— Места для полиции — в первом ряду!
— Черных можно убивать бомбами!
— Доносчики в зал не допускаются!
— Не бейте беленьких!
— Не курите наркотиков!
— Черные существуют!
— Слушайте и учитесь!
— Полицейские — свиньи!..
Но вот на сцену уже поднялось несколько негров. Там несколько скамеек и в центре — трибуна. Негры подметают пол, разговаривают между собой о том о сем, готовя помещение к митингу. Из их диалога мы узнаем, что находимся в Уоттсе и что сейчас придет негритянский пророк и будет говорить речь.
В сущности речь этого пророка, или, если угодно, вождя, а точнее, его политический диалог с залом и составляет сердцевину этой пьесы — митинга.
Роль вождя играет сам Вильямс. Он не спеша, увереп-ной походкой входит в зал, проходит меж рядами, поднимается на сцену, занимает место на трибуне и внимательно вглядывается в лица зрителей. Одет оп, как большинство негритянских бунтарей, весьма своеобычно: на нем черная бархатная блуза, на груди висит большая сверкающая бляха, нечто вроде архиерейской панагии. Голова у него гладко выбрита.
И вот уже вождь начинает речь. Какую политическую позицию он занимает? Вождь считает, что деятельность Мартина Лютера Кипга, который организовывал ненасильственную борьбу негров за свои права, в свое время была полезна, но что сейчас, когда расисты застрелили Книга, пришло время для активных насильственных действий, и Малколм Икс, провозгласивший необходимость таких действий, был прав — надо отвечать контрударом на удары белых расистов.
Обращаясь к публике с трибуны, вождь напоминает, что сам Кинг в конце концов понял, что борьба методом непротивления злу не дает результата. Оп призывает презирать белых.
— Зачем? — доносится первая реплика из зала.
Вождь оживляется — он рад тому, что завязывается диалог с публикой. Неважно, что его аргументация, подбираемая на ходу, не всегда будет убедительной. Важно, чтобы был диалог, общий разговор, спор, в ходе которого обязательно рано или поздно родится истина.
— Затем, — отвечает он, — чтобы мы избавились от комплекса неполноценности… В конце концов надо разрешить спор о курице и яйце — что появилось раньше. Так вот, я вам говорю: первыми были пегры, а не белые… А христианство, призывающее всех любить друг друга, — это чистейшее лицемерие. Всех учат по одной Библии, но равенства черных и белых не было, нет и не будет даже перед самим господом богом!
— Есть ли разница между расизмом и капитализмом? — доносится чей‑то звонкий голос из зала.
— Нет никакой, — отвечает пророк: — Расизм и капитализм — это одно и то же. И против них надо бороться.
Я оглядываюсь по сторонам. В зале быстро накаляется обстановка. Здесь много негров, и они солидарны со своим пророком, забывая, что это театр и что одетый в черную бархатную блузу Дик Вильямс — это всего лишь режиссер и актер, выступающий в спектакле. А впрочем, ведь это не просто пьеса, а пьеса — митипг. Больше того, похоже на то, что это просто митинг!
Некоторые вопросы, так сказать для затравки, задают заранее подготовленные участники представления, но очень быстро в диалог с пророком втягиваются и зрители. Полемика охватывает весь зал. Судя по содержанию и по тону реплик, пророку сочувствуют не все. Часть белой публики настроена враждебно к неграм.
— Почему вы не учитесь? — доносится из глубины зала. — Ведь у вас теперь есть право учиться вместе с белыми.
— Вы говорите о равенстве, — отвечает Вильямс с трибуны, — но это только формальное равенство. Равенства у нас с вами нет.
— Вы толкуете о черной власти. Что это значит? Вы хотите нами командовать?
— Черная власть? Нас в Америке десятки миллионов, и мы вправе быть хозяевами своей судьбы. А белые пусть устраивают свои дела сами, оставив нас в покое.
— Повторите, что вы думаете о Мартине Лютере Кинге?
— Я уже сказал вам, что он проповедовал ненасильственный путь. А Малколм Икс был за насилие. Одиако в ходе борьбы Кинг пришел к выводу, что ненасилия мало, а Малколм Икс убедился, что одним насилием всех проблем не решишь. Но оба были убиты расистами. Вывод сделайте сами…
И так весь вечер.
— Это все? — удивленно спросит иной читатель. — Но при чем тут театр? Не лучше ли было просто — напросто повесить па дверях зала надпись: «Здесь идет митинг»?
