Голос Павличенко, сперва тихий, затем торжествующе-звенящий, летел над притихшей многотысячной толпой. Микрофоны усиливали его, и эхо отдавалось в самых дальних аллеях. Конечно, жители США до выступления переводчика не понимали слов, но улавливали интонацию. В чеканных фразах присутствовало неподдельное чувство, и на него откликались их сердца. Это оказалось ей под силу — передать людям эмоции, подчинить их хотя бы на несколько минут своей власти. Она никогда не думала, что прекрасная, но разбомбленная румынами и немцами Одесса, горящий, но непобедимый Севастополь дадут ей толику той своей невероятной мощи. Теперь она ощущала это и гордилась доверием Родины.
В Нью-Йорке комсомольско-молодежная делегация провела два дня.
Был официальный обед у генерального консула СССР Виктора Алексеевича Федюшина. Был вечерний прием в Союзе меховщиков США, где младшему лейтенанту вручили подарок — шубу из шкур енота длиной в пол, а Красавченко и Пчелинцеву — роскошные куртки из бобра. Меховщики устроили знатное застолье, на нем присутствовали многие представители деловых кругов, чиновники из городской администрации, деятели культуры и искусства.
Именно тогда Людмиле представили этого человека — Уильяма Патрика Джонсона, владельца металлургической кампании, миллионера. Ничего необычного в нем она не нашла. Довольно высокого роста, среднего телосложения, приятной наружности джентльмен лет тридцати пяти, как все на том приеме, слегка коснулся губами ее руки и сказал несколько слов, достаточно банальных, про ее внешность и яркое выступление на митинге в Центральном парке, где он, оказывается, присутствовал. Необычно прозвучало лишь его настойчивое приглашение посетить принадлежавшую ему усадьбу в пригороде Нью-Йорка, где находится коллекция живописи русских художников-авангардистов начала XX столетия. Об авангардистах Людмила имела смутное представление. Она хорошо знала только художников-передвижников и очень любила произведения баталиста Василия Васильевича Верещагина.
К сожалению, поездка в какую-либо усадьбу при их напряженном графике выступлений — совершенно невозможная вещь. Так она по-английски с милой улыбкой и ответила господину Джонсону, подумав, что никогда больше не увидит его. Но не тут-то было.
Окрыленные оглушительным успехом митинга в Нью-Йорке, организаторы из «International Student service», посольство Советского Союза и администрация президента США запланировали еще одну агитационную поездку — 10 сентября 1942 года в крупный приморский город Балтимору, на побережье Атлантического океана. Из Вашингтона туда вело превосходное шоссе с многорядным движением. На посольской машине путешественники отправились утром и прибыли в середине дня. Их встретили в пригороде и с полицейским эскортом, то есть под завывание сирен, с рядами мотоциклистов, одетых в белые шлемы и черные куртки, повезли в мэрию. Люди стояли вдоль дороги, приветливо махали руками и что-то кричали вдогонку.
Снова митинг на городской площади, снова выступление Людмилы, снова рев толпы, транспаранты на русском и английском: «Да здравствует Красная Армия!», «Привет борцам с фашизмом!», «Мы — за открытие второго фронта!» — затем торжественный прием в мэрии с участием именитых граждан Балтиморы. И вот Уильям Патрик Джонсон, правда, в другом костюме, сером в полоску, подходит к младшему лейтенанту и говорит, что очень рад ее видеть снова, что в Балтиморе живет его двоюродная сестра, которая владеет здесь крупнейшим универмагом, что в универмаге есть замечательный отдел готового платья и не хочет ли госпожа Павличенко посетить его, ибо туда недавно доставили новинки моды из Лондона. В конце его речи к ним приближается дама, увешанная бриллиантами, и это, естественно, — кузина Джонсона. Она улыбается русскому снайперу, сообщает, что наряды для ее фигуры — самые интересные и красивые — и предлагает поехать на примерку немедленно.
То, что американцы — люди непосредственные, мало стесняющие себя условностями этикета — русские уже поняли. В этом даже было нечто привлекательное, располагающее к общению. Теперь же требовалось дать отпор, однако — мягкий. Людмила в задумчивости посмотрела на обоих родственников, владеющих немалой недвижимостью.
— Я люблю хорошую одежду, — сказала она.
— Вот и отлично! — воскликнул Джонсон с надеждой.
— Но я офицер, и у меня есть приказ.
— Приказ? Чей приказ? — изумилась владелица универмага.
— Товарища Сталина. Если бы у вас был приказ президента Рузвельта, то что бы вы делали? Выполняли его или нет?
