— Сначала разглядим ее, — сказал Джон. — Давай ее сюда, Эб. — Он потянулся к стопке эмалированных мисок, которые были в лодке, и поставил одну из них слева от себя.
Эб опустил сачок в воду и стал легонько заводить его, чтобы альбиноска попала в него головой, потом положил свободную руку ей под живот и поднял в лодку.
Джон взял расслабленный хвост в левую руку и прижал к себе рыбу правым локтем, как обычно держат банджо. Она боролась, била Джона хвостом по лицу, а рыбаки ворчали, но крепко держали ее.
— Спокойно, детка, — нежно проговорил Эб.
Борьба на несколько секунд прекратилась, и Джон, подставив правую ладонь ей под брюхо и слегка нажимая, повел рукой к хвосту и выдавил в миску первую тысячу икринок. Икра была обыкновенного золотисто-желтого цвета. Он нажимал еще и еще, по временам останавливаясь, чтобы покрепче ухватиться за альбиноску, когда она очень буйствовала в его объятиях, а Эб прилагал все усилия, чтобы удержать ее голову в сачке. Икры в миске все прибавлялось, потом поток ослаб и наконец прекратился.
А они все еще держали эту большую белую рыбу в своих объятиях. Обычно, после того как рыбу сдаивали, ее отпускали в открытую воду. Обратно в ловушку пускали только тех, которым еще рано было нереститься, или рыб с молоками, которые могли понадобиться позднее.
— По-моему, ее нужно оставить в ловушке, — сказал Джон.
— Зачем она нам? — спросил Эб. — Икру мы у нее взяли.
— Готов поклясться, что, если мы ее отпустим, обязательно скажут, что напрасно, мол, не оставили, — сказал Джон.
— Для зоопарка, ты имеешь в виду, или для чего?
— Да, что-нибудь в этом роде.
Эб снова почувствовал, что злится. Джон, вероятно, заметил это.
— Я обязан помнить, что работаю на фирму, — сказал Джон. — Я бы не выполнил своего долга, если бы не сохранил это чудо, по крайней мере пока мне не скажут отпустить ее.
Джон подвинул хвост хищницы к краю лодки, и после секундной паузы Эб отпустил сачок. Альбиноска скользнула в воду и лежала обессиленная от шока. Потом она медленно двинулась к одной из стенок ловушки, не уходя далеко вглубь.
Когда сдоил рыбу и икра в миске, для разговоров времени нет. Эб снова опустил сачок в воду и вытащил его с самцом. Держать пришлось почти так же крепко, как альбиноску. Процесс выдаивания был тот же, но, когда они покрыли икру молоками, они осторожно пустили самца в озеро. Эб поднял другого самца, потом еще одного, пока Джон не сказал, что достаточно. Тогда Эб набрал в озере воды и осторожно стал наливать ее с краев миски, так, чтобы икра как можно меньше шевелилась от воды; по мере возможности все должно было быть, как в естественных условиях.
Джон поставил до половины наполненную миску на корму и сказал, что теперь он будет поднимать сачком рыбу, а Эб будет сдаивать. Так они часто менялись для отдыха. Эб поставил миску рядом с собой и приготовился принимать рыбу, а Джон поддел сачком самку, которая была рядом с альбиноской, и медленно вытащил ее из воды.
Они работали молча, сдаивая рыб с икрой или с молоками и отпуская в ловушку прочих. Несколько самцов, которые не понадобились сегодня, были оставлены в ловушке на случай, если в какой-нибудь день самцов будет мало. От шести самок они взяли приблизительно двести тысяч икринок, потом снова опустили сети в воду. Прикрепляя сеть к шесту, Эб наблюдал, как белая рыба медленно двигалась в воде.
Так они работали и у других сетей и через два часа вернулись к берегу. Руки у них покраснели и одеревенели от холода. Джон отнес в сарай семь мисок с икрой. Эб снял с ялика мотор и поставил его обсохнуть на подставку у берега. Лени побросал карпов в бочку, а ильную зубатку — в корзины для всех желающих, как дармовое угощение.
— Эб, — обратился к нему Джон, вернувшись из сарая, — когда ты видел ее раньше?
Эб был немногословен.
— Ее однажды поймали, и она порвала линек и ушла. В другой раз видел, как она проплывала. Вот и все.
К ним подошел Лени.
— Пойду-ка разожгу плиту, — сказал он. — У меня есть лягушачьи лапки, я заморозил в прошлом году. Есть хочется.
— Вот что я сделаю, — сказал Джон, — позвоню-ка я в Торонто и узнаю, что с ней делать.
Они все вместе пошли к кухне.
Когда их соединили с представителем фирмы в Торонто, Эб стал внимательно прислушиваться к разговору.
