Суворов ничего не сказал о подьячем Приказа Большого дворца, ни словом не обмолвился и о генеральном писаре, упомянув лишь, что крестным отцом писарского сына Василия стал сам Петр I. Зато на Иване Григорьевиче сосредоточилось особенное внимание биографов, и не в части войсковой службы — хотя его должность приравнивалась к должности начальника Генерального штаба, — а в части последних лет жизни. Будто, наскучив мирскими треволнениями, принял Иван Суворов на старости лет священнический сан и стал протоиереем Благовещенского собора Московского Кремля. Будто, часто встречаясь с внуком, сумел привить ему и религиозность, и особое пристрастие к русским обычаям и обрядовой стороне жизни. Биография полководца в серии «Жизнь замечательных людей» именно так об этом и говорит.
Но вот два самых прозаических деловых документа. «1715 году июня 20 дня лейб-гвардии Преображенского и Семеновского полков генеральный писарь Иван Суворов продал двор… за Покровскими воротами Барашевской слободы на тяглой земле, в приходе церкви Воскресения Христова, за 100 рублей». И другой: «1718 году декабря 16 дня генерального писаря Ивана Григорьева сына Суворова вдова Марфа Иванова дочь продала двор за Таганскими воротами в Алексеевской слободе за 50 рублей». Выводы?
Не было никакого кремлевского священника, не было ухода от мирской суеты, не было и умилительно-патриархальных встреч дедушки с внуком, который просто не успел к тому времени родиться. И в части мирской суеты никакой усталости Иван Григорьевич не испытывал. Наряду с двором в Барашах, оцененном в 1715 году в сто рублей, он располагал дворами «за Земляным городом, за Сретенскими воротами, в приходе церкви Троицы, что в Троицкой» ценой около пятидесяти рублей и настоящим боярским двором в Конюшенной слободе Большие Лужники стоимостью в целых триста рублей. По-видимому, Замоскворечье вообще привлекало Ивана Григорьевича, потому что, распродав в течение 1715 года все помянутые дворы, он переселился в купленный им двор в приходе Никиты Мученика, в переулке между нынешней Новокузнецкой и Пятницкой улицами.
Еще один документ — закладная той же Марфы Ивановны Суворовой — позволяет уточнить, что овдовела она в начале
1716 года, когда ее младшему сыну Василию было около десяти лет. Эти выводы находили свое подтверждение и в других архивных источниках.
Должность протоиерия Благовещенского собора совмещалась с обязанностями царского духовника. Но среди духовников Петра I никогда не было Ивана Суворова, как, «впрочем, не было его и в списках соборного причта. История не проходит бесследно, и весь вопрос только в том, дойдут или не дойдут руки исследователя до нужных ее следов. И еще есть характер эпохи. Когда и кому из своих прямых помощников Петр позволял уйти от деятельной жизни? Не получил на это согласия Никита Зотов, и, кстати, внучка первого учителя и первого князь-папы Петра, Анна Васильевна, была теткой полководца, о которой он неизменно помнил и трогательно заботился. Визиты к Анне Васильевне Суворовой-Зотовой на Мясницкую были обязательны для Суворова в каждый его московский приезд. А ведь суворовской родни было в действительности великое множество.
Старший сын Ивана Григорьевича — Терентий жил за Москвой-рекой в Кадашевской слободе и служил подьячим Оружейной канцелярии. Другой сын — Иван, «царского дому сослужитель», по выражению современных документов, отличавшийся редкими способностями к торговле. В Китай-городе в Старом Сурожском ряду он имел несколько лавок, несколько дворов на Старой Басманной в приходе Никиты Мученика и богатый жилой дом на Большой Сретенской. Сын его Василий стал видным офицером петровской армии и имел чин подполковника. Наконец, муж Анны Васильевны Зотовой — капитан-поручик Александр Иванович Суворов. В его петербургской квартире жил будущий полководец, проходя действительную службу. Один из двоюродных братьев Суворова, Федор Александрович, был участником дворцового переворота в пользу Екатерины II. И рассказывали все эти подробности не современники или потомки, а скупые строки нотариальных бумаг. Они же позволяли определить и место родового суворовского гнезда.
