евреям, кто – полукровкам, кто – соседям, кто еще кому, но лишь бы определиться хоть как-то, лишь бы почувствовать почву под ногами, уверенность в том, что зло имеет приметы и облик, по которым его можно сразу опознать и обезопаситься от него. А главное – не признаваться в том, что порой зло – это ты сам.
Постепенно даже до охранников Садов Мечты начало доходить, насколько все плохо. Самая малая провинность теперь приводила к исчезновению парня, без каких-либо предварительных наказаний и внушений. Бездну следовало кормить, а корма становилось все меньше, и в ход шло всё. И все. Клык и Ветер, неразлучная парочка, часто с тревогой обсуждали происходящее, и в конце концов, пришли к однозначному выводу: пора валить. Ветер утверждал, что один из их бывших приятелей, кватронец Волкодав, уже сбежал, и даже обустроился в какой-то брошенной башне, подле сожженного ими же поселка Гремячий.
– А ты откудова знаешь? – Усомнился Клык.
– Да уж знаю. Встретил его как-то, тот в Найнпорт приходил, за припасами. В нашем тряпье. Я ему пообещал не говорить никому, а он и сказал, что в Гремячем обосновался, в какой-то башне, предложил к нему смотать. Я сказал, что подумаю. И он того, спрашивал, нельзя ли с собой как-нибудь девку какую прихватить. Из наших. Деревенские, мол, стремные.
– Ага. А еще, – ухмыльнулся Клык, – всю казну нашего папы Хэ. Че мелочиться-то?..
– Да ладно ты. Жаль, что ту, ну, помнишь, с пузом, мы Вепрю отдали, да? Забрали бы ее.
– Ты уже того, все решил?
– А ты хочешь остаться?
– Не-а. – Подумав, энергично помотал головой Клык. – Не хочу. Ну его нахрен, Хэ нашего, жадный стал, дурной, как пьяная собака. Но это, Гремячее – оно ж близко?
– Зато там видно все, если дежурного ставить, и удрать есть куда. Не к эльфам же валить, они, говорят, нашего брата того, не пускают к себе. А люди нас сам знаешь, как любят.
– да уж. – Криво усмехнулся Клык, размышляя. А что? Можно. Теперь, когда в Садах Мечты, да и вообще на Красной Скале, полный бардак и хаос, это очень даже реально. Доктор, тот вообще стал какой-то чокнутый, глушит опиумную настойку и знать ничего не хочет, и в Девичнике заправляет Арес, который и в Приюте почти не появляется, только жратву заносит. Клык знал, что свою девку, ту самую Паскуду, Арес прячет наверху, в маленькой комнатке, где обычно держали либо выздоравливающих, либо какую-нибудь особенную девку; но молчал – пускай его держит, ему-то что? Паскуда отлично умела лечить, Клык уже пару раз и сам воспользовался ее услугами: Доктора-то не допросишься, глаза зальет опиумом, и все по хрену.
– Слушай, а может, Ареса с Паскудой возьмем? – Осенило его. – А че, она девка смачная.
– А че. – Подумав, решил Ветер. – И Арес парень ниче такой. Сколотим банду, четыре пацана – это уже сила! Будем потихоньку местных потрошить, проживем! А Паскуда, она ведь того, и вылечит, если че!
Для Ареса и Киры, как ни странно, это были самые лучшие дни их жизни. Да, еды было мало, и она была дурной и скудной. Да, было тревожно, а порою и откровенно страшно. Красную Скалу то и дело трясло, сыпалась штукатурка, стены шли трещинами, из которых сочился хорошо видный на свету темный дым с отвратительным запахом, и обитателям Садов Мечты было очень страшно, особенно ночами… Но в то же время еще две души в этом аду нашли друг друга, и не променяли бы свое странное счастье ни на что иное. Арес был не таким, как Гор/Гэбриэл, и противоречия их отношений и приказов и традиций Садов Мечты его не тревожили; он принял это без внутренней борьбы. Гор служил тому, во что верил, Арес – просто покорялся внешним обстоятельствам непреодолимой силы. Так же спокойно и внешне невозмутимо, как жил прежде, как принимал любовь и ласки Януса, которого не любил и не хотел, но терпел, Арес принял и теперешние перемены, но вот Киру он полюбил. Девушка стала ему дорога. В ней скрывалась сила, такая неожиданная и даже невероятная в хрупком теле, особенно хрупком теперь, когда ей постоянно приходилось голодать! И Арес эту силу уважал. Он приносил Кире еду, которую добывал для нее всеми правдами и неправдами, но девушка неизменно делила ее с другими девушками, угасающими в Девичнике не смотря даже на то, что Хозяин, скрепя сердце и страшно этим недовольный, велел все-таки их поберечь. Теперь они могли лежать все время после ухода гостей, если на них не остановился ничей выбор, их почти не истязал Доктор, погруженный в опиумный дурман, но сил и желания жить у них не осталось совсем. От предыдущего Привоза остались только две девушки-полукровки, от Привоза Марии – только Саманта, кудрявая Марта и Клэр. Маленькая девочка, такая хрупкая и ранимая с виду, оказалась крепче других, но выживала ценой полнейшей апатии, в которую погрузилась с головой. Она не реагировала ни на что, кроме вбитых с такой жестокостью команд, даже на ласку и заботу Киры. Та так о ней беспокоилась! Понимая, что так для девочки лучше, так она не страдает, Кира в то же время беспокоилась о том, что и кратковременные радости вроде заботы, каких-то скудных вкусностей, ее ласка – все это проходило мимо Клэр, которая оставалась безучастной ко всему вообще. И в то же время Кира так была счастлива, что ей было даже стыдно. Арес не только заботился о ней и относился неизменно ласково, он так же спокойно и невозмутимо принял ее миссию и помогал ей, чем мог. К девушкам Арес никогда не относился с требуемой жестокостью, просто хорошо исполнял то, что от него хотели. В душе он считал, что избивать их вовсе не обязательно, есть и другие способы. А еще ему до сих пор было стыдно за то, как он повел себя с Марией, отдав ее Доктору. Конечно, он понимал, что у него другого выхода тогда не было, и вернись все обратно, он снова сделал бы то, что сделал, но стыд остался… И этот стыд теперь побуждал его хоть как-то искупать свою вину, тем более, что теперь это стало реально и практически безопасно. Доктор слегка вроде как повредился в уме, и даже если иногда он и заставал Ареса и Киру врасплох, Арес научился с этим справляться: дашь ему по башке хорошенько, оттащишь в его комнаты, и тот, очнувшись, уже ничего не помнит.
Но даже такой