— Это маскинонг, да, — сказал Джон. — Весь белый, кроме плавников и хвоста.
Последовала пауза, пока говорили из Торонто.
— Да, — сказал Джон, — здесь Эб Меги, он каждый год помогает мне ловить маскинонгов, вообще-то он — фермер, но тоже немного рыбачит. Он говорит, что видел эту рыбу несколько раз… Еще бы, конечно, это удача, ну… О, конечно. Ну, хорошо. Значит, до завтрашнего утра.
Джон повесил трубку.
— Это говорил представитель министерства земледелия и лесного хозяйства. Он говорит, что большой маскинонг нужен для какого-то спортивного представления. Им нужно поместить его в аквариум на колесах. Говорит, они до смерти обрадуются такой редкой рыбе. Он завтра же за ней приедет.
Стоя на полу в носках и стягивая с себя спецовку, Эб вспоминал, что происходило три года назад у болотистого берега Ирландского озера. Американец, у которого он был проводником, забросив удочку, вдруг подскочил и стал изо всех сил тянуть к себе спиннинг с катушкой, а большая белая рыба взвилась в воздух, пытаясь резкими движениями оторваться от блесны, торчавшей сбоку ее большой пасти. Он рассказал этот случай.
— Парень этот — доктор из Кливленда, — сказал Эб, — он подцепил ее на старую многокрючковую блесну.
— Представляю себе, как она отбивалась, — сказал Лени.
Эб ухмыльнулся.
— Парень только и успел взглянуть на нее да уцепиться за катушку. Ее и след простыл. Все утащила с собой — и линек и все на свете.
Джон достал из-под стола три бутылки пива и открыл их. Лени поставил на плиту сковородки. Эб, оставшись в брюках и рубашке, развесил у двери свою спецодежду, выпил бутылку пива и открыл еще одну.
Когда он рыбачил, он всегда помнил про тот стоярдовый участок Ирландского озера, где живет крупная рыба, — маскинонги обычно обитают в одном и том же месте водоема и уходят только нереститься.
Иногда, если Эбу нравился рыбак, он объезжал с ним те места, в которых, как ему было известно, ходила крупная рыба. Он видел, как этих ужасных рыб иногда по четыре-пять раз цепляли, но вытащить их так и не удавалось. И только один-единственный раз он возил человека туда, где видел эту альбиноску. Это была женщина, муж которой целыми днями пил. Они остановились в той же сторожке, что и Эб. Увядшая женщина, хотя ей было всего тридцать лет. Взгляд ее выражал полное отчаяние. Эб с тех пор все удивлялся, как это ему пришло в голову отвезти ее туда. Объяснить это он мог только тем, что, когда нам хочется облегчить чью-то участь, нам вдруг приходит на ум показать человеку какое-нибудь таинственное чудо.
Он приготовил приманку, мастерски забросил удочку, но в последний момент, когда увидел, что клюет, сам потянул приманку назад и стал кричать: «Крути быстрей!» Приманка ускользнула, едва белая громадина коснулась ее. Мгновенно промелькнуло белое туловище, наполовину вылезшее из воды, и рыба исчезла.
И еще раз ему удалось уберечь альбиноску. Когда они вернулись в сторожку и женщина рассказала, как большая рыбина, вся белая, сумела обвести ее, кто-то вспомнил, что год назад доктор из Кливленда рассказывал то же самое. Все стали спрашивать Эба, в каком именно месте они видели эту рыбу.
— Там, у острова Маскрет, — сказал он, — с южной стороны острова.
И несколько дней южный берег острова Маскрет был так заполонен лодками, что удочку негде было забросить. А так как эта особа с мужем уехала, никто, кроме Эба, не знал, что на самом-то деле рыбина обитала в доброй миле от острова Маскрет.
Эб размышлял, как сейчас эта белая рыба бьется в прочных сетях, в которые она заключена. Он подумал о том, как рыбам вообще удается появиться на свет и выжить, о том, как удается спастись икринкам от карпа, поедающего икру, о том, что белой рыбе с момента рождения гораздо труднее спастись, чем другим, потому что она из-за яркой окраски чаще других попадается на глаза хищникам. А когда она подросла, ей приходилось обходить коварные крючки и хитрые приманки. Двадцать лет жила она свободно, потом инстинкт к размножению привел ее сначала к направляющей сети, потом в квадрат, а затем в ловушку. Теперь она в плену и за ней едет человек из Торонто.
— Интересно, какого цвета была икра, из которой вышла эта белая рыба? — спросил Лени.
Джон, всегда внимательный и чуткий, казалось, был также захвачен всем этим, как и сам Эб.
— Бог ее знает, — ответил он коротко.
Эб взял третью бутылку пива. Лени бросил лягушачьи лапки в растопленное на сковородках масло.