Да, от театра тут осталось немного — в сущности, сцепки,
которые разыгрывают актеры до прихода вождя, — проходные, и память о них быстро выветривается, когда в зале начинается острый политический диалог с публикой. Но в том‑то и заключается своеобразие сегодняшней политической обстановки в Америке, что подобные театральные вечера стали не только возможны, но и необходимы. Они отвечают внутренней потребности публики, которая, быть может, еще не созрела до активного, сознательного участия в борьбе с расизмом и реакцией, еще колеблется, раздумывая о том, стоит или не стоит принять участие в митинге протеста или политической демонстрации, но инстинктивно тянется туда, где идет прямой и острый разговор о больных проблемах. Ей хочется разобраться в этих проблемах.
Не случайно пьеса — митинг, родившаяся в негритянском гетто Лос — Анджелеса, пробила себе путь на сцены Сан-Франциско и Нью — Йорка. Представления «Биг тайм бак уайт» — в сущности, акт гражданского мужества таких режиссеров, как Браун и Вильямс, и их друзей. Этот акт продиктован их решимостью активно участвовать в борьбе за ликвидацию расового неравенства в Соединенных Штатах. Но этот акт остался бы бессмысленным, если бы не нашлось сотен и тысяч людей, которые платят свои доллары за театральные билеты, обещающие им не приятное времяпровождение, не развлечение, а участие в политической дискуссии.
Театр священника Аль Кармине
Театр священника? Да, священника. Вы, возможно, уже слыхали, что в наши дни американская, да и не только американская, церковь, стараясь укрепить и сохранить свои позиции, идет на самые удивительные на первый взгляд затеи. Священники, эти ловцы человеческих душ, нынче занимаются весьма разносторонней деятельностью, чтобы заинтересовать и привлечь людей современного мира, который в сущности оставляет очень мало места для религиозиых иллюзий. Попы — капитаны футбольных команд, попы — организаторы массовых гуляний, попы — устроители аукционов, попы — художники и музы канты — каких только нет сегодня попов! Есть даже свя щепники — рабочие — эти работают у конвейера рядом со своей паствой, а в свободное время служат литургию и исповедуют привлеченных ими верующих.
Особое внимание уделяется молодежи — это для нее в церквах устраиваются концерты джаза и танцульки, когда перед изумленными очами отца Саваофа, Иисуса Христа и девы Марии парни в джинсах и девицы в ми пп-юбках откалывают самые лихие современные танцы, напоминающие пляску святого Витта.
Ну вот, а священник Аль Кармине предпочел заняться театром. Надо вам сказать, что этот молодой человек — ему всего лишь тридцать два года — одаренный музыкант и композитор. Я видел и слышал написанную и поставленную им оперетту «Мир» — своего рода пародию на одноименную классическую пьесу Аристофана — и могу засвидетельствовать, что он глубоко профессионально владеет искусством. Правда, многие мотивы Аль Кармине без стеснений заимствует из популярных музыкальных пьес и песен и вводит их в свои спектакли, перерабатывая и приспосабливая. Но многое он сочиняет сам. Его музыка мелодична и увлекательна, она буквально брызжет весельем и оптимизмом, и в ней нет ни грана религиозности.
23 февраля 1969 года театральный критик газеты «Нью — Йорк тайме» Том Бурке посвятил Аль Кармине статью, которая заняла почти целую страницу газеты. «Возможно, он самый необычный церковный деятель после Распутина, — писал этот критик. — В ном есть что-то загадочное. Он — это свящепннк методистской церкви Альвин Карминес, теолог, учитель, проповедник. Й он же — Аль Кармине — постановщик ревю, композитор, певец, актер…»
Том Бурке, конечно, хватил через край — у Аль Кармине нет ничего похожего па Распутина. Не будь он настоятелем своей церкви Джадсоп — мемориал, что на площади Вашингтоп — сквер, этот веселый парень просто сделал бы себе карьеру па Бродвее. Но именно такие люди нужны сейчас церкви, озабоченпой тем, как сохранить влияние на публику, и вот он надевает сутану…
Оперетта «Мир», о которой я расскажу подробнее ниже, как и все шоу этого священника, родилась здесь же, в церкви. Днем Аль Кармине занят церковными делами, а по ночам он в своей холостяцкой квартирке сочиняет до пяти часов утра музыку.
Аль Кармине действует лихо, озорничает: вместо того, чтобы писать свои песни на слова поэтов и драматургов, он выбирает из литературных произведений приглянувшиеся ему строчки и варьирует их, переставляя слова или повторяя их.
