«А само это место в Александровском саду, – рассказывал Егорычев, – выглядело иначе, чем сегодня. Оно было неухоженное, неуютное, газон чахлый, да и Кремлевская стена требовала реставрации».
Всё сделали. Не успели только одно: под Манежной площадью вдоль главной аллеи Александровского сада протекала река Неглинка. Теоретически существовала опасность проседания почвы под памятником. Речка была заключена в трубу, которую следовало заменить. Пришлось в зимних условиях вскрыть и проложить новый коллектор.
«7 мая 1967 года, – вспоминал Николай Егорычев, – в Ленинграде на Марсовом поле от Вечного огня зажгли факел и торжественно передали его посланцам столицы. Его повезли на бронетранспортере в сопровождении почетного эскорта. 8 мая на Манежной площади эстафету принял Герой Советского Союза летчик Алексей Маресьев.
Открывать мемориал и произнести короткую речь доверили мне. Право зажечь Вечный огонь славы предоставили Брежневу. Ему заранее объяснили, как это нужно сделать, но он что-то недопонял и, когда пошел газ, опоздал на несколько секунд поднести факел – произошел хлопок. Брежнев от неожиданности отпрянул, чуть не упал. Видимо, поэтому открытие мемориала очень скупо показали по телевидению…»
Егорычев принадлежал к числу тех, кто помог Брежневу осенью 1964 года возглавить страну. Николаю Григорьевичу прочили большое будущее, считали, что он вот-вот будет избран секретарем ЦК, войдет в политбюро. Но Егорычев был слишком самостоятельным, критиковал то, что считал неверным, отстаивал свою точку зрения. Словом, был неудобен. Брежнев однажды заглянул к Егорычеву, который сидел в соседнем подъезде на Старой площади, и не обнаружил в его кабинете своего портрета.
Через месяц после того, как на Могиле Неизвестного Солдата зажгли вечный огонь, на Ближнем Востоке разгорелась война.
Жена Егорычева, в прошлом тоже партийный работник, вспоминала:
«Перед пленумом он дал мне прочитать текст, с которым намеревался выступить. Раньше он этого никогда не делал. Он хотел знать мое мнение, так как выступление было очень ответственным, наболевшим.
Он критиковал ЦК, который мало уделял внимания обороне Москвы. Кроме того, поднял национальный вопрос. В его выступлении на пленуме этот вопрос не прозвучал так полно и резко, как он был изложен в том тексте, что я читала. Он отмечал рост национализма в республиках, затронул также еврейский вопрос, сказав, что евреев у нас унижают».
Жена посоветовала Егорычеву:
– Надо смягчить выступление. Сейчас так никто не выступает.
– Я буду выступать так, как подготовился, – ответил он. Так что же сказал на пленуме ЦК секретарь столичного горкома?
– Хочу высказать пожелание, чтобы в наших отношениях с Объединенной Арабской Республикой и лично с президентом Насером было бы побольше требовательности. Чего стоят, например, безответственные заявления президента Насера о том, что арабы никогда не согласятся на сосуществование с Израилем или заявление каирского радио в первый день войны о том, что «наконец-то египетский народ преподаст Израилю урок смерти».
Егорычев говорил о том, что очевидное превосходство израильской авиации над египетской ставит вопрос о надежности противовоздушной и противоракетной обороны Москвы. Достаточно ли защищена наша столица от авиации и ракет возможного противника?
– Очевидно и то, что волевые решения, принимавшиеся в области обороны, – напомнил Егорычев, – нанесли известный вред вооруженным силам, особенно авиации, флоту и в какой-то степени мотомеханизированным частям. Я прошу, товарищи, правильно меня понять. Я никого не хочу обидеть, ни на кого не намекаю. Но каждый из нас несет высокую персональную ответственность за свою работу, за свои поступки…
Генералы уверяли, что Москва надежно защищена с воздуха. Егорычев считал, что военные приукрашивают положение:
– Настало время на одном из пленумов заслушать доклад о состоянии обороны страны. Меня, например, как члена военного совета Московского округа ПВО, весьма беспокоит, что противовоздушная оборона столицы недостаточно надежна. Существующая система все более морально стареет, модернизация ее должного эффекта уже не дает, создание же новой системы ПВО столицы слишком затягивается.
Во время выступления Егорычева в зале стояла гробовая тишина. После выступления члены пленума проводили его аплодисментами. Никто и представить себе не мог, что так резко московский секретарь выступал по собственной инициативе. Все были уверены, что речь одобрена Брежневым. В первый день пленума многие с восторгом говорили:
– Какое блестящее выступление! Какая смелость в постановке вопроса! Какая глубина мысли!
Егорычеву вечером звонили домой, поздравляли. На следующий день придя на заседание пленума, он почувствовал, что отношение к нему переменилось. Членов ЦК обрабатывали всю ночь.
«Из моих слов о волевых решениях, которые нанесли немалый ущерб вооруженным силам, Брежнев и Устинов поняли, что эта критика в их адрес, – вспоминал Егорычев. – Секретарь ЦК Дмитрий Федорович Устинов принял упоминание о „не в меру ретивых исполнителях“ идей Хрущева о вооружениях на свой счет. И он был недалек от истины. Его фамилия была в моем выступлении. Но в последний момент я ее убрал. Подумал, и так ясно, о ком идет речь.
Позже один из министров оборонной отрасли рассказал, что после моего выступления их всех собрал Устинов. "Дмитрий Федорович, – говорил он, – от злости просто на стенку бросался. Кричал: 'Мы этого Егорычева в пыль сотрем! "»
Выступление первого секретаря Московского горкома Устинов воспринял как личный выпад. Он был властным и амбициозным человеком и не терпел вмешательства в свои дела. И уже давно никто не смел сомневаться в его действиях. А тут не только Егорычев, но и другие позволили себе высказываться о состоянии дел в военной промышленности.
Критически оценил советскую политику на Ближнем Востоке, действия Министерства обороны и советской военной разведки первый секретарь Ленинградского обкома Василий Сергеевич Толстиков:
– Мы оказываем многим странам помощь оружием, причем в ряде случаев безвозмездно. Но невольно встает вопрос – всегда ли хорошо используется эта помощь? Если судить по тому, как использовали наше оружие арабы, то можно прямо сказать, что плохо. Обидно, что тысячи подготовленных в наших академиях и училищах офицеров для армий арабских стран оказались неспособными к отражению агрессии и правильному использованию оружия. Обидно, конечно, и то, что имеющие боевой опыт наши офицеры и генералы, находящиеся многие годы в арабских странах, не могли как-то повлиять на ход событий и вовремя проинформировать политбюро о действительном положении дел в армиях арабских стран. Видимо, плохо работает Главное разведывательное управление…
