Подойдя к Беверли, я схватил ее за ошейник, рывком поднял на ноги и отволок к кровати, у подножия которой поставил на колени. Пристроившись рядом с ней, я насухо вытер полотенцем принадлежавший Поликрату стальной обруч на ее шее, обсушил волосы и завернул их в полотенце. Вытирать что-либо еще мне не пришло в голову, однако имущество гостеприимного хозяина — стальные обручи для шеи и для лодыжки — следовало поберечь от ржавчины.
Потом я замкнул стальное кольцо на ее левой лодыжке, посадив Беверли на цепь в ногах моей кровати. Будь она моей собственностью, я, наверное, вытер бы ее полностью. Вытирать собственную рабыню тоже своего рода удовольствие.
— Господин! — всхлипывая, лепетала Беверли. — О господин!
Удовлетворенный исполнением желаний, которые не так давно казались мне неосуществимыми, я устало растянулся на постели.
— Господин… — продолжала лепетать Беверли. Под ее всхлипывания меня сморил сои.
Мне снилась мисс Хендерсон, обнаженная, сидящая на цепи в ногах моей кровати.
По пробуждении я встал, подошел к Беверли, которая и наяву находилась там, и легонько пнул ее ребром стопы.
Она не спала, а после моего пинка мгновенно поднялась на колени и покорно склонила голову.
Близился рассвет. Серый утренний свет уже проник в комнату. Запястья Беверли были по-прежнему связаны за спиной — я так и не развязал их.
— Наверное, скоро утро, господин, — робко промолвила Беверли, неспособная из-за повязки на глазах определить, светает или еще нет.
Я приподнял ее за плечи и поставил за ноги. Полотенце за ночь соскользнуло с ее волос, и когда я коснулся их, они оставались еще влажными.
Тогда я мягко усадил Беверли на край кровати.
— Спасибо тебе, господин, за то, что ты удостоил рабыню чести коснуться твоей постели, — промолвила она.
Я промолчал.
— Мне трудно судить об этом, но, кажется, уже недолго и до зари. Господин, наверное, отдохнул. Он поднял меня и посадил на кровать. Наверное, теперь я снова должна буду ублажить его?
Я по-прежнему сохранял молчание.
— Вчера господин владел мною сурово, как настоящий хозяин. Он не позволил мне забыть о том, что я жалкая рабыня. Я постараюсь угодить ему.
Я не издал ни звука.
— Но как я могу угодить господину? Я связана.
Ответа, разумеется, не последовало.
— Ах да! — сказала Беверли. — Я с Земли, а господин, наверное, все еще интересуется особенностями земных рабынь. Ему любопытно, умеем ли мы доставлять удовольствие господам.
И она старательно и сладострастно постаралась ублажить меня так, как может сделать это рабыня со связанными руками.
Что ей вполне удалось.
Когда Беверли закончила, я, передохнув, бросил ее на живот и развязал ей руки. Она, тут же нащупав мои ноги, встала передо мной на колени и сказала:
— Сейчас, господин, если ты позволишь, я покажу тебе, как может служить земная девушка!
Я лежал и думал, доводилось ли когда-нибудь хоть кому-то из мужчин Земли испытывать подобное удовольствие.
— Вот так, — прошептала мне мисс Хендерсон, — мы обслуживаем наших господ! Теперь, наверное, ты понимаешь, — прошептала она со счастливым смехом, прижимаясь к моим ногам, — почему на таких, как я, всегда есть спрос. За нас дают хорошую цену.
В самом деле, ее умение оказывать мужчинам услуги явилось для меня откровением. Мне и в голову не приходило, что земные женщины способны на такие чудеса.
Оказывается, ошейник и плеть способны превратить вздорных холодных феминисток в подлинные сокровища, бесценные живые игрушки. Не удивительно, что за обладание такой собственностью мужчины готовы сражаться насмерть.
А вот мужчины Земли, имея дело с наглыми, бойкими, капризными, бесчувственными женщинами, понятия не имеют, что под тонким слоем наносного, фальшивого и противоестественного таится подлинное золото, которое не так уж сложно обнаружить. Достаточно проявить волю и силу, чтобы эти создания с мольбой пали на колени к ногам своих господ.
— Как я презираю мужчин Земли, — сказала мне Беверли. — Как люблю моего горианского господина!
И тогда я в первый раз не взял ее сразу, а начал ласкать.
— О господин, я сейчас закричу, — прошептала Беверли, тяжело дыша и страстно отзываясь на мои ласки.
Я продолжил медленно гладить ее тело. Беверли била дрожь, она то пыталась отпрянуть, то прижималась ко мне. Я продолжал властвовать над ней, порой позволяя ей делать что хочется, а порой — отказывая. Лежа на спине и раздвинув губы, Беверли начала скулить и повизгивать, как и подобает рабыне в ошейнике. Чувствуя ее страсть, податливость и готовность на все, я мысленно усмехнулся: эта маленькая стерва была по-настоящему чувственной рабыней. Я остался ею доволен.
— Я твоя, господин, — прошептала мисс Беверли Хендерсон, — умоляю, возьми меня.
Я откликнулся на этот страстный призыв, и она вскрикнула от наслаждения, доступного лишь рабыне. Потом, поняв, что мне нравится сжимать в руках ее покорное тело, Беверли принялась целовать меня, время от времени нашептывая:
— О господин, ты покорил меня, как, несомненно, покорял многих. Какое счастье принадлежать тебе!
Начиная возбуждаться вновь, я поцеловал ее в шею.
Беверли откинула голову и, радостно смеясь, спросила:
— Господину понравилась девушка с Земли?
Я продолжал целовать ее.
— Ну разве такие, как я, не то, что называют здесь сочным пудингом? — продолжила Беверли. — Разве не понятно, почему горианские мужчины так охотно нас покупают?
Она снова прижалась ко мне, пылко поцеловала и спросила:
— Разве господину не хотелось бы купить земную девушку?
Я отстранил ее от себя.
— Купи меня, господин! — неожиданно воскликнула Беверли. — Купи меня!
Я не позволил ей прикоснуться ко мне, хоть она и тянулась всем телом, изнемогая от желания.
— Мною еще никогда не владел такой мужчина, как ты, — срывался с ее уст жаркий шепот. — Я люблю тебя. Я жажду, мечтаю быть твоей рабыней!
Я промолчал.
— Посади меня на твою цепь, — молила она, — дай мне отведать твоей плети. Надень мне на шею твой ошейник! Владей мною!
Я окинул ее взглядом.
— Пожалуйста, купи Беверли для себя, — молила она. — Стань моим хозяином. Я сделаю все, чтобы быть хорошей рабыней.
Я по-прежнему не позволял ей прикоснуться к себе.
Потом Беверли рассмеялась, хотя из-под ее глазной повязки выкатилась слеза.
— Наверное, мы, земные девушки, слишком наглые и бесстыжие. Мы смеем умолять господ, чтобы нас купили! Как, наверное, презираешь ты низкую, жалкую рабыню, осмелившуюся высказывать желания и просьбы!
