– А она бы не бросила?
– Не знаю. Я думал и сейчас думаю, что сестра – прагматичный человек, на такой поступок не способна. Слишком дорого ей достались слава и то положение, которое она занимает. И ребенка она любит больше жизни.
– А Перцев чего?
– Ответил в том духе, что женщины способны еще и не на такие безрассудства. Словом, я сделал много набросков, на мой взгляд неплохих. Но Игорю Перцеву мои картинки не понравились. Он меня мурыжил целую неделю, заставлял придумывать новые наброски. И браковал их. В конце концов, я сделал хорошую картинку: корабль под алыми парусами. Идея старая, но что нового можно тут придумать? Сердце, проколотое стрелой? Неожиданно этот кораблик Игорю понравился. Я дал ему адрес тату салона в Москве, где можно сделать качественную наколочку. Перцев оставил деньги и навсегда пропал из моей жизни. Больше к его телефону никто не подходил.
– Этот Перцев коммерсант?
– Наверное, – пожал плечами Петрушин. – Крутой прикинутый мужик. В жизни таких людей нет ничего невозможного.
– А как же муж Узюмовой?
– Он вернулся в конце весны. – Петрушин подобрал с земли гладкий камушек и стал перебрасывать его из ладони в ладонь. – Я съехал за день до его возвращения. Пару дней отирался в городе, а потом сорвался и поехал на лиманы. Погода установилась отличная. От тех денег, что отслюнявил Перцев, осталось совсем немного, но хватит, чтобы прожить до осени. Ведь мне много не надо. Решил, что в сентябре доберусь до Москвы, свяжусь с сестрой и как-нибудь устроюсь. Не бросит же она меня на улице с голоду подыхать. Ну, по большому счету так и вышло. Сентябрь. И я еду в Москву в компании с адвокатом, которого нашла моя сестра. Вот ведь как бывает. Странно все это.
– Тебя что-то не устраивает? – спросил Радченко.
– Ну, как подумаю, что надо идти сдаваться ментам, пусть даже с адвокатом. Тошно становится. Как пить дать, определят в СИЗО. И начнется мотня. Допросы, допросы. А ты сиди и доказывай, что не верблюд. У меня другая мысль есть. Если Ольга не станет жадничать. Короче, в Москве можно достать паспорт на чужое имя. Я бы скрылся с глаз долой, начал новую жизнь. Перебрался бы на Украину или еще куда. Мир большой. Через пару лет об этой истории никто не вспомнит. И обо мне тоже.
– Ну, насчет документов это не ко мне, – покачал головой Радченко. – Я не фармазонщик. А как быть: доказывать, что ты не верблюд, или дальше прятаться, – решай сам.
– Посоветуй.
– Я бы поборолся за свое имя и за свою жизнь. Существовать по чужим документам, надеяться на сестру. А если вся эта история вылезет наружу? Подумай, пока есть время. Кстати, нам пора, скоро Москву дадут.
Радченко поднялся на ноги, перебросил через плечо куртку и направился к почте.
Дома никто не брал трубку, у родителей почему-то тоже никого. Ладно, предки могли уехать на дачу. А куда делась жена? В это время она всегда дома. Опустив трубку, Радченко вышел из кабинки, в задумчивости остановился у стойки и попросил оператора соединить его с юридической фирмой «Саморуков и компаньоны». Он подождал, пока женщина записала несколько цифр, снова вошел в кабинку. Подождал еще пару минут, пока не услышал два длинных гудка и голос Юрия Семеновича Полозова:
– Это я, – выдохнул Радченко. – Жив и здоров.
– Господи, Дима! – Сейчас Полозов наверняка поднялся из-за стола: в минуты душевного волнения хозяину фирмы никогда не сиделось. – Дима… Я думал, то есть мы думали… Черт. Вчера целый вечер решали, что делать, где тебя искать.
– Сам нашелся. – Радченко приоткрыл дверь ногой, потому что в кабинке стояла нестерпимая духота. – Но весь фокус не в том, что я жив. Фокус в том, что рядом со мной Олег Петрушин. Он тоже жив и здоров. И готов отправляться со мной в обратную дорогу.
– Я всегда верил в тебя. – Полозову, кажется, не хватило дыхания. – Черт побери, Дима. Вот это сюрприз. Это все меняет. Где ты?
Радченко рассказал, что нелегкая занесла их в Крымск. Они остались без денег, без документов. Находятся в здании почты по такому-то адресу и не знают, куда направить стопы. Полозов не дослушал:
– В тех краях у меня есть свой человек, некий Усенко Виталий Наумович. – Полозов продиктовал адрес. – Раньше работал в Новороссийске, в прошлом году вышел на пенсию и переехал поближе к сыну. Сейчас Усенко у нас числится нештатным юристом. Короче, отправляйтесь к нему. Старик знает всех больших людей в этом чертовом городе. Он поможет с деньгами и билетами. Сделает все, что нужно. Сейчас позвоню, и все будет тип-топ.
