Он наклонился ближе.
— Я учуял тебя… издали, и аромат был прекрасен. Он успокоил мое сознание. А впервые увидев твои глаза, я сразу тебя узнал. Я познал твой вкус и, — его тело сотрясла сильная дрожь, голос стал гортанным, — нет слов, чтобы его описать. Но я покажу тебе, если ты позволишь.
— Я не могу, — ответила она, пытаясь выбраться из того положения, в котором он ее удерживал своим телом. Эмму переполняло чувство отвращения к себе за то, что, когда он задрожал, она снова дала слабину по отношению к нему.
Эмму все больше охватывал подступающий ужас. Ее подозрение, что она прочно обосновалась и удерживалась здесь — оказались верны. Какой же дурой она была… — стоп, нет, это, наверняка можно легко опровергнуть, ведь как она — наполовину вампирша — может быть парой ликана? Что бы вампир был навечно связан с ликаном?
И тут в памяти всплыла его убедительная, убийственная ложь…
— И что же ты планировал со мной сделать? — совершив обманное движение вправо, она пригнулась и выскользнула слева под его рукой, схватив свои джинсы. Эмма знала, что он позволил ей это сделать. Дрожа от гнева, она повернулась и взглянула ему в лицо.
— Планировал на самом деле? Я должна была бы, скажем, жить с твоей стаей? С той самой, которая — как ты сам поспешил заметить — порвала бы меня на кусочки?
— Никто к тебе даже пальцем не прикоснется. Будь то член клана или кто-то посторонний. Но ты не будешь жить среди них, потому что я их король, и наш дом здесь в Киневейне.
— Вау, я породнилась с европейской знатью! Кто-нибудь позвоните в «Пипл»[34]! — вылетев из ванной, она начала натягивать джинсы.
Сейчас Эмма многое бы отдала, чтобы переместиться отсюда, унести свою задницу прочь из этого замка, попросту исчезнуть. Она не выносила, когда ей врали. Так как не могла сделать того же в ответ.
Передразнивая его акцент, она выдала:
— «Ты не моя пара, Эммалин. Ничё такого серьезного, как моя пара, но я не прочь подержать тебя рядом в качестве своей любовницы. Я хочу тебя, но причина в другом». До чего же снисходительно это звучало!
Последовав следом за Эммой, Лаклейн схватил ее за руку, развернув лицом к себе.
— Я сожалею о вынужденной лжи, но что сделано, то сделано. Я хочу, чтобы ты, по крайней мере, выслушала то, что я должен сказать.
— А я хочу домой к своей семье, — чтобы прочистить голову и спросить их — Почему мне снятся его воспоминания? Почему меня всегда переполняют и в тоже время смущают столько эмоций, словно кто-то наслал на меня заклятие хаоса?
— Неужели, ты даже не рассмотришь возможности, что все это правда? Ты оставишь меня, даже зная, что мы могли бы иметь?
Она нахмурилась от внезапно пришедшей на ум мысли.
— Ты сказал «в каждом столетии, которое проживал». Так сколько же тебе лет? Шестьсот? Семьсот?
— Это имеет значение?
Она высвободила руку из его хватки. — Сколько?
— Около тысячи и двухсот лет.
Эмма ахнула.
— Ты знаешь, что значит термин «совращение младенца»? Мне всего лишь семьдесят один! Это мерзко!
— Я знал, что это будет нелегко принять, но со временем ты поймешь.
— Пойму что? Что хочу жить в чужой стране вдали от своей семьи и друзей, хочу остаться с бессовестным, неуравновешенным ликаном, который продолжает мне врать?
— Я никогда больше не солгу тебе, но твое место здесь… со мной.
— Здесь. В северной Шотландии. Где на лето мы будем уходить в горы. Вот так-так, Лакли, а скажи-ка мне, какой долготы там летние дни?
— Я уже думал об этом. На лето мы будем уезжать туда, где тебе будет комфортно. И зимой ночи длиннее. Ты думаешь, я не забрал бы тебя туда, где у нас было бы больше времени вдвоем?
— Ты все обдумал и просчитал. Ты заставишь меня сказать «согласна» независимо от моего желания.
— Согласна? — нахмурился он. — Ты имеешь в виду брак? Это намного серьезнее, чем брак.
— Это так же серьезно как…
— Браки могут заканчиваться.
Ее губы слегка приоткрылись.
— Что ж, в этом ракурсе все выглядит действительно иначе. На веки вечные без права на освобождение. А тебе никогда не приходило на ум, что я хотела бы немного притормозить коней? Я молода, а это буквально все. Ты просишь от меня — нет, ты требуешь — всего, а я знаю тебя всего лишь неделю. Возможно, ты и имеешь по отношению ко мне эту космическую уверенность, но я не могу сказать того же о себе.
— А если я попрошу, это что-то изменит? Ты останешься со мной?
— Нет, не останусь. Но не говорю, что мы больше совсем не увидимся. Я отправлюсь домой, и мы попытаемся не спешить, узнаем друг друга получше.
Он закрыл глаза, а когда открыл, в них читалась только боль. Его лицо тут же посуровело.
— Я не могу этого позволить. Ты останешься здесь пока не сможешь ответить на этот вопрос иначе.
— Ты разлучишь меня с семьей?
Схватив ее сильно за руку, он произнес:
— Ты и понятия не имеешь, каким безжалостным я могу быть, чтобы удержать тебя, Эмма. Я сделал бы это и даже больше. Все, что только потребуется.
— Ты не сможешь удерживать меня здесь пленницей.
По какой-то причине, эти слова разгневали его даже больше. Все его тело напряглось, глаза на миг стали голубыми.
— Да, не смогу. Ты вольна уходить. Но ты не сможешь найти машину. Не сможешь здесь кому-то приказать, чтобы тебя подвезли. Мы в сотне миль от ближайшего города, население которого состоит практически из членов клана. Поэтому покидать эти владения тебе крайне не рекомендуется.
Уже у самой двери он развернулся и добавил. — Я не смогу удерживать тебя здесь пленницей. А вот солнце сможет.
Глава 22
— Никс! — закричала Эмма в трубку, когда ее тетка ответила на звонок.
— О, Эмма, как ты? Наслаждаешься Шотландией? — спросила та рассеянным голосом.
— Дай мне поговорить с Анникой.
— Она недоступна.
Сделав глубокий вдох, Эмма забарабанила ногтями по столу. Она находилась в маленьком кабинете, который только что нашла.
— Никс, это не игра. Не знаю, когда смогу еще раз позвонить, а мне обязательно нужно поговорить с ней.
— Недоступна.
— Что ты имеешь в виду? — потребовала ответа Эмма. — Она или там, или нет.
— Прямо сейчас она ведет переговоры с призраками.
Потрясенная, Эмма рухнула в прохладное кожаное кресло.
— Зачем они нам понадобились? — призраки были последним средством, к которому прибегали, когда ковен оказывался в смертельной опасности. Их цена за патрулирование поместья и его охрану от посторонних с помощью своей магической силы была непомерно высокой.
