Прервав на лету свой картинно-возмущенный всплеск руками, доктор застыл, словно сдаваясь в плен, и, оставив игривый тон, стрельнув глазами в сторону медсестры, прошептал:
– Мы же на сегодняшний вечер договаривались… Я к тому времени все приготовлю… – и попросил громко: – Надечка, оставьте нас на минутку. Видите, товарищ стесняется…
Медсестра в досаде звякнула стеклом в раковине, стянула упруго щелкнувшие резиновые перчатки, сказала мстительно:
– Стесняться надо было там, где раньше штаны скидывали…
– На-дя-я… – укоризненно покачал головой доктор и, проводив медсестру взглядом, опять обратился к Самохину, на этот раз озабоченно, вмиг утратив свой гонор и вальяжность: – Так что случилось? Где Валерий Леонардович?
– Какой… Леонардович? – в свою очередь удивился майор.
– Валерий Леонардович Скляр, капитан, или кто он у вас там по званию.
– А-а… – догадался Самохин, перехватывая инициативу, шагнул мимо неуютной, предназначенной для посетителей табуретки, прихватил стоящий в сторонке стул с расслабляюще изогнутой спинкой, пододвинул вплотную к доктору, сел плотно, по-хозяйски водрузив локти на врачебный стол и подперев подбородок руками, пристально и проницательно, как киношные сыщики, посмотрел в глаза собеседнику: – Вот об этом сейчас вы, Николай Артурович, мне и расскажете. Что у вас за дела такие с начальником оперчасти следственного изолятора?
– А вы – кто? – растерялся доктор.
– Служба внутренних расследований, – жестко отрекомендовался майор, поднеся близко к лицу Бушмакина и тут же захлопнув, едва не защемив докторский нос, удостоверение в красной корочке. – Советую вам быть со мною откровенным. Естественно, что о нашем разговоре не должен знать никто. Разглашение для вас, сами понимаете, чревато… Итак, как вы познакомились со Скляром?
Бушмакин задумчиво потер переносицу, стянул с головы колпак, поставил его бережно, как вазу, на стол и сразу сделался меньше ростом, старше, обнажив окруженную серебристым венчиком седины лысину на темени и макушке.
– Как познакомился? – посмотрел в потолок, припоминая, доктор, потом вздохнул обреченно: – Обычно, лечился он у меня… Дело молодое, все эти связи неразборчивые… Я надеюсь, вы понимаете, что речь идет о врачебной тайне?
Самохин сосредоточенно кивнул.
– Клиентура у меня, знаете ли, обширная, – продолжил, понизив голос, Бушмакин, – разные люди попадаются. Все мы, знаете ли, не без греха. Иной раз… – доктор молитвенно поднял взор к потолку, – естественно, сюда они не приезжают. Приходится проявлять отзывчивость, понимание. Кое для кого это вопрос жизни и смерти! Однажды начальник большой, из вашей, кстати, системы, обратился. Я его в служебном кабинете осматривал, как бы на дому… Оказалось, ничего страшного, ложная тревога. Так он после этого перекрестился, достал из ящика стола пистолет, показал мне и говорит: если бы вы, доктор, у меня сифилис обнаружили – вот бы чем я себя вылечил…
– И благодарность таких пациентов не знает границ, – подсказал Самохин.
– Ну почему же, – развел руками Бушмакин, – скрывать не буду, существует определенная такса. Препараты импортные, спецобслуживание – это, конечно, недешево. Но и я не крохобор. Недавно дама приходила, она в нашем городе в длительной командировке, на курсах усовершенствования находится. Коллега по медицине, знаете ли… Ну и попала в неприятную историю. А деньги на исходе. Плачет, стала цепочку золотую с шеи снимать, возьмите, мол. Что ж я, не человек, что ли? Помог бесплатно…
– А Скляр – тоже в такую… ситуацию влип? – нетерпеливо перебил майор.
– Ну конечно… Я ж говорю – молодость. А потом, когда у меня сын… попал, по глупости… паренек он хороший, безобидный, на втором курсе юридического учится. Сам хотел… м-м-да… милиционером стать! Я, понятное дело, хлопотать кинулся. А тут и Скляр вдруг объявился. Я и знать не знал раньше, где он служит… Рассказал мне, какой ужас в следственном изоляторе творится. Пообещал, пока я тут с адвокатами кружусь, к судье подходы ищу, сыну содействие оказать, взять под защиту, чтоб не обидели там…
– Не бесплатно, конечно, – догадался Самохин, вспомнив затравленный взгляд паренька-очкарика из двухсотой камеры.
Доктор скорбно поджал губы, кивнул.
– Сколько? – напирал майор.
– Десять тысяч.
Самохин присвистнул.
