I. ОКХ представило проект инструкции, прилагаемый в виде приложения 1.
Затем я написал резюме по основным пунктам армейского проекта и в заключение дал следующие замечания отдела «Л»:
II. В отличие от представленного проекта в меморандуме № 3 рейхслейтера Розенберга говорится, что следует ликвидировать только государственных служащих, занимавших высокие и очень высокие посты, так как чиновники, работавшие в администрациях областей, низших территориальных единиц и хозяйственных предприятий, необходимы для управления оккупированной территорией.
III. Поэтому фюреру следует решить, какими принципами руководствоваться.
По пункту 2 отдел «Л» предлагает:
1) государственных служащих, действующих против войск, ликвидировать как партизан;
2) государственных служащих, невиновных во враждебных действиях, сначала не трогать. Только когда мы продвинемся дальше в глубь страны, можно решить, сохранить оставшихся чиновников на прежних местах или передать их специальным подразделениям (СД), если последние не уберут их сами;
3) с политработниками в частях следует обращаться в соответствии с предложениями ОКХ. Их не следует рассматривать как военнопленных и надо ликвидировать самое позднее в пересылочном лагере. Ни в коем случае нельзя отправлять их в тыл.
Этот протокол я нарочно послал не Кейтелю, адресату армейского проекта, а Йодлю, от которого ожидал большего понимания и поддержки. Чтобы правильно оценить эту записку или прежде, чем поспешно ее критиковать, следует учесть, что этот «протокол» не был проектом приказа и его целью было представить резюме по данному вопросу и, по возможности, повлиять на точку зрения старшего начальника. Следует также заметить, что в той обстановке отдельные офицеры ничего бы не смогли добиться, открыто встав в оппозицию и предложив себя в качестве мучеников; единственный эффективный ход в случае гитлеровского приказа такого характера – делать все возможное для его саботажа, манипулируя содержанием и подготовкой окончательных вариантов. Едва ли надо добавлять, что такого рода словесная игра в прятки была малоприятной, даже когда она удавалась. В данном случае я был в таком же положении, как и полевые командиры, которые позднее поняли, что из сложившейся ситуации есть лишь один выход: они разработали сложную процедуру, посредством которой после тщательного подсчета общего числа взятых в плен сообщали время от времени, что расстреляно столько-то комиссаров; фактически они их не считали и не выявляли, тем не менее убивали меньше[149]. Не всем офицерам так не везло; но те, кто не был готов к подобной ситуации и оказался в ней против своей воли, могли, по крайней мере, заявить, что не занимались этим (в чем их часто упрекали), чтобы «спасти свое лицо», а действовали в соответствии с правилами справедливости и гуманности, которые диктовала им их совесть.
Что касается содержания протокола, то необходимо отметить следующие моменты: ссылка на Розенберга, занимавшего высокое положение в партии, была сделана главным образом в надежде на то, что это как-то повлияет на Гитлера. У меня никогда не было связей ни с Розенбергом, ни с его сотрудниками. Мое предложение шло гораздо глубже, чем предложение Розенберга; я предлагал не дифференцировать госслужащих по рангу и судить их по военным законам о партизанах, если они на самом деле действовали против германских войск. Наконец, я отлично помню, что сам добавил последний пункт (III. 3); я считал, что, выделив этот раздел особо, помогу армии сдерживать СД и предоставлю ей большую свободу действий; кроме того, я думал, что так легче будет получить одобрение других моих контрпредложений.
Когда протокол ушел к Йодлю, отделу «Л» какое-то время не приходилось заниматься этим вопросом. Насколько я помню, только после войны в Нюрнберге я увидел написанные на нем от руки замечания: «Обязательно еще раз показать Гитлеру (13 мая)» и «Нам следует ожидать, что они предпримут ответные действия против германских летчиков; самое лучшее – это представить все как ответные меры». В своих показаниях Международному трибуналу генерал Йодль заявил:
«Ну, в данном случае своей пометой я хотел указать фельдмаршалу Кейтелю другой возможный путь, как все-таки обойти приказ, которого от нас требовали… Я полагал, что сначала надо подождать и посмотреть, действительно ли комиссары поведут себя так, как ожидает Гитлер, и если его подозрения подтвердятся, то тогда и применить ответные меры».
До сего дня ничего не известно о дискуссиях по этому вопросу в рейхсканцелярии либо в Бергхофе, которые в итоге, видимо, имели место.
В следующий раз я оказался вовлеченным в эти дела, когда в конце мая вернулся с затянувшихся переговоров в Париже. На моем столе в специальном поезде «Атлас», стоявшем на обычном месте на станции Зальцбург, я нашел окончательный вариант приказа о комиссарах, уже одобренный Гитлером. Первый беглый просмотр показал, что мои предложения, основанные на предложениях Розенберга, почти слово в слово вставлены в соответствующие пункты армейского проекта. Меня это чрезвычайно обрадовало, и я заметил также, что приказ без подписи, а значит, получателям нет необходимости «сообщать о своем согласии» Гитлеру или ОКВ. Поэтому я решил сам подписать сопроводительную записку, адресованную ОКХ и ОКЛ. Главной моей мыслью в данном случае было избежать серьезных оплошностей (нет подписи, нет требования докладов из армии), которые впоследствии заметили бы и исправили. Кроме того, это дало мне возможность добавить фразу, ограничивающую рассылку письменного приказа «командующим армиями и флотами». Я считал, что в результате у всех людей, мыслящих так же, как я, появится еще один предлог обойти это приказ. Что касается моих непосредственных начальников, Кейтеля и Йодля, то мы с ними ни словом не обмолвились по этому вопросу ни до, ни после.
Вот неприкрашенный и, насколько можно судить сегодня, полный отчет о появлении приказа о комиссарах. Из него становится понятно, что роль, которую играл в его подготовке я, как начальник отдела «Л», или мои офицеры, состояла единственно в том, чтобы способствовать его существенному смягчению[150]. Мое описание как всей цепочки событий, так и позиции тех, кто был в них вовлечен, является хорошим примером подобных ситуаций, которые имели место и в ряде других случаев в связи с аналогичными приказами Гитлера. Однако так получилось, что его инструкции о полномочиях военно-полевых судов на Востоке готовили другие отделы ОКВ в Берлине без какого-либо участия отдела «Л»; даже Йодль мог оказывать личное влияние только посредством случайных бесед с Кейтелем. Что касается военного персонала верховной ставки, за исключением, может быть, лиц из непосредственного окружения Гитлера, то в дальнейшем, когда происходили подобного рода серьезные вещи, он либо оставался в полном неведении, либо узнавал обо всем только при получении окончательного варианта приказа, уже подписанного Гитлером.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
