– Они что, не мусульмане? – Я решил выяснить подробности.
– В том-то и дело, что называют себя мусульманами! Но салят называют намазом, вино пьют, а некоторые и свининой не брезгуют. И с неверными якшаются, собаки. И говорят не по-арабски, а на собачьем своем языке.
– Они и Минги-Тау контролируют?
– Конечно. Само название Минги-Тау – балкарское.
Я как-то и не задумывался об этом. Но информация важная. Хотя и спорная. В каком, например, виде эти дикие горцы «якшаются с неверными»? Рвутся в состав Империи? Непонятно. А если так, то в каком бою был потерян «Святой Николай»? Что здесь делала эскадра винд-шипов? Уж не местных ли защищала? Туманно все. Надо было у Жесткого сразу спросить. Профукал.
Я решил непременно выяснить, что тут происходило и на чьей стороне местный князь. Потому что, если к русским тут настроены благосклонно, это дает некоторые возможности. К сожалению, в данный момент не для меня, потому что с моей нынешней внешностью доказать свое русское происхождение у меня не получится точно.
– Давайте назад! – приказал Расул.
Колонна перегруппировалась и откатилась километра на три от Тырны-Ауза.
Надо отдать должное балкарцам – огонь они по нам открывать не стали. Хотя колонна наша на мирную не была похожа вовсе. А вот Расул меня удивил. Можно было попробовать выслать машину с парламентером к посту. Поговорили бы, обменялись намерениями. Может, и пропустили бы. Хотя ход мысли нашего предводителя отчасти был мне понятен. Совсем рядом Азау – подножие Минги-Тау. Как объяснить, зачем нам туда? Вот если бы дорога была транзитной, то дело другое. А так… Слишком подозрителен для местных интерес к Минги-Тау. Ведь там русский корабль.
И тут меня осенило. При такой неисправности на вражеской территории «Святой Николай» проще и безопаснее было бы взорвать. Но не взорвали. Значит, командование верило, что с ним ничего не случится и, когда подвернется возможность, можно будет его отремонтировать и забрать. Но возможность не подвернулась. Слишком хлопотно – надо снова эскадру гнать через обширные, занятые арабами, территории. Тогда выходит, что ответственность за сохранность эсминца наши, теоретически, могли возложить на местного князя. Подкрепив это некоторой финансовой поддержкой и установкой крепости с батареями на дороге. Не удивлюсь, если заслон оборудован и генераторами защитного вакуум-поля, вроде наших городских стен. Интересненько получается.
А раз так, то за эсминец в любом случае придется драться. И Расулу придется, и институтским. Не отдадут его без соответствующих документов. Но хуже другое. Драться-то можно по-разному. Можно с горцами драться, имея штурмовые плазмоганы, а можно оказаться с теми же плазмоганами против установленных на горных склонах орудийных батарей. Вот этого не хотелось бы. Однако такое развитие событий было более чем вероятным. Если пушки стоят у дороги, то уж место швартовки эсминца вряд ли пожадничали пристрелять.
Расул об этом, скорее всего, не думал. Неоткуда ему почерпнуть точную информацию. Раз они о «Святом Николае» не знали или слышали краем уха, то откуда узнать остальное? Договор-то между нашими и балкарцами наверняка секретнее некуда. Я вот ничего слыхом не слыхивал. И подсказать что-нибудь Расулу я не мог. Ну откуда у бывшего степного партизана такая осведомленность? Хотя… Мы ведь пытали десантника! Он мог и проколоться. Правда, может оказаться, что все мои измышления по данному поводу лишены рационального зерна. Нет никакого договора, и эсминец просто захвачен местным князем, а не принят на временную стоянку. Тогда все будет проще. Не окажется там, на склонах, никаких батарей. Но если не окажется, так для нас же лучше. Спишу на проклятого десантника, который натравил баек, чтобы ему не отрезали голову.
Расул выбрался из машины и минут пять горячо разговаривал с командиром отряда. Они спорили, махали руками, поминая то, шайтана, то Аллаха, то самых разнообразных животных. Суть разговора сводилась к тому, что командир остерегался двигаться даже в обход, а Расул обещал лишить его разнообразных частей тела, если он удумает струсить. Когда у одного кончились аргументы, а другой перечислил все части тела, я решился подать голос. Мне было позволено говорить, после чего я поделился своими соображениями. В глазах командира мелькнула такая благодарность, что было ясно – в случае чего на него в мелочах можно будет рассчитывать. Расул же, наоборот, скис немного. Чисто арабское понимание доблести и довольно развитый ум боролись в нем между собой. С одной стороны, он рвался в драку, с другой, после моих разъяснений, понимал, что положит людей, а до эсминца не доберется.
