Шум слева предупредил о том, что он уже не один.
Морган вошла через дверной проем, в это туманное утро. Золотой солнечный свет проник сквозь туман, когда она ступила в утреннюю прохладу. Чистые лучи, пройдя над болотом, оседали на ней, когда она прогуливалась рядом с перилами, явно не подозревала, что он наблюдал за ней. Мягкий солнечный свет, осветил ее огненные локоны, спадающие на ее плечи и по спине. На ней была выцветшая коричневая рубашка. Его рубашка.
Джек нахмурился. Он уже видел эту сцену. Это было странно знакомо, но как?
Воспоминания были смутными, как если бы он видел это когда-то давно или во сне… Но это был он, и это не простой сон. Мечта. Он видел этот сон почти каждую ночь, за последние шесть месяцев. Матерь Божья!
Джек судорожно вдохнул, словно его только что шарахнуло током. Время будто остановилось, когда он ждал, что будет дальше.
Морган наклонила голову и внимательно рассматривала болото… точно так же, как и женщина в его сне. Неистовая страсть, душераздирающая боль, отчетливый страх — все то, чего он не мог объяснить. Его всего затрясло, как высоковольтный провод, от кончиков пальцев рук и по всему телу. Что, черт возьми, с ним происходит?
Приподнятый уголок рта Морган, казалось, намекал на улыбку. С его места она выглядела великолепно, и необходимость видеть её такой — совершенной, величественной, счастливой — была для Джека словно удар в челюсть.
Проклятье. Её чувства не должны иметь для него никакого значения. Через несколько дней, в крайнем случае через неделю, он с Диком решит её проблему и она уедет. И если он все сделал правильно, их помолвке с Брендоном тоже придет конец. Но все это не сделает Морган его женщиной.
Джек стиснул зубы, глядя, как Морган перегнулась через перила. Завеса тайны, которая всегда окутывала женщину из его снов, внезапно спала. Он знал ее лицо, ее вспыльчивость, страсть, которую она пыталась удержать и спрятать под никому не нужной скромностью, её удивительную дерзость и острый язычок. Но ему по-прежнему хотелось ее увидеть.
“Повернись!” — мысленно потребовал у нее.
И вот, словно она была настроена на его волну и слышала его приказ, она начала медленно оборачиваться. Тонкое ушко, изящная шея, упрямая линия подбородка, пухлые губы задрожали в попытке остановить поток слез, текущий из ее страстных голубых глаз. И в тот момент Джек понял, что хочет Морган больше всего на свете. Больше — денег, мести или же власти. Эта женщина, каким-то образом, стала важнее всего, чего он когда-либо желал.
Морган ахнула, увидев его.
— Я… я не знала, что ты… — ее дыхание сбилось.
— Прости.
Она повернулась и бросилась в дом. Джек, вскочив со своего места, обнял её и развернул лицом к себе.
Моя!
Как только он прикоснулся к ней, это ощущение забурлило в его крови, засело глубоко внутри. Сейчас он не мог с этим бороться и даже не пытался.
Моя!
Внутри него все кричало, не отпускать ее. Никогда.
Когда она уткнулась ему в грудь, Джек приподнял пальцем ее подбородок, чтобы она посмотрела на него. Его пронзила боль.
— Cher, — прошептал он.
— Mon douce amour.
Моя сладкая любовь? Боже, он слишком далеко зашел.
Она сжала губы и заморгала, отчаянно пытаясь остановить слезы.
— Я понятия не имею, что ты сейчас сказал. Возможно, обозвал меня идиоткой.
Она печально рассмеялась.
— И это правда. Я идиотка.
— Нет. “Идиотка” по-французски звучит немного по-другому. Ты бы сразу поняла.
— Приятно слышать, — она попыталась вырваться из его объятий.
— Мне нужно… Отпусти меня.
Инстинкт Джека кричал, что это будет самое ужасное, что он только может сделать. Он не стал спорить с ней. Jamais. Никогда. Слово эхом прозвучало в его голове.
Скорее всего, он сошел с ума. Такой сильной реакции на женщину у него никогда не было. Никогда ему не хотелось прижать ее к себе так… ну, чтобы навсегда. И сейчас, он не мог объяснить этого чувства. Не тогда, когда она всё ещё пыталась вырваться. Он понял, что вечно так стоять они не смогут.
Вместо этого, Джек схватил Морган за затылок и поднял ее лицо на себя.
— Ты не идиотка. Ты моя проблема. У тебя очень дерзкий рот, который сводит меня с ума. Я не могу выбрать, то ли мне тебя отшлепать, то ли сделать так, чтобы ты оказалась подо мной. И тогда тот огонь, что так мучает меня, сразу же утихнет, стоит мне только глубоко войти в тебя.
— Джек…
Ее голос окрасился ноткой мольбы.
— Я не могу… Я не смогу делать все то, что ты приготовил за той закрытой дверью. Я не справлюсь…
Её заикание и неуверенность раскромсали на части все его хладнокровие и решимость. То, как он обрушился на неё, обволакивая своей сексуальностью, встревожило её, поколебав её уверенность в себе. Она до сих пор пыталась принять все это. И теперь он больше не будет её торопить. Не сейчас. Иначе может, в конечном итоге, потерять её. Уберечь её — стало гораздо важнее, чем просто иметь возможность дышать. И естественно, важнее его мести.
— Шшш. Мы не должны сейчас говорить об игровой комнате. Я просто хочу тебя поцеловать, cher. Прошлой ночью, я скучал по твоим объятьям.
Слезы побежали по ее щекам. Увидев их, внутренности Джека завязались в один тугой узел. Он осторожно вытер их большими пальцами.
— Не говори так.
— Я не лгу, — прошептал он напротив ее губ.
— Ты ведь тоже скучала по мне?
— Хоть это бессмысленно, — призналась она, кивком головы, затем прикусила губу, словно пыталась сдержать остальные свои чувства.
— Я не могу… не могу быть той… которую ты желаешь.
Джеку лучше знать, чего он хочет. Он уже знает. И он докажет ей это.
— Я даже не знаю, для чего нужна и половина… того оборудования, — добавила она.
— И из-за того, что меня не было рядом, ты почувствовала себя идиоткой?
Он попытался мягко улыбнуться, чтобы успокоить ее.
Её ответ привел его в восторг и вырвал из собственного ада.
— Черт. Я еще больший идиот, чем ты. Я не просто скучал. Мне до боли хотелось тебя обнять. Я сгорал от желания прикоснуться к тебе, везде, где ты бы позволила. С игрушками или без.
Его желание все усиливалось, затмевая собой другие, включая и здравый смысл. Он обхватил ее шею своей рукой, пальцами запутавшись в волосах. Обычно его самоконтроль был на высоте. Но с Морган… сопротивление его желанной женщины, делало этот самоконтроль не только бессмысленным, но и чертовски невозможным.
Прикосновение его рта к её мягким губам пронзило Джека насквозь. Едва сдерживая страсть, он, то требовал, то умолял пустить его внутрь, уговаривал её приоткрыть рот, и взревел с облегчением, когда она впустила его, чтобы украсть и её возражения и её дыхание. Он клеймил её, успокаивая пылающий внутри огонь и сжигая свою душу в поцелуе. Прикосновение к ней, действовало на него, словно наркотик.