– Человек я, как вы, наверное, догадываетесь, не бедный, но сразу такую сумму собрать не смог. Пять тысяч отдал неделю назад, еще пять тысяч пообещал сегодня.
– Кому деньги отдали?
– Ему… Скляру. И сегодня он должен прийти.
– Сюда?
– Не-ет… В десять вечера в баре «Есаул». В центре города, у кинотеатра «Луч», знаете?
– Знаю, – сказал Самохин, хотя в барах отродясь не бывал и никогда ими не интересовался. – Как деньги передадите? Из рук в руки?
– Да мы этот вопрос конкретно не обговаривали. Как в прошлый раз, наверное. Заверну в газету и отдам… Только предупреждаю – если вы вмешаться хотите, я вам в этих делах не помощник. Разбирайтесь как-нибудь без меня. Я жизнью сына рисковать не намерен.
– Сын ваш сейчас в безопасности, – успокоил, немного кривя душой, Самохин, – другого я вам обещать пока не могу. Главная ваша задача – сделать все, как со Скляром договорились. И естественно, ни слова о нашей встрече. От этого ваш сын только целей будет.
– Вы его… Скляра… брать будете? догадался Бушмакин.
– Посмотрим, – неопределенно сказал Самохин и встал, скрипнув стулом. – Еще раз повторяю: никому ни слова!
– Господи, да конечно! А… с сыном все нормально будет?
– Если послушаетесь меня – да. Настолько нормально, насколько это возможно в тюрьме… – И уже в дверях майор спросил, задержавшись: – Кстати, а сколько стоит у вас от этих… неприятностей вылечиться?
– Для вас – бесплатно! – тоже вставая из-за стола и кланяясь, угодливо пообещал доктор.
– Да нет, меня цена интересует. В принципе.
– По-разному, – улыбаясь заискивающе, пояснил Бушмакин. – Если случай незапущенный, свежий – до трехсот рублей за курс лечения. Если форма хроническая, потребуются импортные препараты, то пятьсот и выше…
– Больше, чем зарплата моя, – подытожил удрученно Самохин, – так что лучше не рисковать!
Осторожно спускаясь по крутой лестнице, майор старался не касаться перил, а прикрыв дверь диспансера и досадуя на себя за глупые опасения, все-таки опять тщательно вытер ладони платком, затем, оглянувшись по сторонам, украдкой выбросил его в подвернувшуюся кстати урну.
Вечером Самохин умыкнул из семейного бюджета последнюю десятку и, едва не поссорившись по этому поводу с Валентиной, отправился в бар. Имея смутные представления о ценах в подобных заведениях, он все-таки надеялся обойтись на скудные денежные средства кружкой пива или чем там еще поят в этих современных гадючниках…
Главная улица областного центра, Коммунистическая, пенилась гуляющим народом. Радуясь свободе торговли, предприимчивые люди заставили тротуары столиками, лотками, понатыкали разнокалиберных киосков. Первые этажи зданий и подвалы густо заселили кооперативы, фирмочки с броскими вывесками, половина из которых была написана не по-русски, и Самохин скорее по гремящей музыке, чем по рекламному щиту у входа угадал веселый бар «Есаул».
Дверь заведения была распахнута настежь, и майор вошел, раздвинув занавеску из блестящих висюлек, предназначенных не иначе как для отпугивания мух, хотя даже насекомые, пожалуй, испугались бы спрессованного, туго бьющего по ушам входящего грохота музыки. Внутри бара, ослепляя, яростно полыхал свет, переливался радужно, мигали мощные фонари под потолком, и узкие, похожие на трассирующие автоматные очереди лучи стробоскопов секли безжалостно две-три фигурки, испуганно трепыхавшиеся в танце на пятачке между стойкой бара и низкими столиками. Музыка бухала тяжелым молотом, оглушала, и майор с ужасом предположил, что какое-то время, возможно не менее часа, ему придется провести в этом жутковатом месте.
Он выбрал столик возле затемненного портьерой окна, почти на ощупь, привыкая к вспышкам света, перемежающего темноту, устроился на стуле. Через пару минут Самохин стал различать смутные, будто вуалью покрытые лица посетителей по соседству.
Видимо, время завсегдатаев бара еще не наступило, половина столиков пустовала, и официант в утилизированной под казачью униформе, разбитной парень, подошел быстро, смахнув со скатерти салфеткой что-то ему одному видимое в таком полумраке, поинтересовался бодро:
– Что будем заказывать?
– Кофе, – неожиданно для себя ляпнул Самохин, хотя терпеть не мог этот напиток, и добавил, окончательно смутившись: – Чашку.
– Одну чашечку кофе? – удивился, то появляясь, то исчезая, как призрак, в сполохах цветомузыки, официант и, склонившись, шепнул громко, пересиливая шум: – А вы, господин хороший, не ошиблись адресом? У нас дискобар, а не кафе…