Я же знал и еще одно – Расул сообщил о корабле более важной персоне, чем он сам. Возможно, даже самому Аль Руху. Очень уж похож был посланник на правую руку арабского мага. В данном случае отступить ни с чем означало для Расула позор.
– Это меняет дело, – сказал он наконец. – Загоняйте транспортники в лес, нечего им на дороге делать. Остальные машины к обочине. Становимся лагерем.
Насчет лагеря он не шутил. В машинах оказались большие шатры, которые разбили на поляне метрах в ста от дороги. Начали разгружать провизию. Расул подозвал меня и спросил напрямую:
– Ты долго был в партизанском отряде?
Для меня это было спасательным кругом – правильно ответив на подобный вопрос, я мог потом не сильно прятать свой боевой опыт. А прятать его было трудно. Он просто выпирал из меня. И уж если на чем я и мог проколоться, то именно на несоответствии своих навыков и легенды. А так Расул сам дал мне возможность эту легенду значительно подкорректировать. И прекрасно.
– Больше десяти лет, – с удовольствием соврал я.
– Какие выполнял функции?
– Был разведчиком, вел скрытое наблюдение за объектами перед нападением штурмовой группы. Потом командовал десятком разведчиков, проводил разведку боем.
– Ого! – уважительно глянул на меня он. – А я-то считал тебя сыном дехканина.
– Я и есть сын дехканина, – с допустимой жесткостью ответил я. – Но пока по земле ходит хоть один неверный…
– Скоро в твоих силах будет навсегда решить этот вопрос, – сощурившись, напомнил Расул. – А сейчас ты можешь помочь еще кое в чем. Раз уж ты разведчик. Понимаешь, Сулейман, обстоятельства сложились довольно неожиданно для меня. Честно скажу, я не ожидал нарваться в Тырны-Аузе на столь укрепленную крепость. И напролом мы не попрем. Не в наших интересах.
– Понятно, – кивнул я.
– Есть идея оставить тут лагерь, приковав к нему внимание разведки противника, а в Азау отправить небольшую группу.
– Осмотреться?
– Нет. Подавить батареи, о которых ты говорил, если таковые имеются.
– Понятно, – я прикинул, насколько это возможно.
Шансы были неплохие, если не переть на стволы, а подойти с тыла скрытым порядком.
– Я тоже пойду с группой, – добавил Расул. – Но у меня недостаточно опыта в разведке. Зато хватает в штурмовых операциях.
На самом деле, как штурмовик, я тоже значительно лучше, чем разведчик, но говорить об этом не стоило. Мы с Расулом залезли в его глайдер, вывели на планшет карту местности и принялись обсуждать детали предстоящей операции. Конечно, подходить к назначенной точке на высоте четыре тысячи метров имело смысл только ночью. Несмотря на повышенную бдительность в это время и несмотря на позитронную оптику инфракрасного видения. Оптика оптикой, а ночь – лучшая подруга разведчика. Кроме того, ночью мы не подвергнемся жесткому ультрафиолетовому излучению солнца, весьма опасному для глаз и кожи на высотах свыше трех километров. И последний аргумент за ночную операцию – твердый наст, по которому можно передвигаться куда эффективнее, чем по рыхлому снегу глубиной больше метра. Особенно если надеть на обувь стальные кошки.
Другой аспект – каким путем выдвигаться. Оба мы сошлись на мысли, что топать пешком до Азау, а тем более совершать рекордное восхождение почти до вершины Минги-Тау, не очень умно. Куда продуктивнее будет выдвинуться какой-нибудь подходящей техникой, а потом уже добираться до места пешком и как можно более скрытно. Я предлагал высадиться на высоте около трех с половиной тысяч метров, чтобы обследовать склоны на предмет установки батарей. Расул, наоборот, предлагал высадиться выше, на седловине, потому что спускаться на таких высотах, по его мнению, проще, чем подниматься. Я в этом сомневался – усилия на то и другое примерно одинаковые, особенно заметные в условиях кислородного голодания, а вот скрытно добраться транспортом выше противника весьма проблематично. Тогда Расул принялся рассказывать мне о лыжах – специальных скользящих досках, прикрепляемых к ногам для быстрого спуска с гор. Но я ими никогда не пользовался, а потому сильно сомневался, что смогу проделать такой акробатический трюк. Если потренироваться немного, то, пожалуй, удастся, да вот только времени на тренировку не было. А любая ошибка в условиях разведки могла стоить жизни.
