Наблюдая, как с «Македонии» спускают шлюпки, и к нам идет помощь, я жевал сделанный поварихой бутерброд и обдумывал, что делать дальше.
«Во-первых, узнать, куда идет это корыто, и высадиться на ближайший берег. Во-вторых, узнать, где можно нанять частный самолет. В-третьих, свалить, изменив курс в полете, и высадиться там, где можно ОТДОХНУТЬ, и не одному. НО главное — это предвкушение сладкой мести Коломийцеву!»
Я всегда считал, бьют, бей в ответ, так что на шутку тоже собирался ответить шуткой, хотя и подозреваю, что Сереге она вряд ли понравится.
Послышалось близкое тарахтение лодочного мотора, к нам на свет прожектора, в сгустившейся темноте, приблизилась первая шлюпка, еще две, немного отстав, следовали за ней.
— Геннадий! — окликнул я третьего помощника.
— Что? — обернулся тот ко мне, отвлекшись от наблюдения за шлюпками.
— Поговорить надо, отойдем?
— Хорошо.
Зайдя за рубку, я более подробно рассказал о сейфе и драгоценностях, отдав ему ключ.
К моей радости, вместе с раненым отправляли и Коломийцева, решив, что он позаботится о нем, все-таки свой, русский.
Поэтому, подплывая на лодке к высокому, с пятнами ржавчины борту танкеру, я посмотрел на соседнюю шлюпку, где сидели, укутавшись в паранджу, две толстушки из гарема, другие две были уже на «Македонии». Сейчас, как ни странно, они были спокойны.
На танкер я попал последним рейсом, поэтому, отходя от острова, мы разминулись с идущим на всех парах эсминцем, держащим путь прямо на пляж, где в свете прожекторов виднелись и яхта и судно пиратов.
Убрав свои вещи в каюту, которую делил с Коломийцевым, вышел на палубу и спросил у матроса, где лазарет. Нужно было узнать, что там с раненым помощником механика, да и поинтересоваться спасенными нами красавицами из гарема.
С раненым было не все так хорошо, как я надеялся, поэтому мы на полном ходу направлялись на Таити, к местным врачам. Андрею требовалась срочная операция, которую местный врач с глазами алкаша провести просто не мог.
Устроившись на своей койке, включил плафон освещения и спросил у Сереги:
— Вы как договорились встретиться? Остальные тоже потом на Таити придут?
— Нет, вряд ли, но наши суда туда частенько заходят, так что долго одни не останемся.
— Понятно. Ладно, спокойной ночи.
Проснулся я, как и рассчитывал, часам к четырем утра.
«Не зря столько воды выпил, внутренний будильник не подвел!» — подумал я, возвращаясь из гальюна.
Убедившись, что Серега спит, я дошел до разведанной каюты с девушками из гарема и осторожно поскребся. Объяснить, что от них требуется, было не сложно, одна из них знала французский язык. Сложнее было ждать полтора часа, пока они приводят себя в порядок.
Дальше было как в той басне. Впереди крался паренек, а за ним четыре здоровенные бабищи, как и я, тоже на цыпочках, но, в отличие от меня, палуба под их ногами проминалась и гудела.
— Вот тут. Сразу предупреждаю, парень сильный, и вас четверых ему будет мало, так что я на вас надеюсь. — Сделав рукой «рот фронт», я открыл дверь в каюту и, придерживая дверь, чтобы петли не скрипнули, пропустил четырех пышущих желанием в предвкушении секса девушек.
Прикрыв дверь, я заблокировал ее специально припасенным пожарным ломиком и, приложив ухо к двери, с любопытством прислушался.
Тишина и недоуменное бормотание.
Я нахмурился. Где вопли и крики о помощи, неужто Серега доволен моим подарком?
— Что там? — раздался у самого уха вопрос на русском.
Я резко выпрямился и боднул темечком Серегу в подбородок.
— Ты какого хрена тут шастаешь? Чего не спишь? — сердито спросил я, почесывая пострадавшую часть головы.
— В гальюн ходил, — озадаченно ответил он, держась за подбородок, ему тоже неслабо влетело.
«Вот гад, такую мстительную шутку испортил!» — расстроенно подумал я.
— А ты чего ходишь? — Он взглянул на ломик, которым я заблокировал дверь, и в его глазах стало появляться понимание.
«Ой, щас он попробует меня прибить. У него, конечно, ничего не выйдет, но попытка!..» — понял я его намерения, поэтому сделал то, что должен был сделать.
Подскочив к двери, пока Серега открывал рот, чтобы выложить все, что обо мне думает, я откинул ломик и крикнул недоумевающим толстушкам, почему их привели в пустую комнату:
— Мужик стоит, ату его, ату, — а сам метнулся по коридору к лестнице наверх. За мной, с криками, топало множество ног, но я не оглядывался, жизнь дороже, да и здоровье тоже.
