Басни
Сокол и голубка
Голубку сокол драл в когтях.«Попалась! ну, теперь оставь свои затеи!Плутовка! знаю вас! ругательницы, змеи!Ваш род соколью вечный враг!Есть боги-мстители!» – «Ах, я б того желала!» —Голубка, чуть дыша, измятая стенала,«Как! как! отступница! не веровать богам!Не верить силе провиденья!Хотел тебя пустить; не стоишь; вижу сам.Умри! безбожным нет прощенья!».
Мартышки и лев
Мартышки тешились лаптой;Вот как: одна из них, сидя на пне, держалаВ коленях голову другой;Та, лапки на спину, зажмурясь, узнавала,Кто бил. – Хлоп-хлоп! «Потап, проворней! Кто?» – «Мирошка!» —«Соврал!» – И все, как бесы, врозь!Прыжки; кувырканье вперед, и взад, и вкось;Крик, хохот, писк! Одна мяукает, как кошка,Другая, ноги вверх, повисла на суку;А третья ну скакать сорокой по песку!Такого поискать веселья!Вдруг из лесу на шум выходит лев,Ученый, смирный принц, брат внучатный царев:Ботанизировал по роще от безделья.Мартышкам мат;Ни пикнут, струсили, дрожат!«Здесь праздник! – лев сказал. – Что ж тихо? Забавляйтесь!Играйте, детушки, не опасайтесь!Я добр! Хотите ли, и сам в игру войду»! —«Ах! милостивый князь, какое снисхожденье!Как вашей светлости быть с нами наряду!С мартышками играть! ваш сан! наш долг! почтенье!..» —«Пустое! что за долг! я так хочу! смелей!Не все ли мы равны! Вы б сами то ж сказали,Когда бы так, как я, философов читали!Я, детушки, не чван! Вы знатности моейНе трусьте! Ну, начнем!» Мартышки верть глазамиИ, веря (как и все) приветника словам,Опять играть; гвоздят друг друга по рукам.Брат царский хлоп! и вдруг под царскими когтямиИз лапки брызжет кровь ключом!Мартышка – ой! – и прочь, тряся хвостом,Кто бил, не думав, отгадала;Однако промолчала.Хохочет князь; другие, рот скривя,Туда ж за барином смеются,Хотя от смеха слезы льются;И задом, задом, в лес! Бегут и про себяБормочут: не играй с большими господами!Добрейшие из них – с когтями!
Сурки и крот
Свои нам недостатки знатьИ в недостатках признаваться —Как небо и земля: скорей от бед страдать,Чем бед виною называться!В пример вам расскажу не басенку, а быль.Чудна, но справедлива;Я очевидец сам такого диваИ, право, не хочу пускать в глаза вам пыль.Однажды на лужок, лишь только солнце село,Проказники суркиСошлись играть в езду, в гулючки, в уголкиИ в жмурки. – Да, и в жмурки! Это делоТак верно, как я здесь, и вот как: осокойТому, кому ловить, завязывались глазки,Концы ж повязкиПод морду в узелок; а там – бреди слепой!Слепой бредет! другие же беситься,Кувыркаться, скакать кругом;Тот под нос шиш ему, тот в зад его пинком;Тот на ухо свистит, а тот пред ним вертится,Коверкаясь, как бес!Бедняжка, лапки вверх, хвать-хвать, не тут-то было!И где поймать таких увертливых повес!Ловить бы до утра! но счастье пособило.Возню услышав под землей,Из норки вылез крот, монах слепой;Туда ж играть с сурками!Растешился, катит и прямо бряк в силки.СуркиСошлись и говорят: «Он слеп, а мы с глазами!Не лучше ли его…» «И, братцы, что за срам! —Ворчит, надувшись, крот. – Игра игрою!Я пойман! Мне ловить, с повязкой, как и вам».«Пожалуй! Но с твоей, приятель, слепотоюНе будет ли нам грех давить тебя узлом?»«О, это уж обидно!Как будто и играть невместно мне с сурком!Стяни, сударь! еще! еще стяни! мне видно!»