Вопрос поставил в тупик двух свободных предпринимателей. Вероятно, американское правительство им никогда не отдавало приказов, а действовало методами сугубо экономического принуждения. Пока они собирались с мыслями, Людмила, подхватив под руку Николая Красавченко, который почему-то очутился возле нее — такая уж у него имелась особенность: в нужный момент быть рядом, — ушла в другой конец зала…
На следующий день наша делегация из Балтиморы вернулась в Вашингтон, где в советском посольстве их ждала новость: получено приглашение от президента и его супруги провести неделю в родовом поместье Рузвельтов «Гайд-парк», находящемся в 80 километрах от Нью-Йорка на реке Гудзон. Кроме русских, приглашение получили и другие участники Всемирной студенческой ассамблеи: англичане Ричард Майлс и Дэйв Скотт, голландец Иоганн Вальтер, китаянка Юн Ванг. Ехать следовало поездом, первая леди собиралась встречать гостей на вокзале.
За день обойти все поместье Рузвельтов не представлялось возможным. Парк с прямыми аллеями, клумбами, газонами, беседками незаметно переходил в густой лес, занимавший не менее трех квадратных километров. Недалеко от центральной усадьбы с каменным двухэтажным домом лежало большое озеро. Один его берег зарос камышом и имел вид дикий, другой — вполне ухоженный. Там высилась купальня. В чистую прозрачную воду уходили деревянные некрашеные мостки. Возле них покачивались на легкой волне привязанные к балкам лодки.
Людмилу, вышедшую на прогулку после завтрака, заинтересовала странная узкая посудина, точно обшитая кожей, с маленьким сиденьем в центре и короткими веслами в уключинах. Когда-то на родине, в Белой Церкви, они с сестрой любили кататься по реке Рось на плоскодонке, называемой «казачий дубок». Недолго думая, Люда прыгнула в американскую лодку-«индианку», оттолкнулась от мостков и налегла на весла. Лодка, как птица, полетала вперед, но сидела при этом совсем неглубоко. Резкий поворот корпуса — и Павличенко очутилась в холодной воде потому, что «индианка» перевернулась.
Попытка выловить фетровую шляпку успехом не увенчалась. Она довольно быстро утонула. Вернуть лодку в прежнее положение снайпер Люда тоже не смогла. Руки скользили по ее влажным крутым бортам. Оставалось плыть к берегу, таща ее за собой. А там находились свидетели этого происшествия: Ричард Майлс и Дэйв Скотт.
Благородные английские джентльмены топтались на месте, не зная что предпринять. То ли спасать девушку и лодку, но для этого надо раздеться и войти в озеро. То ли звать на помощь прислугу, но для того надо бежать к центральной усадьбе, хотя и недалеко. Взволнованные, они продолжали стоять у кромки воды и громко обсуждать ситуацию. Вскоре им представилось необычное зрелище: офицер Красной Армии, выходящая из воды в мокрой одежде, эффектно облегающей ее спортивное, тренированное тело.
Увидев их вытянувшиеся физиономии, Людмила начала смеяться.
Действительно, смешно совершать такие глупости в чужой стране. Отправиться на другой берег озера на незнакомом плавсредстве. Барахтаться в воде, ныряя за шляпкой. Выйти на берег на глазах у двух молодых идиотов, которые таращатся на тебя, будто внезапно узрели пришествие марсиан.
Продолжая смеяться, Павличенко двинулась к своему гостевому домику, расположенному достаточно далеко от озера, за двухэтажным зданием. Мокрый воротник вязаной кофты прилипал к шее. Подол полушерстяного платья стал тяжелым и мешал шагать. В туфлях противно хлюпала вода. Но не раздеваться же прямо здесь! Да и холодно без одежды. Сентябрьский ветер — резкий и вовсе не теплый, температура воздуха не превышает плюс 16 градусов.
— Льюдмила! — вдруг услышала она встревоженный голос первой леди, открывающей окно на первом этаже хозяйского дома. — Что случилось?
— Плавание в озере без купальника.
— Но погода сейчас не для купаний. Вам нужно срочно переодеться. Идите сюда…
Госпожа Рузвельт встретила гостью в вестибюле и проводила к своему кабинету и спальне, соединяющейся с ванной комнатой и туалетом. По дороге младший лейтенант, все еще улыбаясь, шутливо рассказывала ей о коварном поведении лодки, о фетровых шляпках, тонущих, словно свинец, о сынах Альбиона, что боятся воды и, наверное, никогда не видели женщин, как говорится, «неглиже».
