ведь только кажется, что степь – сама по себе степь, без конца и без края. На самом-то деле в ней и дороги, и тракты, и тропинки охотничьи – все есть.
– Вот смотри, Путята, – с дороги могут сюда свернуть. Какой-нибудь всадник. Вынырнет из травы…
– А мы заметим?
– Ну, ясен пень! – девушка рассмеялась. – На то мы тут и поставлены… О! Слышишь?
– Что, скачут уже? – встревоженно встрепенулся отрок.
– Да нет. Просто… пеночка у дороги поет… Ну слышишь же? Фью-фью…
Парнишка прислушался:
– Ага…
– Значит, там нет никого. Все спокойно… А вон, чуть левей – малиновка… И вот это – чвык-чвык – зяблик!
– Ну ты это… – Путята просто не смог выразить словами все свое восхищение. Сам-то он так хорошо разных птах божьих не знал. Мало кого распознавал, разве что сороку, ворону, утку… ну, кукушку еще – ее любой узнает.
– Вообще-то я тоже раньше птиц не особо знала, – чуть помолчав, призналась девчонка. – Меня Горислава, подружка, научила, а ее – муж, варяг Рогволд.
– Это та Горислава, что на усадьбе Брячиславы-вдовы жила? Горька?.. – Путята округлил глаза.
– Горька, – согласно кивнула Войша. – А ты ее знал, что ли?
– Я-то знал… Вот она меня – вряд ли. Слишком мелок был… – парнишка неожиданно улыбнулся. – Помню, как за ней Велька… десятник Велимудр… в кусточках подглядывал. А она ему – лошадиной бабкой. Зуб выбила, ага!
– Так ты сам это видел?
– Не-а. Большие ребята рассказывали. У нас там, на выселках, рядом с Васильковым, кумовья жили. До мора еще.
– Ой! Кречет кричит! – насторожась, Добровоя посмотрела в небо… – Что-то не видать. Может, там, дальше… О! Вот опять… Слышишь?
– Ага…
– И пеночка запела… Странно…
– А вот и утки! – усмехнулся парень.
– Утки? Ага-а…
Кусты рядом зашевелились…
Разведчики переглянулись и дружно вытащили ножи.
– Царьград! – глухо вымолвили из зарослей.
– Пинск! – Войша тут же откликнулась, заулыбалась.
Из кустов показался Ермил.
– Что это вы тут… с ножами? Утки не слышали?
– Просто так. На всякий случай…
– На вся-акий слу-учай! – передразнил десятник. – Ну, что тут у вас?
– Спокойно все. И никого, – доложив, Добровоя вдруг вспомнила: – Только – кречет!
– Кречет?
– Ну, кречет тут где-то… Охотится… А пеночка поет себе! Словно оглохла. Не боится ничуть.
– Бывает, – расслабленно кивнув, Ермил все же глянул на небо. Какая-то хищная птица все же маячила в вышине, парила, расправив крылья. Сокол? Орел? Кречет?
* * *
Откуда взялся здесь, посреди степи, этот огромный камень, наверное, знали лишь древние забытые боги. Может быть, он лежал здесь всегда, с незапамятных времен, а может – притащен был специально, для жертвенника или капища. Больно уж подходящий, приметный, округлый, а сверху – ровный, как стол.
Славка, недолго думая, забрался на камень и, приставив ладонь козырьком ко лбу, восторженно оглядел округу:
– Ой, Трофиме! Какая же лепота! Там вон – красно все от маков, там – сребрено – полынь, а вон, ближе – злато… лютик, что ли? Еще синее-синее – верно, васильки, а далее все в бирюзе!
– Дорогу видишь?
– Дорогу? А! Вон она, колея – трава примята. Отсель – две сотни шагов.
Где-то совсем рядом внезапно закричала какая-то птица.
