координаты, написанные в самом краю экрана и выходившие за основные границы таблицы. Костя достал блокнот и на отдельной пустой странице записал эти цифры.
Помимо этой вычислительной машины, в комнате имелось множество точно таких же документов, прямо как в том же самом бункере, и среди прочей макулатуры, Костя обнаружил книгу. Ту самую книгу. С чувством радости и удивления он подбежал к ней, затем раскрыл, желая узнать изменили ли они ее содержание. Почему-то ему казалось, что они сразу же сотрут пометки Григория. К его счастью — нет, они этого не сделали. Так что волнение отступило. В этот же момент Костя закрыл книгу, пытаясь сложить всю картину истории целиком в своей голове. Все продолжало казаться затянувшимся кошмаром воспаленного сознания.
Вдруг журналист услышал грохот прямо за своей спиной. Резко обернувшись, перед ним выросла фигура в балахоне. Лицо человека было закрыто капюшоном. Костя выставил железный прут перед собой, словно какой-нибудь меч.
— Не подходи! — пригрозил он громко. — А то я ударю!
Человек в ответ что-то пробормотал, слов Костя расслышать не смог. Он двинулся прямо на Костю.
— Я сказал не подходи! — уже вскричал журналист. — Клянусь! Я это сделаю!
Но это не остановило приближающегося титана. С каждым шагом он будто бы становился все больше и больше, заполняя все пространство вокруг.
Костя решил действовать первым, пользуясь принципом: «лучшая защита — это нападение». Занеся прут за плечо, он со всей силы попытался ударить громилу, но, когда оружие полетело прямо на оппонента, вдруг прозвучал странный хлопок. Костя сначала не понял, что произошло, но затем взглянул на свою руку и побледнел — рука громилы схватила другой конец прута, зажав его мертвой хваткой прямо над своей головой. Журналист попытался выдернуть оружие, но ничего не вышло. В ответ на это, человек в балахоне резко потянул палку на себя, та выскользнул из рук Кости, словно папаша отбирает игрушку у капризного сыночка. Тогда журналист решил броситься бежать. Он уже хотел повернуть налево, как вдруг массивная рука гиганта обхватила его горло. Костя начал задыхаться. Громила держал его, словно голодный пес обглоданную кость. Журналист пытался вырваться, пытался биться и орать, но ничего не выходило. Тогда к нему пришла мысль. Из последних сил, уже теряя сознание, он засунул свою руку в сумку и нащупал там курок.
Прозвучал оглушительный выстрел. Уши Кости мгновенно заложило, а через секунду он оказался на полу. Даже через заложенные уши было слышно, как гигант взревел, шатаясь и хватаясь за бок. Вместе с этим под ногами упавшего распростерлись все его добро от телефона до самого обреза, поскольку выстрел образовал в его сумке массивную дыру, из которой все выпало. Он заставил себя встать на ноги и схватить огнестрел, ведь Косте, даже находясь на грани потери сознания, нужно было как можно быстрее взять ситуацию под свой контроль, так как неизвестно, что вытворит гигант дальше. Тем временем человек в балахоне, встал на одно колено, продолжая зажимать рану в боку. Его накидка в этом месте пропиталась кровью, образовав большое алое пятно. Костя наклонился, собрав с пола патроны, затем открыл двустволку, выбросил гильзы и вставил новые, прямо как учил его Григорий, быстро прицелившись на громилу. Когда незнакомец упал на землю, то у него спал капюшон, обнажив лицо. И потому, как только Костя снова взглянул на человека, он обомлел.
Это был Игорь. Игорь Накуплев.
— Игорь!? — У Кости образовался ком во рту. — Как ты мог?! Почему ты с ними заодно?!
Игорь на это ничего не ответил. Сначала Костя подумал, что это результат шока от полученной раны, но рассмотрев его глаза повнимательнее понял, что дело было в другом. Взгляд Накуплева был намного рассеяние, чем раньше, словно тот пребывал в трансе или во сне, прямо как София на фотографии, найденной в бункере.
— Ты меня понимаешь? — спросил Костя, подойдя ближе и пытаясь понять, что же с ним не так.
— Он приказывает, — начал Игорь странным несвойственным голосом. — Приказывает забрать тебя.
— Кто приказывает? — удивился Костя. — Евгений?
— «Он»! — прокричал Игорь. — И имя его Великий!
С этим криком, вобрав в себя последние силы, Накуплев встал на ноги и со всей своей мощи понесся на Костю. Тот не ожидал, что, будучи раненным, Игорь сможет сделать такое, еще так неудачно оказавшись слишком близко к нему. Перед глазами Кости прокрутился весь мир, пока не появилась дикая боль в спине. Игорь прижал руки журналиста к холодному полу. Костя мгновенно почувствовал боль в запястьях, пытаясь придумать дальнейшие действия. Двухстволка с грохотом отлетела в сторону, ударившись о стену, поэтому достать ее не представлялось возможным. Дале громила быстро перехватил руками шею Кости, пока руки Кости обхватили уже запястья напавшего.
— Мёртвым иль живым, — говорил Игорь словно не своим голосом. — Ты окажешься там.
Журналист бил руками то по рукам Игоря, то по его телу, но ничего не выходило, словно перед ним было вековой дуб, сжимавший горло бедняги изо всех сил с пустым выражением лица. Костя не мог дышать, чувствуя, как стремительно теряет сознание. Вдруг руки Кости нащупали какой-то предмет. Это оказалась книга. Зажав ее в руке, словно свою последнюю надежду, Костя, что есть сил, ударил Игоря в висок. Тот даже не закричал, бесшумно свалившись на пол. Журналист сделал громкий и глубокий вдох, после чего быстро отполз от душителя, уткнувшись в стену спиной, тяжело дыша. Игорь продолжал лежать не двигаясь, не издавая ни единого звука. Под ним только медленно образовывалась быстро растущая лужица крови. Игорь потерял сознание.
Пересилив себя, Костя встал на ноги и осторожно приблизился к лежащему. Глаза Игоря были закрыты, пока из его бока обильно текла кровь. Костя оглянулся, чтобы убедиться, что на их крики никто не сбежался. В этот момент он почувствовал укол сочувствия к этому человеку, ведь в этой ситуации Игорь был будто бы куклой, управляемой невидимым кукловодом. Поэтому, возможно, в содеянном он виноват не был. Когда эта мысль мелькнула у него в голове, Костя встал на колени, оторвал от балахона Игоря кусок ткани и начал перевязывать его бок. Скорее всего, он не выживет, но попытаться хотя бы стоит. Костя это прекрасно понимал, но никакую больше помощь оказать не мог. В его душе появлюсь еще больше сомнений, ведь
