Суворов-поэт — совсем особенная тема. Он пишет стихи не вообще, увлеченный их музыкой, ритмом, возможностью передать таким способом свои чувства. Для Суворова обращение к стихотворным строкам знаменует обстоятельства исключительные, эмоциональный взрыв. Его письма требуют расшифровки — слишком краткие, слишком иносказательные, «многослойные», переполненные намеками и недомолвками. В стихах же Суворов теряет обычную броню — живой, непосредственный, одинаково не скрывающий уныния или восторга, нетерпения или насмешки, всех оттенков своего нетерпеливого отклика на жизнь. И для него не существует разницы, на каком языке слагать рвущиеся из сердца строки. Румянцеву-Задунайскому по поводу победы под Туртукаем — на русском, австрийцу Моласу перед битвой под Нова — на безукоризненном немецком, принцу Нассау — на изящном французском. Но совершенно неподражаем Суворов в эпиграммах, которые не забывались ни окружающими, ни оскорбленными адресатами. Как мог не заметить Г. А. Потемкин обращенных к нему, хоть и в частной переписке, строк
Одной рукой он в шахматы играет,Другой рукою он народы покоряет,Одной ногой разит и друга, и врага,Другою топчет он вселенны берега.
Увлечение литературой оставалось лучшей рекомендацией для человека в глазах полководца. Кто мог — успешно пользовались этой общеизвестной слабостью Суворова. Симпатия, которой Суворов дарил прикомандированного к нему подполковника Д. П. Хвостова, во многом зиждилась на общих интересах. Малоспособный поэт, получивший от многих историков литературы определение и вовсе графомана, Хвостов женился на дочери младшей сестры полководца Аграфене Горчаковой. В их петербургском доме на Крюковом канале часто живал полководец. Там он и умер.
«А еще купи скрипок…»
Может быть, такое заключение было слишком резким? С началом действительной военной службы обреченный, как и отец, на постоянные разъезды, Суворов лишь изредка и ненадолго возвращается в покровский дом. К тому же застать здесь отца совсем не просто. То направляется Василий Иванович «по провиантмейстерскому департаменту» в действующую армию в Познань, то получает назначение главнокомандующим находившимися на Висле русскими войсками, то становится генерал-губернатором Кенигсберга. Василий Суворов деятельно участвует в дворцовом перевороте Екатерины II — арестовывает в любимом Петром III Ораниенбауме всех преданных незадачливому императору голштинцев. Но, выйдя в 1768 году в отставку и пристроив к этому времени дочерей, он решает вернуться к «отеческим гробам» — приобретает дом у Никитских ворот. Точнее, использует возможность вернуть часть старого дедовского двора, который продавала вдова морского офицера М. В. Ржевского. За прошедшее время изменились размеры двора, расширенного за счет докупленных соседних владений, почти полностью изменился и состав соседей.
Среди новых имен сам Г. А. Потемкин-Таврический, уступивший часть своей земли для строительства новой церкви Большого Вознесения. Здесь и бригадир М. А. Шаховской — князь Тугоуховский в «Горе от ума» со своими многочисленными «девками»-дочерьми, и генерал-майорша А. Г. Щербатова, и полковник Н. И. Озеров, и генерал-майор И. Ф. Голицын. В то время как В. И. Суворов был деятельным участником прихода к власти Екатерины, И. Ф. Голицын до конца оставался наиболее близким и верным свергнутому и убитому Петру III человеком.
Почти ровесник В. И. Суворова, он одновременно с ним начал службу солдатом в Преображенском полку, стал капитаном, бригадиром и флигель-адъютантом Петра III, но после переворота вынужден был уйти в отставку. В суворовских письмах часто встречаются ссылки на славившихся в Москве голицынских певчих. Своих крепостных артистов Суворов специально направлял в Москву учиться у них. «Помни музыку нашу — вокальный и инструментальный хоры, и чтоб не уронить концертное, — пишет он своему управляющему. — А простое пение всегда было дурно, и больше, кажется, его испортил Бочкин велиим гласом с кабацкого. Когда они певали в Москве с голицынскими певчими, сие надлежало давно обновить и того единожды держаться».
Федор Рокотов. Портрет Петра III
С домом у Никитских ворот связана и женитьба А. В. Суворова. Ее стало принято связывать с желанием одного только отца — Василий Иванович сам выбрал сыну невесту — княжну В. И. Прозоровскую, дочь отставного генерал-поручика. Почти бесприданница — за своими дочерьми Василий Иванович дал в несколько раз большее приданое, — «Варюта», по-видимому, обладала в глазах отца иными достоинствами. Молодая красавица была племянницей супруги П. А. Румянцева-Задунайского. Венчание состоялось, как утверждает предание, у того же Феодора Студита, а недолгая совместная жизнь Суворовых началась в отцовском доме. Да и стоило ли заботиться о собственной крыше над головой, когда Суворов сразу по окончании медового месяца выехал в армию, а в 1775 году со смертью отца вошел во владение всем этим городским поместьем.
