Наконец, она уткнулась в дверь, толкнула ее — и оказалась в логове существа, в той самой тайной комнате, в которую она все время стремилась попасть. Обставлена она была, как тюремная камера, в углу был грязный тюфяк, а в другом — цепь, укрепленная на вмонтированном в стену металлическом кольце.
Так это существо провело здесь всю свою жизнь? Как оно только выдержало…
Понимая, что нельзя терять времени, Женя подошла к двери — и заметила, что та приоткрыта. Женя оказалась в подвале. Чувствуя, что по ноге течет что-то теплое, и с ужасом понимая, что у нее начали отходить воды, Женя упорно шла вперед. Вот, наконец, и лестница. Но ведь дверь наверняка заперта с другой стороны!
Еле поднявшись по лестнице, чувствуя, что силы покидают ее с каждой секундой, Евгения толкнула дверь — и та поддалась.
Она оказалась в кухне. Оттуда она перешла в коридор — и вдруг поняла, что в доме кто-то есть! Женя перешла в музыкальный салон, распахнула дверь на террасу — и в лицо ей ударил ветер, пропитанный влагой. Уже сгустились сумерки, начался дождь, усиливавшийся с каждой минутой.
— Женюсик! — услышала она голос — и поняла, что это Артем. Значит, они все-таки догнали ее…
Евгения бросилась бежать, но это у нее не вышло. Она скатилась с лестницы, упала на траву и упорно поползла дальше. Нет, она не отдаст им своего ребенка, не отдаст! Никогда и ни за что!
Боль рвала ее тело на части, но Женя приказывала себе идти прочь. Прямо как в когда-то тревожившем сне — сне, что стал реальным кошмаром! Но куда она попадет? На проселочную дорогу, где в такой жуткий ливень никого не встретишь?
И где ее подберут сатанисты?
В сосну около нее вдруг ударила молния, и та, затрещав и занявшись огнем, накренилась. Женя заметила впереди что-то белое. Ну конечно же, беседка!
Из последних сил она вползла в нее и прислонилась к лавочке. Вокруг неистовствовала стихия, все грохотало, сверкало, полыхало. Внезапно на пороге беседки кто-то возник.
Это была облаченная в промокшее белое одеяние Люся. Усмехнувшись, она шагнула к Жене и сказала:
— Я знала, что найду тебя тут! Другие пусть ищут в саду или в лесу, мне все равно! Потому что я приму у тебя роды, потому что я буду держать в руках ребенка хозяина! И я стану новым магистром!
Из-за спины она вытащила руку, в которой был зажат кривой кинжал.
— Чтобы не нянчиться с тобой и не подвергать себя опасности, мы все убыстрим! Сделаю тебе кесарево сечение! Прямо здесь и прямо сейчас! Такое же, какое я сделала этому тупому бизнесмену… И другим тоже!
Она занесла над Женей кинжал, и та поняла, что Люся, только что сознавшаяся в убийстве Толяна и прочих смертях, не пощадит ее. Отрубит голову, а потом извлечет из ее тела ребенка…
— Не двигаться! — раздался вдруг голос — это был голос Артема. Люся обернулась, ощерившись, ринулась на кого-то с гиканьем — и осела после выстрела на пол беседки.
Женя увидела Артема, державшего в руке ружье. Женщина в ужасе забилась, увидев, что супруг подходит к ней. Она стала разменной монетой в борьбе сатанистов за пост нового магистра! Люся проиграла, зато Артем сейчас убьет ее и…
Артем опустился перед Женей, и она заметила в его глазах слезы.
— Женюсик, ты ведь в порядке? И наш малыш тоже? Женюсик, все будет хорошо, все будет хорошо!
Ошарашенная тем, что Артем не намеревался ее убивать, Женя уставилась на входивших в беседку директрису и ее подругу.
— Женечка, врач на подходе! — закричала Убей-Волк, кидаясь к ней. — Потерпите еще немного…
…«Скорая» приехала полтора часа спустя — из-за грозы размыло дороги. К тому времени Женя разрешилась от бремени и держала в руках здорового, красивого, темноволосого мальчика.
Люся же, вроде раненая, бесследно исчезла. То ли бежала — то ли ее забрал к себе ее обожаемый хозяин…
А когда Женю на носилках несли к «Скорой», все они стали свидетелями того, как практически одновременно две молнии попали в две сосны, и те, объятые пламенем, полетели на крышу Мухиной дачи. Та немедленно занялась.
И там же, на крыше, Женя видела то самое, то ли демоническое, то ли человеческое существо, что спасло ей в подземелье жизнь — оно, прыгая и хохоча, танцевало под ливнем, пока языки пламени окончательно не поглотили его.
