Лицо Эвридики горело оживлением.
— Да! То есть я хочу сказать, я не была настоящей художницей. Мой отец считал, что рисование не слишком подходящее занятие для юной девицы... даже если она рисует просто для себя. Но я все равно этим занималась, тайком. Я брала острую палочку и на сухой земле рисовала цветы. Или брала птичье перо, обмакивала его в краску для ткани, когда матушка занималась окраской, и на обрывках старой одежды рисовала зверей. — Эвридика хитро подмигнула Лине. — Мой отец был бы очень огорчен, если бы узнал об этом.
— Ну а мне кажется, что рисование — прекрасное занятие для дамы, и я даю тебе полное позволение рисовать, рисовать и рисовать, — сказала Лина.
— Спасибо тебе большое, Персефона! — Эвридика даже подпрыгнула на месте. — Мне хочется поскорее сказать об этом Япису. Он говорил, что считает мой рисунок очень хорошим и что может найти для меня еще бумаги и всего остального, если я захочу нарисовать что-нибудь еще.
— Вот как? — Лина чуть приподняла брови.
Радостное лицо Эвридики порозовело.
— Ну да, он так сказал... Я думала, он это просто по доброте, потому что он всегда очень добр, но ты с ним согласилась, так что теперь я думаю — наверное, он говорил правду.
— Передай Япису, что я велела непременно снабдить тебя всем необходимым. Ты теперь личная художница богини весны. — Лина царственно вскинула руку, чтобы подчеркнуть свое заявление.
Глаза Эвридики округлились от изумления. Она неожиданно бросилась к Лине и крепко обняла ее.
— Ты самая замечательная богиня в мире!
Лина рассмеялась.
— Ничего другого я и не ожидала от своей личной художницы.
— Ты должна дать мне какое-то задание. Что мне нарисовать для тебя?
— А разве тебе не нужно сначала закончить карту?
— На это уйдет совсем немного времени. А потом чего бы тебе хотелось? — пылко спросила Эвридика.
Лина подумала и улыбнулась.
— Похоже, нарциссы становятся моими любимыми цветами. Почему бы тебе не написать большую картину с нарциссами?
Эвридика просияла и низко поклонилась богине.
— Твоя художница исполнит твое пожелание, богиня весны!
Лина склонила голову, стараясь выглядеть воистину божественно и радуясь счастью Эвридики.
— Я буду терпеливо ждать, пока ты выполнишь первое поручение.
Маленькая девушка поклонилась, но тут же снова восторженно подпрыгнула.
— О! Первое поручение!
В дверь покоев Лины кто-то дважды стукнул. Эвридика, приплясывая, пошла открывать.
— Япис! — воскликнула она. — Персефона сказала, что я теперь — ее личная художница!
Лина наблюдала за даймоном. Он поздравил Эвридику, выражение его лица было теплым и искренним, а взгляд не отрывался от лица девушки. Бабушка Лины сказала бы, что он был весьма похож сейчас на мужчину, полностью и окончательно сраженного. Лина заметила, что Эвридика во время своей восторженной речи дважды коснулась руки даймона. Малышка определенно отвечала на внимание даймона... нет, поправила себя Лина, хватит думать о маленьком призраке как о ребенке. Эвридика была молодой женщиной, уже прошедшей через неудачный брак. И не надо забывать, что тело, которым сейчас обладала Лина, выглядело не намного старше.
— Богиня, могу ли я похвалить тебя за безупречный художественный вкус? — галантно произнес Япис.
Смеющаяся Эвридика стояла очень близко к нему.
— Спасибо, Япис. Думаю, мы только начинаем знакомиться с талантами Эвридики.
Япис ласково улыбнулся призрачной девушке.
— Вынужден согласиться с тобой, богиня. — Он поклонился Лине. — Гадес ожидает тебя у конюшен. И просит передать, что Орион уже теряет терпение.
Лина вздрогнула при упоминании имени темного бога.
— Ну что ж, тогда очень хорошо, что я уже готова. Я не должна заставлять ужасного жеребца ждать слишком долго.
— Я этих коней боюсь, — сказала Эвридика.
— Смотри на них просто как на очень крупных щенков, — сказала ей Лина.
Дух и даймон поспешили за ней, когда она быстро пошла по коридорам и через двор, внутренне посмеиваясь над тем, что теперь ей самой хочется подпрыгивать и танцевать от радости.
— Понравилось ли тебе вчерашнее купание, богиня? — спросил Япис.
Лина порадовалась, что даймон идет позади. Она знала, что по ее лицу нетрудно понять, насколько на самом деле понравился ей вчерашний вечер.
— Да, все было чудесно. Спасибо.
— Персефона сказала, что отлично выспалась, — добавила Эвридика.
Лина улыбнулась. Она заснула, завернувшись в плащ Гадеса, и ей снились восхитительные эротические сны.
— Я очень рад слышать это, — сказал Япис, обращаясь к Эвридике. — Особенно потому, что мой господин провел весьма беспокойную ночь. Не думаю, что Гадес вообще спал.
— Может быть, тебе стоит устроить ему такое же купание, какое я устроила для Персефоны? — предположила Эвридика.
Лина ускорила шаг, чтобы легкий ветерок, витавший над внутренним двором, немного охладил ее вспыхнувшую жаром кожу. Ей совершенно незачем представлять обнаженное тело Гадеса, которое обливают водой и натирают маслом... Лина промчалась мимо фонтана и чудесных скульптур и наконец добралась до кованых железных ворот.
— Я, пожалуй, останусь здесь, Персефона, — донесся до нее голос Эвридики. Лина обернулась. Призрачная девушка показывала на пышную куртину нарциссов. — Я могу сделать несколько набросков, пока ты катаешься верхом с Гадесом.
— А я должен позаботиться обо всем нужном для твоей художницы, — сказал Япис, не отводя глаз от Эвридики.
— Делайте что хотите. Я скоро вернусь, — сказала Лина.
Парочка помахала ей на прощание, и Лина, пройдя всего пару шагов и оглянувшись, увидела, что они стоят рядом. Девичьему смеху Эвридики вторил низкий смех даймона. Лина решила, что ей следует поговорить о них с Гадесом. Япис, похоже, был неплохим парнем — если, конечно, слово «парень» употребимо по отношению к полубожественному существу, — но каковы его намерения? Эвридика лишь начала оправляться от тяжких переживаний, не говоря уж о том, что умерла совсем недавно. Это должно было усилить ее природную ранимость. Или нет? Ну, как бы то ни было, Лина взяла на себя ответственность за Эвридику и не хотела, чтобы ей причинили боль. Япису надо объяснить, чтобы он не спешил. Эвридика требует бережного и уважительного отношения.
Оглушительное ржание заставило Лину резко остановиться, прервав ее внутренний монолог. Орион стоял перед входом в конюшню. В его тщательно расчесанную гриву были вплетены ленты лунного цвета, и точно такого же цвета нарцисс был заткнут за уздечку жеребца. При виде Лины Орион выгнул шею и фыркнул, затанцевав на месте. Рядом с ним стоял второй конь, который выглядел бы полным близнецом Ориона, если бы его угольно-черную шкуру не украшало единственное белое пятно на лбу — оно очертаниями напоминало немножко кривоватую звезду. Оба коня были почти так же прекрасны, как и темный бог, державший их поводья. Гадес выразительно выбранил своего коренного жеребца.