И очередная загадка, сегодня попросту отвергнутая, хотя, по существу, по-прежнему нерешенная. Могила Василия Ивановича в подмосковном Рождествене — могила или памятник, какие нередко ставили независимо от места захоронения? В каждый свой московский приезд Суворов служил панихиды на могилах отца и матери у Феодора Студита — обстоятельство, хорошо памятное местному причту. Известный историк Москвы И. М. Снегирев, кстати сказать, бывавший в Рождествене, знал эти московские могилы и заботился об их состоянии. В его дневниках есть помеченная 3 июля 1864 года запись: «Священнику церкви Феодора Студита Преображенскому указал могилу у алтаря родителей Суворова и советовал возобновить надгробия».
Да и при существовавшем в суворовской семье уважении к народным обычаям трудно объяснить, почему муж мог быть похоронен отдельно от горячо любимой жены и родителей. Вопрос остается открытым, тем более что и могила Авдотьи Суворовой скрылась под асфальтом двора выходящего на Суворовский бульвар дома.
Конечно, многое в личной жизни полководца не задалось. «Суворочка» воспитывалась у начальницы Смольного института — Суворов категорически воспротивился ее общению с матерью. Сын, в происхождении которого Александр Васильевич сначала сомневался, жил у «Варюты», отношения с которой были порваны. Суворов даже вернул тестю приданое жены, не сумев простить молодой красавице ее легкомыслия. И все же дом у Никитских ворот стал его настоящим московским домом.
Князь Аркадий Александрович Суворов
Дом Суворова… Несколько комнат для себя, без особого комфорта, тем более без признаков роскоши. Предпринятые перестройки имели в виду разместить в главном здании, наряду с жилыми комнатами, управление имениями, во дворе возвести службы для многочисленной дворни, устроить проходивших в Москве обучение крепостных артистов. На московском дворе заготавливался так любимый хозяином густой красный мартовский квас, зарубалось в лед русское пиво и выписывались всяческого рода газеты. На 1785 год, например, это были пересылавшиеся в деревню «Московские ведомости» с «Экономическим магазином» на русском языке, «Санкт-Петербургские ведомости» на немецком, журнал «Энциклопедия» на французском. Предпочитая простой русский стол, Суворов не мог отказать себе в хорошем французском вине и, главное, самом лучшем сорте чая. В этом никакая ошибка или оплошность лично отвечавшего домоправителя не допускались. Известно, что в Кончанском, в знаменитой суворовской светелке на горе Дубихе, где Суворов проводил за рабочим столом целые дни, ему подавался только чай, который готовил на специально сооруженном в соседнем ельнике очаге любимый камердинер полководца Прохор Дубасов.
Отношения Суворова со своими крестьянами были совершенно необычными для тех лет. Любой гостинец, который полагалось дарить помещику — яйца, холсты, грибы, ягоды, — все записывалось дарящему в счет оброка. Поборы натурой в суворовских деревнях были отменены. Суворов постоянно заботился, чтобы крестьяне имели полноценные хозяйства, чтобы, не дай бог, «не приупадли», непременно обзаводились семьями, детьми, — в случае недородов он безо всяких просьб и напоминаний сам приходил им на помощь. На предложение увеличить доходы, устроив конный завод, последовал ответ: «Я по вотчинам ни рубля, ни козы, не токмо кобылы, не нажил, так и заводом неколи мне ходить, и лучше я останусь на моих простых незнатных оброках». Зато в эту пору жизни Суворов мог себе позволить то, о чем только мечтал в детстве и юности, — собственный оркестр, хор, театр.
Ребенком он видел московское чудо — возведенный В. В. Растрелли на месте нынешнего Государственного исторического музея театр на три тысячи мест. Спектакли его во многом сказались на всей жизни города: появились первые уличные фонари — забота об уличном освещении, были сняты рогатки во время театральных разъездов. Увлечение театром на Красной площади было огромным. Здесь играл первый в Европе симфонический оркестр из местных музыкантов, выступали приглашавшиеся из Италии дирижеры, композиторы, певцы, труппы Комедии масок. Юность полководца пройдет неподалеку от другого, еще более значительного по размерам Оперного дома в Лефортове. Открытый в 1743 году, он собирал буквально всю Москву на свои со сказочной пышностью обставленные спектакли. Теперь в возможностях Суворова было создать собственный театр.
