дороги Дориан был незаметен.
— Прощай, брат.
Солон повернулся и зашагал к стене.
Теперь остается убедить Лероса Вэсса, что Солон не обезумел и не несет полный бред.
35
Король-бог восседал на троне из огнеупорного стекла, который приказал высечь из скалы в Утробе. Режущая глаз чернота служила ему напоминанием, одновременно возбуждала и успокаивала.
Перед ним стоял сын. Его первый настоящий сын, а не просто семя чресл. Король-бог разносил семя широко и далеко. Он никогда не считал сорняки, пустившие корни, своими сыновьями. Так, ублюдки. Гэрот о них не думал. Интересовали его только те мальчики, которые станут вюрдмайстерами. Однако далеко не всякий мог выдержать такую тренировку. Лишь единицы из числа тех, кто родился с задатками магов, выживали, чтобы стать его этелингами — сыновьями, достойными трона. Каждому из них давался уурдтан, последнее жестокое испытание, чтобы доказать свою ценность. Пройти его пока удалось только Мобуру. И только Мобуру он признает сыном. Но тем не менее еще не наследником.
Говоря по правде, Мобуру его огорчал. Гэрот помнил мать мальчика. Что-то вроде принцессы острова, плененной в дни перед тем, как империя Сета разбила флот короля-бога. Он увлекся принцессой и, пока бесконечная процессия других женщин, высшего и низшего сословий, желавших того или нет, проходила через его опочивальню, пытался завоевать ее сердце по-настоящему. Она была такой же необузданной и пылкой, как он — расчетливым и холодным. Очаровательная, экзотичная. Гэрот испробовал все, кроме магии. С юношеской уверенностью он считал, что перед ним не устоит ни одна женщина.
Спустя год она по-прежнему его надменно презирала. Ни во что не ставила. Как-то ночью он потерял терпение и изнасиловал ее. После чего собирался задушить, но, как ни странно, устыдился. Позднее Неф сказал ему, что принцесса беременна. Гэрот выкинул ребенка из головы, пока Неф не доложил, что мальчик прошел все испытания и готов к уурдтану. Гэрот дал Мобуру уурдтан, не сомневаясь, что посылает юношу на верную смерть. Однако тот выполнил задачу так же легко, как все другие, поставленные перед ним Гэротом.
Самым скверным было то, что наследник, претендующий на трон Халидора, ни на йоту не выглядел халидорцем. У него были глаза матери, ее грудной голос и — ладешская кожа.
Горько и обидно. Ну почему не смог Дориан? Гэрот возлагал на него такие надежды. Дориан нравился ему. Он прошел уурдтан, а затем предал Гэрота. Куда меньше король-бог надеялся на того, кто называл себя Ротом. Но тот хотя бы был похож на халидорца.
Мобуру носил регалии командира алитэрской кавалерии: красная парча, расшитая золотом, и знак в виде головы дракона. Юноша умный и смышленый, исключительно самоуверенный. Несмотря на ладешскую кожу, почти красавец (неохотно признавал Гэрот), с репутацией одного из лучших наездников. Безжалостный. Конечно. Он держался, как и должен держаться сын короля-бога. Покорность в облике так же естественна, как и повседневная одежда.
Гэрота это раздражало, но, кроме себя, винить было некого. Он строил жизни своих отпрысков так, что те, кто выживал, получались всегда точь-в-точь как Мобуру. Проблема состояла в том, что король-бог замышлял испытания, чтобы получить несколько кандидатов. В таком случае их внимание сосредоточилось бы друг на друге. Брат начал бы плести интриги против брата — что вполне устраивало отца. Однако теперь, когда Дориан его покинул, Рот мертв, а другие и близко не способны на уурдтан, остался один Мобуру. Скоро амбиции юноши обратят его взор на самого короля-бога. Если уже не обратили.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