– Сначала позвоните. Может, его и дома нет.
Радченко наблюдал, как старушка, только что составлявшая телеграмму, расплатилась и вышла из дверей, потом вернулась, о чем-то спросила оператора и наконец убралась. Хлопнула дверь, бабушка исчезла. На стуле перед письменным столом елозил Петрушин, других посетителей не было. Он нервничал, перебрасывая из ладони в ладонь камешек, часто промахивался. Подбирал камень с пола и снова подбрасывал его правой рукой и ловил левой.
– Мой человек на месте, – прокричал в трубку Полозов. – Мы хотели Усенко подключать к поискам тебя, пропавшего без вести. Он ждет звонка. Он на стреме. Кстати, ты нашел дневник, который вел Петрушин?
– Нет. Он говорит, что тетрадки у него нет. А подробности я не уточнял. Но я нашел самого Петрушина. Разве этого мало?
– Все нормально, Димыч. Про тетрадку я так спросил, просто вспомнилось. Ты не переживай, выкини из головы все проблемы и привези Петрушина в Москву. А дальше моя забота.
– Последний вопрос. Куда делась Дунаева? Брат хочет поговорить с сестрой, а я не знаю, где ее искать.
– С Рублевки она съехала. Временно. – Полозов продиктовал номер мобильника: – Записал? Ах, да. У тебя же почти абсолютная память. Жму руку, Димыч. Ты молоток. Просто не ожидал. Кстати, из головы вон. Черт, вечно забываю самое важное: у тебя сын родился. Вес три килограмма с копейками.
– Что-то? Плохо слышно.
Ошарашенный известием, Радченко хлопал ресницами. Казалось, по голове ударили пыльным валенком. А в тот валенок для веса положили пару кирпичей. Радченко машинально отметил, что Петрушин по-прежнему сидит на том же месте, перебрасывая камешек из руки в руку. Сквозь пыльную витрину были видны залитый солнцем узкий переулок, кирпичный дом с мансардой на другой стороне и участок, отгороженный глухим забором. Вот рядом с домом остановились «Жигули». Из машины вышли два незнакомых парня.
Только подъезжая к месту, Безмен увидел, что лавочка перед почтой пуста. Но сквозь витрину он увидел человека в тельнике, сидевшего у стола. Человек сгорбился и уперся локтями в колени. Безмен молча кивнул своему спутнику и первым вышел из машины. В правой руке он зажал пистолет, сверху прикрыл оружие кепкой, что снял с водителя грузовика. Косому, одетому в поношенную майку и грязные джинсы, негде было спрятать ствол. Поэтому он просто сунул пистолет под ремень. Безмен перешел дорогу, остановился, ожидая, когда приятель нагонит его, чтобы войти вместе.
– Мальчик родился? – тупо переспросил Радченко, хотя уже давно знал, что родится именно мальчик. – Три с копейками – это сколько?
– Сам его взвесишь и узнаешь. Ну и везет тебе. Черт побери, мне так никогда не перепадало. Все одно к одному. Сейчас составим бумагу, выпишу тебе премию. Чтобы купил сыну подгузники. Я сам детей никогда не нянчил, но специалисты говорят, что в младенчестве они обильно мочатся. Готовься к бытовым неудобствам.
– А почему так рано? – оборвал Радченко. – Жена должна родить через две недели.
– Это ты у меня спрашиваешь? – Полозов хохотнул. – Сделал ребенка, а вопросы ко мне? Ты в провинции совсем прокис, парень. Я всегда говорил, что на периферии талантливые люди быстро угасают и засыхают. Ничего, в Москве наверстаешь упущенное. И опять расцветешь.
Радченко увидел, как дверь приоткрылась и хлопнула. В помещение зашли те парни, что подъехали на «Жигулях». Петрушин, сидевший спиной к двери, повернул голову на звук. Безмен бросил на пол кепку, прикрывавшую пистолет. Хлопок выстрела. Петрушин замер. И стал медленно сползать со стула, камешек выпал из его раскрытой ладони. Безмен сделал шаг к своей жертве, словно боялся промахнуться, дважды нажал на спусковой крючок. Женщина-оператор, сидевшая по другую сторону стойки, поднялась на ноги, вскрикнула и бросилась к двери, ведущей в подсобное помещение. Чтобы повернуть ключ, торчавший из замочной скважины, не хватило секунды. Косых выстрелил ей в спину. Женщина коротко вскрикнула и опустилась на колени.
Радченко успел подумать, что он выиграл несколько драгоценных секунд. Убийцы вошли с улицы, залитой солнечным светом, в полутемное помещение почты. Глаза не привыкли к полумраку. Они увидели лишь Петрушина и почтальона за стойкой. А контур человеческой фигуры сквозь полированное стекло будки почти незаметен. Левой рукой Радченко опустил трубку на рычаг, правой вытащил пистолет из внутреннего кармана брезентовой куртки.