Истина и басня
Однажды Истина нагая,Оставя кладезь свой, на белый вышла свет.Бог с ней! не пригожа, как смерть худая,Лицом угрюмая, с сутулиной от лет.Стук-стук у всех ворот: «Пустите, ради бога!Я Истина, больна, устала, чуть хожу!Морозно, ветрено; иззябла и дрожу!»«Нет места, матушка! счастливая дорога!» —Везде ей был ответ.Что делать? на бок лечь, пусть снегом занесет!Присела на сугроб, стучит зубами.Вдруг Басня, в золоте, облитая парчой,А правду молвить – мишурой,Обнизанная жемчугами,Вся в камнях дорогих,Блистающих, как жар, хотя фальшивых,На санках золотых,На тройке рысаков красивыхКатит, и прямо к ней. «Зачем ты здесь, сестра?Одна, в такой мороз! прогулкам не пора!»«Ты видишь, зябну! люди глухи!Никто мне не дает приюта ни на час.Я всем страшна! мы жалкий люд, старухи:Как будто от чумы все бегают от нас!»«А ты ведь мне большая,Не хвастаясь сказать! ну, то ли дело я?Весь мир моя семья!И кто ж виной? зачем таскаешься нагая?Тебе ль не знать, мой друг, что маску любит свет?Изволь-ка выслушать мой сестринский совет:Нам должно быть дружней и жить не так, какпрежде,Жить вместе; а тебе в моей ходить одежде.С тобой – и для меня отворит дверь мудрец,Со мною – и тебя не выгонит глупец;А глупым нынче род – и род весьма обильный!»Тут Истина, умильныйНа Басню обративши взор,К ней в сани прыг… Летят и следу нет! – С тех порВезде сестрицы неразлучно:И Басня не глупа, и с Истиной не скучно.
Смерть
Однажды Смерть послала в ад указ,Чтоб весь подземный двор, не более как в час,На выбор собрался в сенате,А заседанью быть в аудиенц-палате.Ее величеству был нужен фаворит,Обычнее – министр. Давно уж ей казалось, —Как и история то ясно говорит, —Что адских жителей в приходе уменьшалось.Идут пред страшный трон владычицы своей —Горячка бледная со впалыми щеками,Подагра, чуть тащась на паре костылей,И жадная Война с кровавыми глазами.За ловкость сих бояр поруки мир и ад,И Смерть их приняла с уклонкой уваженья!За ними, опустив смиренно-постный взгляд,Под мышкою таща бичи опустошенья,Является Чума;Грех молвить, чтоб и в ней достоинств не сыскалось:Запас порядочный ума!Собранье всколебалось.«Ну! – шепчут. – Быть министром ей!» —Но сценка новая: полсотни лекарейПопарно, в шаг идут и, став пред Смертью рядом,Поклон ей! «Здравствовать царице много лет!»Чтоб лучше видеть, Смерть хватилась за лорнет.Анатомирует хирургов строгим взглядом.В сомненье ад! как вдруг пороков шумный входОтвлек монархини вниманье.«Как рада! – говорит. – Теперь я без хлопот!»И выбрала невоздержанье.
Сон могольца
Однажды доброму могольцу снился сон,Уж подлинно чудесный:Вдруг видит, будто он,Какой-то силой неизвестной,В обитель вознесен всевышнего царяИ там – подумайте – находит визиря.Потом открылася пред ним и пропасть ада.Кого ж – прошу сказать – узнал он в адской мгле?Дервиша… Да, дервиш, служитель Орозмада,В котле,В клокочущей смолеНа ужин дьяволам варился.Моголец в страхе пробудился;Скорей бежать за колдуном;Поклоны в пояс; бьет челом:«Отец мой, изъясни чудесное виденье». —«Твой сон есть божий глас, – колдун ему в ответ. —Визирь в раю за то, что в области сует,Средь пышного двора, любил уединенье.Дервишу ж поделом; не будь он суесвят;Не ползай перед тем, кто силен и богат;Не суйся к визирям ходить на поклоненье».