– Похоже, кречет, – спрыгнув с камня, прислушался Изяслав. – Вон и жаворонки вспорхнули – услышали. Сейчас он их…
– Кречет, говоришь… – прищурясь, Трофим задумчиво покусал губы. – А ну-ка, друже, сбегай к дороге… Глянь, нет ли каких следов?
– Ага! – радостно закивал отрок. – Посейчас и метнусь – быстро!
– Ну и добре. Вернешься – доложишь!
Дождавшись, когда парнишка скроется в высокой траве, Трофим воровато осмотрелся и, приставив ладони ко рту, закричал кречетом. В ответ послышался точно такой же крик, совсем-совсем рядом!
– Ну, здрав будь, Трофиме! – вышел из-за камня знакомый мужик, Иванко Дрозд, из ратнинской Брячиславы-вдовицы холопов. Тот самый, что с Кочубаром…
– И ты будь здрав, – напряженно откликнулся юноша. – Что-то давненько не появлялись… Я уж думал – сгинули.
– Не надейся! – Иванко смачно сплюнул в траву. – Мы все здесь и всегда будем рядом. Слушай, что тебе надобно будет сделать. Да внимательней! Запоминай…
– Трофим, друже! – внезапно выскочил из зарослей запыхавшийся от быстрого бега Славка. – Забыл спросить-то, а какие следы… Ой! Здоров, дядько Дрозд! Ты-то хоть как тут? Продали, что ль?
– Убег! – холоп хмыкнул и неожиданно громко расхохотался. – Как там в Ратном-то? Давненько ведь не был!
– Да и мы давненько, дядько Дрозд! – Изяслав растянул губы в широкой доверчиво-наивной улыбке. И впрямь, рад был встретить земляка здесь, далеко-далеко от родных мест.
– У тетки Брячиславы пегая корова отелилась… Правда, может, и при тебе еще… А ты вот что, дядько! Коли в бегах, так давай к нам. Вместе, на половцев…
– Славно придумал, паря! – ощерился Дрозд. Сунул правую руку назад, за спину, нащупал за поясом рукоять ножа. – Так, верно, и сделаю… И ведь не с пустыми руками приду! У меня, вишь, злато… Вона! Холоп протянул ладонь…
– Да где? – Славка с любопытством подался вперед – рассмотреть. Никакого золота на ладони не было!
Зато в правой руке лиходея сверкнул нож… Острое лезвие мгновенно вошло парнишке меж ребрами, прямо в сердце!
Славка даже не вскрикнул – сразу обмяк мешком, да, осев наземь, завалился на бок. В уголке губ его показалась тонкая струйка крови…
– Готов, – Дрозд деловито вытер нож об траву. Вот тут только Трофим дернулся:
– Ты… ты что же наделал-то? Это ж я теперь виноват буду! Скажут – не доглядел.
– Так он воин, а не дите, – холодно прищурился убийца. – И присматривать за ним ты не обязан. Скажешь, пошел на разведку – к дороге. Напарника оставил у камня. Вернулся, а он уже и остыл. Тут же степь – всякого народу полно. Бродники, сброд – они ж еще хуже половцев! Вот и польстились… Давай, помогай! Сапоги с него снимем, пояс… рубаху… Заодно – дело наше обговорим!
– Ножом зачем же?! Лучше б стрелой…
– Стрелой так стрелой… У меня тут лошадь рядом… Чай, лук в саадаке найдется!
Примерно через полчасика у камня послышалось кряканье. А затем – тайное слово:
– Царьград!
– Пинск… Ой, господин десятник! Беда!
* * *
Сотник расставил своих вокруг каменной бабы – на вид куда более старой, нежели та, к которой отправился Ермил. Приземистая, с едва намеченной резцом каменотеса грудью, баба смотрела точно на запад узкими щелочками-глазами.
– Видите тележный путь? Во-он, за ромашками, – привстав в стременах, Михайла указал камчой.
– Это где трава примята?
– Да, там. Лана, остаешься со мной, остальные – туда. Не надо прятаться – просто ездите кругами, туда-сюда. Враги знают про наше войско и вас примут