— Слезай, — кричал капитан «Македонии», придерживая разорванную рубаху.
— Не, не слезу, — отрицательно качал я головой, еще крепче ухватившись за мачту.
— Давайте я его багром сшибу? — предлагал мстительный Серега.
«Он-то чего? Он же от баб, в отличие от команды, благополучно сбежал и закрылся в гальюне, дорогу к которому отлично знал!» — недоумевающе подумал я, поглядывая на него.
Тогда, когда я торопливо карабкался на мачту, женщины, не сумевшие поймать Серегу, вылезли на верхнюю палубу по моим следам. Первым, кто попался им в руки, был капитан, выглянувший из рубки на шум, о чем, кстати, сильно пожалел. Команда — те из них, кто успел выглянуть на шум — тоже пожалела.
Сидя на краспице, я азартно комментировал гонки с препятствиями по палубе команды моряков «Македонии» от трех возбужденных толстушек. Четвертая, деловито сопя, уже затащила первую, оглушительно верещащую жертву в неприметный уголок, который с моего насеста был очень даже приметным.
«Это сколько же времени у них мужиков не было, раз они так взбесились?» — думал я, с интересом поглядывая на вторую жертву, которую Зухра тащила вниз под палубу.
Третья жертва, в отличие от двух первых, не орала, а довольно пыталась приобнять необъятные телеса и не пыталась вырваться из профессионального захвата.
Четвертая оставшаяся загнала команду на нос и, широко расставив ноги и руки, загоняла их все дальше и дальше.
Заметив, что моряки о чем-то шепчутся, испуганно поглядывая на толстушку, я сообразил, что они что-то замышляют, но помочь тридцатилетней девушке ничем не мог, языков не знал. Зухра, с которой я более или менее умел общаться, сейчас развлекалась под палубой.
За дальнейшим я следил с таким же интересом. Один из команды принес себя в жертву, бросившись в объятия девушки. Но остальные не бросились в стороны, спасаясь. Нет, они поступили по-другому. Один из них поднырнул под толстушку и встал позади нее на колени, сразу трое толкнули ее, ошалевшую от такого подарка, в грудь и прыгнули сверху, когда она стала заваливаться на спину, споткнувшись о того, что встал сзади.
Я с любопытством наблюдал за кучей-малой, перекатывающейся по палубе к рубке.
Ошибся я или нет, но, кажется, двух матросиков двухсоткилограммовая «девушка» успела придавить.
— Держите ее! — кричали сразу двое моряков, подбегая с мотками веревки. Один из них сопоставил размер толстушки с тонкостью веревки и побежал обратно за другой, поняв, что веревка точно не выдержит.
Оставив обмотанный веревками до состояния кокона, шевелящийся и о чем-то разочарованно мычащий сверток у левого борта, моряки, вооружившись баграми, веревками и небольшими сетями, пошли спасать остальных.
Первую пару они обошли, судя по сладострастным стонам с обеих сторон, там было обоюдное согласие, а вот с той, которая прихватила капитана, пришлось повозиться.
Но моряки не были бы моряками, если бы не придумали, как поступить. Пошептавшись, пятеро встали в стороне, держа наготове сети, остальные на всякий случай отошли подальше, а один рыжий моряк в ковбойских полусапожках, сделал петлю большого диаметра и стал раскручивать ее над головой.
Повозившись, чтобы устроиться поудобнее, я с интересом наблюдал за дальнейшим представлением, поставив на рыжего, больно уж профессиональными у него были движения.
Вот петля взлетела в воздух и, пролетев метров десять, упала на плечи толстушки, из-под которой были видны только ноги, скребущие каблуками по палубе. Дождавшись пока петля спадет до груди «девушки», рыжий мощным рывком затянул узел и, уперевшись ногами в палубу, стал пытаться подтащить толстушку к себе и снять ее с капитана.
«Угу, щас! Это тебе не бычков ловить!» — подумал я, глядя, как вскочившая толстушка сумела ухватить руками веревку и стала подтягивать ковбоя к себе, одновременно при этом шевеля плечами, чтобы скинуть петлю. На помощь рыжему бросились все свободные моряки в количестве пяти человек и, уцепившись, стали тянуть. Мне это все напоминало детскую игру в перетягивание каната.
Однако грубая мужская сила возобладала над слабой женской. И тут толстушка сделала хитрый ход, она перестала бороться и ринулась к ним, оглушительно вереща. Ухватившись за мачту, чтобы не упасть от звуковой волны, которая достигла меня, я продолжил наблюдать, с азартом болея за толстушку.