Эпилог
Впрочем, это могла быть и галлюцинация, но этой сюрреалистичной картинке суждено было еще долгие годы преследовать Женю в тревожных снах. Однако дурных снов Женя уже не боялась. Да и времени для сна было не так уж много: их с Артемом сынок, Евгений Артемович, был горластый, капризный и неуемный и доставил родителям много хлопот.
Поэтому в самый долгий день года Женя и Артем с большим удовольствием приняли приглашение Калерии Ильиничны приехать в Анчуткино на пикник.
Ровно год назад они уже побывали там, но за год так много изменилось! И не только потому, что они стали родителями. Но и потому, что все наконец стало на свои места. Однако первое время после рождения Евгения Артемовича было хлопотное, посему собраться, поговорить по душам и окончательно расставить все точки над «i» они смогли только в этот июньский день.
Выдался он теплый, но не душный — прелестный летний день. Пикник устроили на даче подруги Калерии Ильиничны, и снеди было огромное количество. Но все, конечно же, хотели увидеть мирно сопевшего Евгения Артемовича — после полутора месяцев непрерывного крика он стал вести себя тише.
— Прелестное дитя, прелестное! Как и родители! За них и первый тост! — заявила, поднимая бокал с апельсиновым соком, директриса. Облаченная в тонкое крепдешиновое платье, она выглядела крайне привлекательно.
— А ведь все могло обернуться иначе! — раздался бас, и все обернулись в сторону сидевшего в инвалидном кресле профессора Нехороших.
— Филя, не каркай! — сказала директриса.
— Каля, не приукрашивай! — ответил он в тон ей, и Женя улыбнулась: похоже, что два генератора идеи сблизились, и, кажется, все указывало на то, что в ближайшее время они станут если не мужем и женой, то уж точно парочкой!
— Я и не приукрашиваю! — заявила директриса. — Разве ребеночек не загляденье?
Все согласились, а приехавшие вместе с Артемом и Женей родители последней потребовали объяснений. Директриса и профессор несколько минут выясняли, кто же будет солировать, и приняли решение, что станут дополнять друг друга.
— Как и в любой детективной истории — а это именно детективная история, а не мистическая, — важнее не факты, а их комбинация, — провозгласил, поглаживая бороду, профессор Нехороших. — А они давно известны. Тогда, в конце восемнадцатого века, из Лондона прибыл молодой граф Бальзуев-Мухин, привезя оттуда не только молодую жену-чужеземку, но и дьявольскую идеологию. Именно он основал здесь, на Мухиной даче, секту сатанистов, и она была настолько мощна и успешна, что просуществовала до недавнего времени, творя бесчинства и совершая жуткие ритуалы!
— Причем, — добавила директриса, — дело не в том, что им на самом деле являлся сатана или они открыли дверь в потусторонний мир. По-моему, все это ерунда! Но адепты секты верилив это — и для них это было правдой! Правдой, ради которой они были готовы убивать! В особенности во время так называемого цикла, наступающего раз в пятьдесят лет и завершающегося рождением ребенка сатаны!
Мама Жени опасливо спросила:
— Но как же это существо в подвале… И дневник несчастной гувернантки… Она что, все придумала? Или у нее были галлюцинации?
— Любой культ зиждется на чуде, однако подоплека любого чуда всегда обыденна, — сказал профессор. — Да, существо было, оно жило в тайной комнате, которую нашли под пепелищем. Но существо было, конечно, не одно — иначе ему было бы больше двухсот лет! Ритуал заключался в том, чтобы раз в пятьдесят лет женщина по имени Евгения дарила жизнь «ребенку сатаны», и отцом был один из представителей рода Бальзуевых-Мухиных, ведь именно в их жилах, по представлениям сатанистов, и текла кровь их рогатого повелителя…
Женя посмотрела на смутившегося Артема — он ведь в самом деле смущался того, что, оказывается, был потомком графского рода, хотя и по побочной линии. Как, впрочем, и профессор Нехороших: графские сынки любили крутить романы с крепостными девками.
— Первый граф сам возвел себя в статус, приближенный к их повелителю. Неплохо, не так ли? Думаю, он верил в эту сатанинскую ерунду, как верили и вовлеченные в нее соседи. Еще бы, ведь они могли лицезреть ребенка дьявола! И это укрепляло их веру!
Директриса, давно рвавшаяся что-то сказать, заявила:
— А ребенок был! И именно такой, каким его описывает несчастная гувернантка. Точнее, это был уже тогда не ребенок, а пятидесятилетний человек.