Когда б, не бывши колдуном,И я прибавить мог к словам его два слова,Тогда смиренно вас молил бы об одном:Друзья, любите сень родительского крова;Где ж счастье, как не здесь, на лоне тишины,С забвением сует, с беспечностью свободы?О блага чистые, о сладкий дар Природы!Где вы, мои поля? Где вы, любовь весны?Страна, где я расцвел в тени уединенья,Где сладость тайная во грудь мою лилась,О рощи, о друзья, когда увижу вас?Когда, покинув свет, опять без принужденьяВкушать мне вашу сень, ваш сумрак и покой?О! кто мне возвратит родимые долины?Когда, когда и Феб и дщери МнемозиныПридут под тихий кров беседовать со мной?При них мои часы весельем окрыленны;Тогда постигну ход таинственных небесИ выспренних светил стези неоткровенны.Когда ж не мой удел познанье сих чудес,Пусть буду напоен лесов очарованьем;Пускай пленяюся источников журчаньем,Пусть буду воспевать их блеск и тихий ток!Нить жизни для меня совьется не из злата;Мой низок будет кров, постеля не богата;Но меньше ль бедных сон и сладок и глубок?И меньше ль он души невинной услажденье?Ему преобращу мою пустыню в храм;Придет ли час отбыть к неведомым брегам —Мой век был тихий день, а смерть успокоенье.
Похороны львицы
В лесу скончалась львица.Тотчас ко всем зверям повестка. Двор и знатьСтеклись последний долг покойнице отдать.Усопшая царицаЛежала посреди пещеры на одре,Покрытом кожею звериной;В углу, на алтареЖгли ладан, и Потап с смиренной образиной —Потап-мартышка, ваш знакомец, – в нос гнуся,С запинкой, заунывным тоном,Молитвы бормотал. Все звери, приносяЦарице скорби дань, к одру с земным поклономПо очереди шли, и каждый в лапу чмок,Потом поклон царю, который, над женоюКак каменный сидя и дав свободный токСлезам, кивал лишь молча головоюНа все поклонников приветствия в ответ.Потом и вынос. Царь выл голосом, каталсяОт горя по земле, а двор за ним воследРевел, и так ревел, что гулом возмущалсяВесь дикий и обширный лес;Еще ж свидетели с божбой нас уверяли,Что суслик-камергер без чувств упал от слезИ что лисицу с час мартышки оттирали!Я двор зову страной, где чудный род людей:Печальны, веселы, приветливы, суровы;По виду пламенны, как лед в душе своей;Всегда на все готовы;Что царь, то и они; народ – хамелеон,Монарха обезьяны;Ты скажешь, что во всех единый дух вселен;Не люди, сущие органы:Завел – поют, забыл завесть – молчат.Итак, за гробом все и воют и мычат.Не плачет лишь олень. Причина? Львица съелаЖену его и дочь. Он смерть ее считалОтмщением небес. Короче, он молчал.Тотчас к царю лиса-лестюха подлетелаИ шепчет, что олень, бессовестная тварь,Смеялся под рукою.Вам скажет Соломон, каков во гневе царь!А как был царь и лев, он гривою густоюЗатряс, хвостом забил,«Смеяться, – возопил, —Тебе, червяк? Тебе! над их стенаньем!Когтей не посрамлю преступника терзаньем;К волкам его! к волкам!Да вмиг расторгнется ругатель по частям,Да казнь его смирит в обителях ПлутонаЦарицы оскорбленной тень!» Олень,Который не читал пророка Соломона,Царю в ответ: «Не сетуй, государь,Часы стенаний миновались!Да жертву радости положим на алтарь!Когда в печальный ход все звери собиралисьИ я за ними вслед бежал,Царица пред меня в сиянье вдруг предстала;Хоть был я ослеплен, но вмиг ее узнал.– Олень! – святая мне сказала, —Не плачь, я в области боговБеседую в кругу зверей преображенных!Утешь со мною разлученных!Скажи царю, что там венец ему готов! —И скрылась». – «Чудо! откровенье!» —Воскликнул хором двор.А царь, осклабя взор,Сказал: «Оленю в награжденьеДаем два луга, чин и лань!»Не правда ли, что лесть всегда приятна дань?
Марьина роща
