– Очень вкусно, – сказал Денис чужим голосом.
Судорожно хотел вспомнить формулу благодарности, но в сенях послышались веселые голоса и вошел Гришка. За ним – смеясь и переговариваясь – еще двое мальчишек.
– Настена!.. – начал он. И замер, удивленно глядя на Дениса: – О, привет! Решил заехать?
Как и в прошлый раз, он был босиком, но без фуражки и нагайки, зато в рубашке. Ввалившиеся следом за Гришкой двое казачат в упор рассматривали Дениса. Тоже босиком, в подвернутых штанах и легких рубашках с засученными рукавами, они были неуловимо похожи друг на друга и Мелехова – чем-то, что Денис для себя определил как манеру держаться. Хотя внешность обоих мальчишек была отличной и друг от друга и от классического воплощения славянского типа Гришки. Один – повыше – был скорей похож на англосакса: тонколицый, рыжеватый, с прямым носом, – но совершенно неожиданно жуткими глазами. Табачного желто-зеленого цвета, эти глаза имели вертикальные зрачки, как у кота. Другой – ниже и плотней, – русый, но смуглый и круглолицый, имел явную примесь казахской или киргизской крови, даже серые глаза были слегка раскосыми.
Денис поднялся.
– Я хотел поговорить о деле, – сказал он. – И не только с тобой. Со всеми вашими ребятами. Это общее дело.
* * *
Более всего удивило Дениса, что в здании школы – комплексе пещер в гранитном откосе у реки – оказалась юнармейская комната! Войдя туда и увидев знакомые плакаты, Денис не выдержал:
– А у вас что, юнармейцы есть?!
– Да мы все юнармейцы и есть, – Гришка тоже явно удивился.
Табачноглазый Ромка и круглолицый Тоха отправились по станице – собирать только-только разошедшихся по домам ребят. Денис про себя отметил, что начало для митинга не совсем удачное – мальчишки только-только разошлись по домам, приготовились отдохнуть после работы в саду – и нате вам, летите в школу, с вами пацан из Империи говорить будет! Он и вообще засомневался, что придут – но Гришка только фыркнул через губу и сейчас сидел на парте, качая ногой.
Впрочем, увидев юнармейский кабинет, Денис и сам понял – придут. Но настроение, конечно, будет – ой.
Не ошиблись ни Денис, ни Гришка. Не прошло и получаса, как комната начала наполняться казачатами. Причем почти все громко выражали свое недовольство. Кое-кто из них успел привести себя в порядок, но большинство явилось в том же рабочем виде, в каком тут был и сам Гришка. А он совершенно неожиданно стушевался – и Денис удивился… но, поймав взгляд казачонка, понял: проверяет на вшивость. Снова и опять. Мол, ты их собирал? Собирал. Ты с ними говорить хотел? Хотел. Давай.
Мальчишки – не меньше полусотни, до отказа набившие комнату, рассматривали Дениса. Большинство взглядов были просто оценивающие, но имелись и откровенно недоброжелательные, и насмешливые, и даже презрительные. Более того, сама собой вскоре установилась тишина, и Денис ощутил себя распятым около магнитной доски.
И он разозлился.
– Я пришел просить у вас денег, – сказал он.
И каким-то чутьем уловил: хорошее начало! Хорошее, он ошарашил казачат – и молчали даже те, кто явно настроился отпустить какое-нибудь едкое замечание на первую же реплику приезжего – какой бы она ни была. Но не такой же?!
Денис незаметно перевел дух и продолжал:
– Деньги нужны ребятам из Седьмого Горного. Они хотят создать пионерский отряд. На первое время нужно хотя бы миллионов тридцать. И я думаю – такие деньги у вас есть.
А вот теперь уже казачата удивили его. Никто не возмутился, не зашумел, не засмеялся. Только миловидный белокурый парнишка – он сидел за самой дальней партой рядом с Гришкой, внимательно, прямо-таки с любовью разглядывая свой кулак, – сказал:
– Есть такие деньги. И больше есть, – потом поднял глаза и взглянул на Дениса внимательно и жестко. – Только с чего нам, казакам, эти деньги поселковому сброду отдавать?
Вот теперь поднялся тихий одобрительный гул. И Денис чуть повысил голос:
– Ты казначей?
Мальчишка кивнул.
– Деньгам счет знаешь. Я так думаю, вы их не украли, не наспекулировали – руками заработали. Так?
Последовал новый кивок.
– Теперь собираетесь на море ехать. Так?
Третий кивок.
– Где остановитесь?
– В «Южном», у пансионата с войском договоренность, – ответил мальчишка, прищурившись. – Уж сколько лет ездят наши, еще до Бахурева повелось.
– Хорошо, – сказал Денис. – Дело хорошее. И честное. Поработали – отдохнули. Деньги все ваши, или как?
