Оборотень перевел взгляд на выход из пещеры.
– Да, – сказал он. – Я чую. Они скоро будут здесь.
Глиргвай посерьезнела, отложила пустую миску и подтянула к себе лук.
Зигфрид прищурился.
– Сделаем так, – сказал он негромко.
Рингрин приземлился на снег. Захрустел наст, ломаясь. Вокруг по-прежнему было темно, но это была другая темнота. Не мрак бездонной пропасти небытия, а серая тряпочка ночи, наброшенной на горы.
– Лайтонд? – спросил он неуверенно.
– Я здесь, – откликнулся друг.
Сугроб рядом с Рингрином зашевелился, и из него выбрался Лайтонд. Теперь предстояло найти остальных партизан. «Если их уже не нашел мандреченский патруль», подумал Рингрин. У принца неприятно кольнуло в бок от этой мысли.
– Где же наши, – пробормотал Рингрин, осматриваясь.
Ментально просканировать местность он не мог, это выходило за границы его возможностей как мага. Среди темных эльфов редко рождались сильные волшебники.
– Ты нашел что-нибудь, Лайтонд?
– Да, тут чей-то труп.
– Козни Илу, – выдохнул принц.
– Да это не из наших. Он старый, под снегом.
Рингрин облегченно вздохнул.
– А, вот они где, – сказал Лайтонд и уверенно двинулся вперед.
– Ты же говорил, что не видишь в темноте, – пробормотал Рингрин, следуя за ним.
– Честно говоря, магу седьмого класса глаза не нужны, – признался друг. – Мне просто не хотелось прыгать неизвестно куда на ночь глядя.
Первым, что увидел Лайтонд, когда вошел в пещеру, был прищуренный глаз Глиргвай и раздвоенный наконечник стрелы, нацеленной ему прямо в лицо. Жизнь в воспитательном лагере формирует железные рефлексы. Верховный маг Фейре тут же поднял руки. Рингрин тоже, однако пробормотал:
– Глира, ты что, это же мы.
– Но Зигфрид сказал, что… – произнесла эльфка, удивленная не меньше их, и опустила лук.
– Я чуял, что кто-то идет, но не знал, кто, – оправдываясь, пояснил оборотень.
Однако в глазах его плясало темное пламя. Рингрин понял, что химмельриттер ничего не забыл.
Ни стрел, торчащих из спины друга.
Ни душераздираздирающего крика своего начальника – «Беги!»
Ни рева умиращих гросайдечей.
Глиргвай покосилась на Зигфрида. Эльфка не знала, что сидит рядом с бывшим химмельриттером, в суматохе отъезда никто не рассказал ей об этом. Но Глиргвай, уже начавшая немного разбираться в его характере, тоже подозревала, что он устроил эту штуку нарочно. «Такой уж юмор у оборотня – незатейливый, как коровьи лепешки», решила она.
У темных эльфов не принято шумное выражение чувств.
– На тебя можно оставить отряд, как я посмотрю, – сказал Рингрин Зигфриду. – Когда все кончится, пойдешь к нам? Я тебе отряд дам. Бойцов много, а командовать теперь некому.
– Если все пройдет как надо, – ответил оборотень. – Тебе больше не придется партизанить. Но за предложение благодарю.
Кулумит сказал новоприбывшим:
– Доставайте миски.
Лайтонда не надо было просить дважды. Стряпня рыжего эльфа по вкусу отличалась от лагерной еды так же, как бланманже от кухонной замазки. Но прежде чем запустить ложку в аппетитно пахнущую картошку с тушенкой, Верховный маг Фейре вычаровал магический шар и попросил:
– Глиргвай, пройди вдоль левой стены пещеры. Заглядывай во все боковые коридоры, какие тебе попадутся.
«Самую молодую нашли», мрачно подумала эльфка и поднялась на ноги. Шар плыл над ее головой, пока она двигалась вдоль стены. Небольшое ответвление пещеры, по размерам сравнимое с комнатой Глиргвай в Доме, нашлось через десяток шагов, о чем она и сообщила. Голос ее, искаженный низкими сводами, показался ей самой жутким и незнакомым. Лайтонд осведомился:
– А там на стене ничего не нарисовано?
– Нарисовано, – сообщила эльфка.
– Синим цветом?
– Да, – ответила Глиргвай обрадованно.