Прадед Григорий владел землей у Никитских ворот. Наследовала ему дочь Наталья, позже — внук, подполковник Василий Иванович Суворов. Иван Григорьевич обзавелся собственным двором, но не в Преображенской слободе, а у Покровских ворот. Только при всем том, меняя и перепродавая дворы, связи с родными местами у Никитских ворот Суворовы не порывали. В дошедшей до наших дней крохотной церковке Феодора Студита крестили детей, венчались, здесь же хоронили членов семьи. Да и Феодор Студит в те далекие времена был не простой приходской церковью.
Еще в XIV веке появилась на его месте, у выезда из города на Волоколамскую дорогу, часовенка в честь иконы Феодоровской Божьей Матери. Часовенка положила начало появившемуся со временем монастырю, а в 1618 году у монастырских стен состоялась торжественная встреча Михаила Романова со своим возвращавшимся из польского плена отцом, патриархом Филаретом. Власть сына была властью отца — слишком превосходил Михаила своеволием, умом, тщеславием и дипломатическими способностями силой постриженный в монахи Филарет-Феодор, слишком трудно перенес свое поражение в борьбе за московский престол. И хотя каждое действие молодого царя было им подсказано и приказано, патриарх постоянно умел подчеркнуть свою обиду. Так и здесь распорядился он Феодоровский, на окраине города, монастырь сделать своим, патриаршим домовым, подолгу живал в нем, оставляя кремлевские покои, а в 1626 году построил на месте старой церкви новую — в честь Феодора Студита — и при ней первую городскую бесплатную больницу. Отсюда и пошло название монастыря — Феодоровский больничный. Петр I равнодушно отнесся к семейной святыне. Денег на содержание монастырей и церквей он тратить не любил. Его приказом монахи от Никитских ворот были переведены в другую обитель, Феодор Студит превращен в обыкновенную приходскую церковь, которой предлагалось существовать на доброхотные даяния прихожан. Исчезла богатая утварь, даже оклады икон, даже священническое облачение, осталась московская традиция уважения к «убогим гробам», вера, что приносят они удачу. У Феодора Студита и состоялось венчание младшего сына генерального писаря Василия Ивановича с девицей Авдотьей Федосеевной Мануковой.
От Арбата до Никитских ворот
И снова первым было имя. «Иноземная версия» теперь уже относительно материнской семьи полководца, еще не проникшая в популярную литературу, но занимавшая специалистов. Мануковы — уж очень близка была эта фамилия по своему звучанию к армянскому имени, а о матери Суворова и вовсе говорилось, что звали ее Ануш и родилась она вблизи Кавказа. А между тем предмета для споров и здесь не было — они находили свое решение все в тех же нотариальных бумагах и материалах переписей.
В первой половине XVII века Москва знала многих слобожан Мануковых, откуда бы ни приехали — если приезжали! — в древнюю столицу, вроде приписанного к Новгородской сотне бобровника Гришки Семенова сына Манукова. Во второй половине столетия есть здесь несколько сложившихся приказных династий, из поколения в поколение живших все в тех же дворах — в Покровском на Яузе, в Замоскворечье, у Никитских ворот. К ним относился и дед полководца — дьяк Поместного приказа, позднее вице-президент Вотчинной коллегии Федосей Семенов Мануков. Должность его была чрезвычайно важной — судьбы земель, распределявшихся между дворянами и служилыми людьми, благосостояние, а подчас и прямое разорение владельцев. Да и с именами ему приходилось иметь дело куда какими влиятельными — так, в 1704 году проводит он сам перепись поместий и вотчинных земель Московского уезда.
Мог дьяк Федосей сталкиваться с Суворовым по приказным делам. Мог познакомиться по-соседски — вместе жили в приходе Феодора Студита, рядом с суворовскими находились на монастырском кладбище и мануковские могилы. Только существовала и иная возможность. Незадолго до появления во дворце Василия Ивановича Суворова был назначен денщиком Петра Сергей Минин Мануков. Так что несли оба молодых человека одинаковую службу при царе, не познакомиться было попросту невозможно.
Почвы для предположений было достаточно — точных сведений о детстве и молодости отца полководца не существовало, несмотря на все многословие популярных монографий. Согласно их утверждению, родился Василий Суворов в 1705 году, был отправлен Петром для обучения за границу, легко овладел несколькими языками, кораблестроительным делом, привез из поездки перевод классического труда инженера Вобана о строительстве крепостей, состоял царским переводчиком и денщиком, а со смертью Петра выпущен в Преображенский полк бомбардир-сержантом. Документальных подтверждений подобная жизненная канва не имела, зато оснований для сомнений — сколько угодно.