– Не, – покачал головой белокурый. – Треть войску, треть станице. Да все равно, на картошку этого урожая спрос хороший.
– Хорошо живете, – заметил Денис. – Треть войску, треть станице, а на треть полсотни человек отдыхать поедет.
– Больше, – поправил кто-то. – Девчачья доля там тоже есть, мы просто девчонок на круги не зовем, не чин.
– Больше, – повторил Денис. – На сколько едете?
– На две недели, – произнес еще кто-то.
– И школа у вас хорошая, – сказал Денис. – В общем, я гляжу, неплохая жизнь.
– Не жалуемся, – подал голос белокурый. И показал руки. Неожиданно крепкие, мозолистые. – А батя мой крюком ходит. Не старый он, а пять лет назад как пластанул его маньчжур на восточной границе – так и все. Жилы какие-то посек. В куле односум его в станицу привез, в седло сесть не может. Так что нам наша жизнь не задаром на белый хлеб намазана.
– А в шахте кто из вас был? – спросил Денис спокойно.
Казачата притихли. Кто-то – от двери – сказал:
– Мишка поселковый у нас работал, рассказывал.
Его поддержал еще чей-то голос:
– Говорили пацаны с поселка. Страшное дело.
– Выходит, и там люди не бездельничают, работают не легче вашего? – спросил Денис. – Так что ж вы перед ними нос дерете?
– А никто не говорит, что легче, может – и трудней, – сказал рассудительно круглолицый Тоха. – Вон, за двадцать километров латифундия, мы с дядьками по делу ездили, я видел, как надсмотрщик пацана мелкого плетью бил – корзину тот уронил, фрукты подавил. Ух, я дал тогда тому! – Он засмеялся, казачата оживленно гуднули и опять притихли, потому что Тоха повел рукой. – Только не в том дело. Ни один казак над собой такого не стерпит. А эти терпят – значит, не люди они, а бараны.
– И я баран? – спокойно спросил Денис.
Тоха покачал головой:
– Ты имперец, с тебя спрос другой. Ваши из стали сделаны, так батя говорит, он ваших повидал. А эти из навоза.
– Моя мать закрыла шахты, на которых были условия хуже всего, – сказал Денис. – Теперь все будет по-новому.
– Человеку новое сердце не вставишь, – тихо сказал белокурый.
– А если б твои родные с голоду дохли – не пошел бы на шахту?! – обозлился Денис.
Белокурый усмехнулся:
– Отчего, пошел бы. Первое дело – с односумами бы уговорился, какую цену брать будем. Второе – хозяину шашку и автомат показал бы.
– А я б не пошел, – сказал плечистый парень с рыжим чубом. – Взял бы у кого. Да вон хоть у бандюков на юге. И много чего взять можно, и сходить весело.
– А они так не могут, – сказал Денис. – Они так не умеют. И мне… мне их жалко. – Денис вспомнил слова Олега: «Спаси нас, имперец…» И дерзко оглядел казачат. – Да, жалко! Я не из стали. Я человек, как они. И как вы. И там есть тоже люди, которые хотят жить, а как – не знают. И я им помогу. С вами, без вас… Только как бы вам на своих лихих конях за бортом у струнника не оказаться лет через десять!
Странно, но казачата не возмутились, только шепоток пробежал. Потом тот, рыжий, сказал:
– Сильно говоришь, как молотом бьешь. А вот что до коней… Ездить верхом умеешь?
Денис кивнул, не понимая смысла вопроса, но насторожившись.
– Вот и хорошо. Обойдешь меня над берегом – тридцать миллионов твои.
Денис поднял брови. Остальные казачата запереглядывались и зашумели. Гришка наконец подал голос:
– Лёвка, он у нас вроде как в гостях.
– А я его силком в седло не сажаю, – удивился рыжий. – И расскажем мы ему все, а, станичники?
– Брось, Лёвка, там наши ломаются!
– А чего, пускай, кто заставляет-то?!
– Да не надо, поговорили и хватит!
– А ставка-то какова!
– Его спросим! – мотнул чубом Лёвка. – Ты как, имперец?
Он не подначивал. И в глазах не было ни насмешки, ни злой подковырки.
– Что за берег? – спросил Денис спокойно.
Гришка громко чертыхнулся. Лёвка кивнул куда-то в стену:
– Правый берег. Три километра скачка. Буераки, камни, кусты… ущелье глубокое, по нему два ручья текут…
– Во! – Сидевший в переднем ряду мальчишка поднял рубашку и показал два параллельных шрама, пожалуй, более страшных, чем тот, от когтей тигра, который украшал предплечье Славки – на правом боку. – Кишки наружу вылезли, это мне еще повезло… Туда сорвался…
– Обойдешь – деньги твои, – подытожил Лёвка, жестом успокаивая мальчишку. – Нет, не так. Это нечестно. Фору даю пять минут. Забьем? – И он положил на парту сильную, плохо отмытую ладонь.
