– Я даже не знаю, как сказать “да”.
Их руки нашли друг друга, переплелись. Зах сжал пальцы Тревора, поднес их к губам, поцеловал разбитые костяшки. Его мягкий бархатистый язык скользнул по большому пальцу Тревора. Тревор почувствовал, как внутри у него разворачивается какая-то неведомая пружина, как какое-то незнакомое тепло сочится по его внутренностям будто алкоголь. Только этот алкоголь не притуплял ощущения, а, напротив, обострял их: Тревор чувствовал каждый дюйм своей кожи, каждый волосок на теле, каждую пору и клетку. И все они тянулись к Заху, жаждали его.
Потом они снова целовались. Сперва осторожно, изучая форму и текстуру губ друг друга, проверяя остроту зубов за ними. Тревор почувствовал, как руки Заха скользят вниз по его спине, проникают под эластичный пояс спортивных штанов, обхватывают его ягодицы и сжимают, движутся ниже к чувствительному соединению его ляжек и легонько поглаживают волоски. Он не мог вспомнить, когда в последний раз у него была эрекция, почти забыл, каково это. И конечно, гораздо лучше, когда она уютно примостилась в теплую выемку чьей-то тазобедренной кости.
Слишком быстро! взвыл панический голос у него в голове. И слишком опасно! Он выпьет из тебя сок, попробует на зуб твой мозг, разобьет твою душу, как яйцо!
К черту, похоже, я хочу, чтобы он все это сделал.
Эта мысль словно освободила Тревора. Он пососал язык Заха, втянул его себе глубоко в рот. Настолько привыкаешь к текстуре и массе собственного языка, что редко замечаешь, как, прижавшись к зубам, он удобно устроился в колыбели нижней челюсти. Еще один язык, казался сперва чужеродным – как пытаться проглотить небольшого скользкого зверька, юного ужа или, может, энергичную устрицу.
Их ладони странствовали по плоскостям и впадинам тел. Вот теперь ловкие пальцы Заха, дразня, теребили соски Тревора, словно подключились к незнакомым нервным окончаниям, новые ощущения волнами расходились от груди вверх по позвоночному столу-в мозг и вниз через живот, – к напряженному, почти ноющему пенису. Плевать на то, когда в последний раз у него вставало, он не мог вспомнить, чтобы оно когда-либо было так.
Вот рука Заха скользнула, чтобы лечь на мягкую материю, губы Заха, оставляя влажную дорожку, медленно спустились вниз по его подбородку, по изгибу горла во впадину ключицы и, жаркие и влажные, сомкнулись на его левом соске. Тревор почувствовал, как сердце его екнуло, а разум начал растворяться в удовольствии. Он едва не подавился слюной.
– Не надо!
Рот Заха остановился, но не отстранился. Его рука сместилась к выступу тазовой кости Тревора, легонько сжала.
– Почему?
Переводя дух, Тревор искал ответ.
– Больно, – сказал он наконец, хотя это было не совсем то, что он имел в виду.
– Ты хочешь сказать, это слишком хорошо?
Серебряные пылинки роились в воздухе над его лицом. Зрение угасало в красной филиграни. Закрыв глаза, Тревор кивнул.
– Иногда нужно просто отдаться. Но мы можем и не спешить. – Зах пожал плечами. – Я буду целовать тебя весь день, если ты этого хочешь.
Он опустил лицо к Тревору, едва касаясь, провел губами по его губам. Тревор почувствовал, как под веками у него собираются слезы – от доброты этого мальчишки.
Ты хочешь этого?думал он. Ты наконец смог вернуться в этот дом, вернуться домой. Уже две ночи подряд ты не видел своего треклятого сна. Ты на грани того, чтобы найти то, что оставлено здесь для тебя. Ты хочешь добавить в уравнение еще и это?
Но он до тошноты устал прислушиваться и к голосам, и к медленному оседанию пустых комнат. Можно было слушать и другое: дыхание Заха и биение его сердца, шорох рук Заха по слабой щетине на лице Тревора, влажный звук, что совместно производят их рты. Зах лежал наполовину на нем, обнимая его, целуя томно и успокаивающе. Невозможно стало думать ни о чем, кроме вкуса и текстуры.
Они целовались робко, потом смелее, потом со всевозрастающей жаждой. Зах снова вел губами по его шее и груди, но на сей раз Тревор уже не был напутан. Выгнув спину, он запустил руки в густые мягкие волосы Заха. Пальцы Заха добрались до пояса штанов Тревора, нашли завязки и ловко развязали узел. Пройдя по впадине живота Тревора, его губы остановились прямо над тканью. Тревору показалось, его пенис просто взорвется. Он представил себе, как с потолка капают посверкивающие капли спермы, как они гнездятся в волосах Заха, словно алмазы на иссиня-черном бархате.
Зах поднял на Тревора глаза, и внезапно его серьезное, почти испуганное лицо расплылось в широкой ослепительной улыбке.
– Так хорошо, – сказал он, – ты даже не поверишь.
Оттянув ткань, он поцеловал кончик пениса Тревора, потом взял его весь – пульсирующий и горящий – в рот. Он был прав. Вмиг кругом не стало ни дома, ни комнаты детства, ни грязного матраса под спиной Тревора. Было только это мгновение и этот мальчишка, только гладкое скольжение слюны и кончиков пальцев и языка, только окружающий его глубокий шелковистый туннель Захова горла. Это ни на что, ни на что не походило.
Он почувствовал, как по его хребту понесся поток сумасшедшей раскаленно-белой энергии, послал двойную молнию ему в яйца и в мозг, заполнил светом каждую клеточку его тела. Скальп и ладони безумно покалывало. Он почувствовал, как поры его открываются и на коже проступает пот, услышал, собственный стон и поощрительный стон Заха в ответ. Он правда хочет, чтобы я кончил ему в рот? подумал Тревор. Я смогу? – смогу я? – О БОЖЕ.
Мысли снова покинули его. Он чувствовал себя как человек, составленный из телевизионной статики, из миллиона ревущих, шипящих серебряных точек. Потом поток энергии заполнил его совершенно и вышелушил начисто. Словно на год боли покинуло его тело, когда он кончил, приливом уходя из его шаров, слезами капая из глаз, вырываясь из легких краткими резкими выдохами.
Еще несколько минут Зах оставался на месте, его рот и руки продолжали мягко трудиться. Потом он заполз наверх, опустил голову на подушку возле головы Тревора. Губы у него распухли, были выпачканы свежей кровью и молочными следами спермы. Под тонкой пленкой пота бледное лицо казалось почти опаловым.
Захватив пару пригоршней волос Тревора, Зах натянул их на лицо им обоим. Создалось впечатление, словно ты под бронзовым пологом или в рыжевато-коричневом коконе. Их лбы и кончики носов соприкоснулись. Когда они начали целоваться, Тревор почувствовал привкус собственной спермы во рту Заха – свежий, слегка горьковатый органический вкус. Такой будет вкус и у Заха? Он понял, что хочет это узнать.
Притянув Заха поближе, он перекатился на него. Ощущение тела Заха под ним кружило голову, это сложное восхитительное сочетание крови и костей, нервов и мыслей – его пленник, – с готовностью, с удовольствием. Он положил голову на грудь Заху. Молочно-белая, без единого волоска или пятнышка, кожа на грудине и ребрах Заха была натянута туго, как на барабане. Для пробы Тревор едва-едва коснулся зубами бледно-розового соска.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