Воспитание в партизанском отряде способствует раскрепощенности речи, но даже выросшую на привалах эльфку смутила перспектива орать слово «х*й» на всю пещеру.
– Все ясно, – ответил Лайтонд. – Я это место знаю. Ночевать будем там!
Пока партизаны перетаскивали немудреные пожитки, Глиргвай разглядывала рисунок. В свете магического шара был отчетливо виден мужской член размером с ее руку. Над членом красовались драконьи крылышки. Под изображением находилась поблекшая, выцветшая от времени надпись веселой синей краской:
ТУ-154
– Что это? – спросила Глиргвай.
– Член с крылышками, – мельком глянув на стену, ответил Зигфрид.
Ответ оборотня не удовлетворил эльфку.
– Да, но что это значит? – осведомилась девушка.
Она повернулась к остальным. Кулумит и Зигфрид раскатывали одеяла, устраивая лежанку, Лайтонд с сосредоточенным лицом размахивал руками. В пещере было чуть теплее, чем снаружи, но все же слишком холодно, чтобы заснуть. Верховный маг Фейре уже поставил на выходе в главный зал магический щит, удерживающий тепло. Теперь он прогревал камни, на которых предстояло ночевать компании.
– Не знаю, – признался Лайтонд.
Он бросил заклинание и стряхнул кисти рук, чтобы набраться сил для следующего.
– Когда я шел на Рабин с Танцорами Смерти, мы некоторое время ждали здесь отставший отряд, – продолжал Верховный маг Фейре. – В том, большом зале. Картинка тут была еще тогда. Я и хотел снова в этой пещере остановиться. Думал, не найдем, место здесь не очень приметное. Эта пещерка глухая, у нас в ней был склад. А следующим коридором можно выйти к набережной Зеленого Мыса.
Глиргвай попробовала представить себе таинственных Танцоров Смерти, о которых ей доводилось слышать и раньше. Как воины ходили по этой пещере, в сине-черных повязках на голове, с двумя мечами на поясе. Отливали, небось, у дальней стены, смеялись у костра и пели свои горские песни. А в один прекрасный день они ушли следующим коридором в Рабин, и никто из них – никогда – больше не вернулся в родную Экну. После бунта выжил только Лайтонд. От этой мысли Глиргвай стало не по себе. Лайтонд снова был здесь…
– Наверное, это весточка, которую нам через века передали наши дикие предки, – предположил Зигфрид.
– Это земля мандречен. А эти дикие предки знали наш алфавит и экенские цифры, – мрачно возразила Глиргвай.
– Какая разница, – заметил Кулумит. – Давайте ложиться спать.
И первым юркнул под одеяло. Глиргвай пристроилась к нему под бочок, поскольку была знакома с рыжим эльфом дольше всех – три последних дня. Рядом с эльфкой оказался Зигфрид.
– А мы тебя хотели к себе взять, – сказал Рингрин, обращаясь к девушке. – Ты же самое ценное, что есть в нашем отряде.
Зигфрид приподнялся, чтобы поменяться местами с Глиргвай.
– Да ладно, Рин, – сказал Лайтонд. – Если ей так удобнее, пусть.
Эльфка облегченно вздохнула. Оборотень, ворча, опять улегся. Затем к ним присоединились Рингрин. Лайтонду досталось место у самого края лежанки. Некоторое время партизаны ворочались, деля одеяла.
– Лайтонд? – услышал он голосок Глиргвай.
– Да?
Эльфке очень хотелось узнать, выжил ли кто-нибудь из Танцоров Смерти, пришедших в Рабин вместе с Верховным магом Фейре. Но она понимала, что спрашивать об этом нельзя. Поэтому Глиргвай спросила:
– А после бунта – где вы были все это время?
– Я был в воспитательном лагере при капище Ящера, – ответил Лайтонд. – А до бунта Танцоров в Бьонгарде жил… И как только мне удалось бежать, я сразу прибежал к вам.
Перед глазами Рингрина встал жуткий забор, весь увешанный черепами, стела с могучим старцем.
– В лагере страшно? – спросил принц.
Лайтонд помолчал.
– Нет, – сказал он. – В лагере не страшно. Много физической работы, поначалу тяжело, но потом втягиваешься. Я теперь писать не скоро смогу. У меня ладони огрубели под топор да лопату, пальцы не гнутся. В лагере просто очень скучно, вот и все.
Он погасил магический шар, и пещера погрузилась во мрак.
