А это произойдет, и скоро…
Всего лишь мысль…
Он должен сейчас, сию минуту овладеть ситуацией. Ее батистовая рубашка задралась до колен и при этом запуталась между их ногами. Лиф расстегивался только на несколько пуговиц, обнажая груди. Резким рывком, не прерывая поцелуя, не прерывая бесстыдного танца их языков, он располосовал батист надвое и продолжал рвать, рвать, до самого подола. Потом она тряхнула руками, и половинки распались и были тут же забыты.
Он сжал ее талию, с наслаждением ощущая под ладонями обнаженную кожу, проник языком в рот еще глубже и стал ласкать ее груди, вздрагивая при каждом прикосновении к упругим холмикам. И стал их мять. Без всякой нежности, но с почти грубой настойчивостью. С той же жадной потребностью, с которой она цеплялась за него.
Наконец, она откинула голову, и ее великолепные волосы рассыпались живой вуалью по спине, по плечам, лаская ее, как ласкал он. И она что-то бормотала и извивалась под его руками. Требуя большего.
Он приподнялся на локте и дал ей все, что она пожелала. Прижался губами к впадинке чуть ниже уха, спустился ниже, по ее изящной шее, по изгибу груди, полной и набухшей в его руке, к закаменевшему соску, который перекатывал между пальцами.
Он взял его в рот, и она охнула. Он стал сосать, и она застонала.
Пенни услышала собственный голос и смутно удивилась, что он сумел заставить ее до такой степени отдаться на его волю. Удивиться она смогла; думать сил не было. Ощущения пронизывали ее, переполняли тело, каждая частица ее существа жаждала завершения, и душа купалась в тепле счастья.
Она оседлала его, сжимая коленями ребра, наклонившись вперед. Он продолжал сосать ее грудь, посылая молнии по венам, молнии, которые сжимались внизу в огненный клубок.
Его руки гладили ее. Жесткие и требовательные. Ласкающие, предъявляющие права, исследующие, открывающие все новые чудеса. Оставляющие на своем пути огненные полосы.
И она вспомнила… вспомнила расплавленную пустоту, открывшуюся в ней еще до того, как его рука легла между ее широко разведенных бедер и коснулась набухшей плоти. Закрыв глаза, она вцепилась в его плечи и отдалась желанию.
Его рот был горячим, влажным и настойчивым, и в ее груди заплясало пламя, которое не мог охладить врывавшийся в окна ветерок. Пламя было живым и билось в ее венах в странном ритме, убыстрявшемся с каждым биением сердца, распространявшемся под кожей и жадно требовавшем большего. От нее. От него.
Она едва могла дышать, но… но все чувства сохранились. И она чувствовала. Каждое прикосновение, каждый удар желания, каждую ласку.
Губами и языком он терзал пульсирующую вершинку одной груди. Второй завладела рука, сминая, пощипывая, перебирая. Другая рука лежала между бедрами. Длинные пальцы зарылись в глубину лона, проникая все глубже, прижимая сильнее.
И этого оказалось недостаточно: она со всхлипом откинула голову и в несвязной мольбе вонзила ногти в его спину.
Он приподнялся под ней, перевернул и, продолжая теребить крошечный бугорок, завладел ее губами в отчаянном поцелуе, укравшем ее дыхание, обострившем желание, убедившем в том, что он с ней. Что он хочет ее. Что она ему нужна. Так же сильно, как он – ей.
С ним она никогда не будет одна в своем желании. Никогда не останется беззащитной. Общее безумие владело ими, безумие, которое они должны погасить вдвоем.
Он вжал ее в матрац, длинное сильное тело нависло над ней. Она ожидала, что он раздвинет ей бедра коленом и войдет в нее, и уже заранее напряглась в предчувствии полузабытой боли.
Но он прервал поцелуй, и Пенни поняла, что у него другие планы.
Его губы прошлись по ее шее, скользнули ниже, чтобы снова терзать ее груди. Утолить терзавшую ее жажду, унять разбушевавшееся сердце…
Она выгнулась под ним, почему – не знала сама, по-прежнему отчаянно цепляясь руками за его плечи, зарываясь пальцами в волосы, когда он оставил ее груди и двинулся ниже. Прижимая жаркие, влажные губы к ее ребрам, талии, животу… Схватил ее колено. Отвел в сторону.
Свечи все еще горели. Задыхаясь, втягивая в себя воздух, тяжело дыша, она вынудила себя поднять веки, чтобы всмотреться в жесткие линии его лица, горящие откровенным желанием.
Он спустился так низко, что его плечи оказались между ее бедрами. Пенни ждала, ждала, пока он поднимется выше, но…
Он нагнул голову и прижался губами к пульсирующей плоти. И стал посасывать.
Ее пробила молния. Сердце на миг остановилось.
Потом она ощутила прикосновение его языка и едва не умерла.
– Чарлз!
Она дернулась, но он легко удержал ее. Она попробовала тянуть его за волосы, но ничего не получалось. Она никак не могла сдвинуть его с места, не могла удержать… оставалось только уйти под воду вместе с ним.
Его губы продолжали сладостную пытку, и волны ощущений смели ее оборону, захватив в плен, утащили в бешено вертящийся смерч, откуда уже не было возврата.
Яростное желание нарастало, сжималось в тугую спираль, поднималось все выше. И все же он не прекращал ласк, настойчивых, почти безжалостных. Его губы прижимались к ней, язык обводил изюминку набухшей плоти, медленно-медленно проник внутрь.
И она рассыпалась.
Он говорил, будто это все равно что коснуться небес. Для нее это скорее было прикосновение к солнцу. Вспышка ослепила ее, обожгла сердце, легкие, нервы на какое-то благословенное мгновение, прежде чем взорваться, посылая ослепительные лучи по ее телу.
Оставив ее в мире с собой.
Но лишив покоя Чарлза.
Она слепо потянулась к нему, и он пришел к ней. Широко разведя ее бедра, он открыл ее и вошел.
Она сжала его плечи в безрассудном предвкушении боли и попыталась было напрячься, но обмякшие мышцы не позволяли.
Он не стал проникать дальше. Просто придавил ее всем телом. Она ощутила, как его руки приглаживают ее волосы, ласкают лицо.
– Не в этот раз, mon ange.
И он отвлек ее поцелуем, одновременно мощно вонзившись в бархатистое лоно. Не так жестко и быстро, как она ожидала, но медленно, настойчиво и неотвратимо. Растягивал ее, наполняя, и не собирался останавливаться. Да она и не хотела, чтобы он остановился, потому что была его добровольной пленницей. Его. И высочайшего наслаждения ощущать его, жесткого, несгибаемого, тяжелого, чужого и все же невероятно своего. Он продолжал медленно входить в нее, хотя мышцы на шее вздулись, когда он боролся с демонами, с которыми она столкнулась много лет назад.
Она чувствовала, как поддается ее тело, и была ослепительно счастлива этим шелковистым, гладким скольжением. И ощутила, как он наполнил ее до конца. Сделал своей.
Чарлз тихо охнул, замер, почувствовал, как она очень слабо, нерешительно сдавила его, и едва не потерял жалкие остатки самообладания. Ее лоно было невыносимо жарким и тугим, как у монашки, и он сумел его растянуть и погрузиться до основания.
