В этот вечер он встречался у себя в Ордынском с депутатом Верховного Совета, которому обеспечивал избирательную кампанию. Депутат заверил Дусю, что в недрах российского парламента благосклонно отнеслись к затее Алмаза организовать фонд поддержки новой фракции, которую представлял депутат. В благодарность он познакомил Дусю с высокопоставленным чиновником из Министерства внешнеэкономических связей. Встречей Дуся остался очень доволен. Провожая гостей, он подмигнул деду на стене: не чаял небось Кузьма Пантелеевич, что внучок с заграницей сношаться начнет?
Все вместе вышли на бетонированную площадку перед крыльцом, освещенную стилизованными фонарями — как на Пушкинской. Рядом с субтильными гостями, сушеными чиновными задницами, Дуся походил на быка, обряженного в белый костюм с красным галстуком. Только кольца в носу не хватало. Благодаря отменному здоровью, унаследованному от предков, Дуся и выжил в лагерях строгого режима.
Еще раз поручкались. Охранники распахнули кованые воротца, и чиновник МВЭС первым умчался в светлую московскую ночь. Затем Дуся расцеловался с депутатом, сунул в нагрудный карман конвертик — ни в чем себе не отказывай, власть народная…
— Что вы, честное слово… — промямлил депутат, ухватившись за карман.
— Кто меня любит — и я того люблю, а кто меня не любит, того я не уважаю, — сказал Дуся, почти дословно повторив сентенцию маменьки Головлевой.
Уехал депутат. Теперь во дворе остался «Мерседес» Алмаза.
— Я тут подумал… — повернулся Дуся к начальнику охраны.
Но о чем он подумал, навсегда осталось тайной природы. Дусин «Мерседес» словно подпрыгнул от взрыва. Посыпались стекла в особняке. В темноте двора заметалось эхо. Сорванной и покореженной дверкой «Мерседеса» Дусе буквально разрубило грудную клетку и подбородок.
Двое в сером не спеша спустились по лестнице с крыльца соседнего дома и очутились на Большой Ордынке. Вскоре они затерялись в редкой толпе на платформе «Третьяковская». Поехали в разных вагонах. Один вышел на станции «Китай-город», другой — на «Тургеневской».
Акопов тем временем скучал в своей «Волге» неподалеку от станции метро «Алексеевская». Наискосок через дорогу светилась белая неоновая птичка над входом в кафе «Ласточка». Вечер сгущался, машин на дороге становилось все меньше. Светофоры равнодушно подмигивали старым деревьям вдоль тротуаров. Около одиннадцати часов из кафе наконец вышел парень в светлой, издали заметной ветровке. Он закурил, снял ветровку и перебросил через плечо. И, не оглядываясь, потопал по направлению к Новоалексеевской улице.
Значит, пора. Акопов развернулся, въехал в старый глухой двор, густо заросший тополями. В редких окнах хрущевской пятиэтажки гасли блики телевизоров — старики ложились спать. Акопов снял багажную сетку, сработанную умельцами гаража Управления, и понес ее вдоль бетонного забора.
У мусорных баков он протиснулся в пролом и очутился перед глухой стеной кафе «Ласточка». Высоко над землей, под плоской кровлей, светилось продолговатое оконце. Акопов разложил стремянку и заглянул в пыльное, давно не мытое стекло с прилипшими ошметками грязного тополиного пуха.
Федя Монастырский — румяный увалень в белой сорочке с закатанными рукавами, с расшитым полотенцем на шее — только еще приступал к трапезе. Непроизвольно облизывая красные вывернутые губы, он обстоятельно объяснял что-то учтивому малому в фиолетовой жилетке. Наконец малый энергично покивал и вышел за дверь кабинета.
Федя повернулся к своему бухгалтеру Краснову, который рылся в папке с бумагами. Акопов достал из-под полы куртки автомат с укороченным прикладом, сунул ствол в окно и выпустил в Федю короткую очередь. От белой груди Монастырского на бухгалтерские бумаги полетели багровые ошметки.
Акопов убрал автомат в специальный карман, сложил лестницу и вернулся через пролом в тихий двор. Через несколько минут неприметная «Волга» с багажной сеткой на крыше неторопливо ехала по проспекту Мира в сторону выставки. Акопов поравнялся с аллеей Космонавтов, когда увидел в зеркальце далекие проблесковые огни милицейских машин, которые мчались по улице Королева и сворачивали на проспект Мира. Быстро спохватились, подумал Акопов. Через минуту он приостановился, спрятал в тайник под сиденье автомат. А потом развернулся и поехал назад.
У «Ласточки» столпилось не менее десятка машин с мигалками — милицейские и «скорой помощи». Видать, Краснов успел дозвониться высоким друзьям Монастырского… Акопов хотел остановиться напротив кафе, но из-под дерева выскочил милиционер и яростно замахал руками:
— Проезжай, проезжай! Тут тебе не цирк!
Акопов пожал плечами и проехал — как приказали. На Сухаревской он позвонил из автомата в переходе к станции метро. Трубку взял полковник Рябушев.
— Да, мне только что сообщили… К сожалению, никаких следов. И пока — никаких зацепок.
— Чем проще, тем надежнее, — сказал Акопов. — А зацепка будет. Но завтра…
Действительно, на следующий день зацепка появилась. Это был немецкий охотничий карабин с оптическим прицелом. Его бросили на чердаке дома напротив Краснопресненских бань. Эксперты сразу определили, что именно из этой винтовки в Гоги Рваного выпустили две пули — в грудь и в голову.
Других следов не нашли.
На экстренном совещании на Петровке полковник Рябушев доложил руководству:
— Мы отработали несколько версий. Однако все указывает на то, что началась война между новыми и старыми авторитетами. Судя по почерку, исполнители — приезжие. Боюсь, их уже нет в Москве.
— Все равно ищите, — вздохнуло высокое начальство.
— Ищем, — серьезно сказал полковник. — А как же…
30
«Профессионалы-руководители и сотрудники спецслужб подвергаются давлению „сверху“ и побуждаются к противозаконным действиям. Исполнители вновь ставятся перед исконной дилеммой — идти против закона и совести, выполнять приказы либо рисковать своей службой. Эта дилемма решается легко и благородно только в сочинениях моралистов. Служивые люди выполняют приказы.
Не думаю, что в обозримом будущем России грозит опасность превратиться в тоталитарное полицейское государство. Скорее наоборот — ей грозит анархичное, бесконтрольное использование государственных органов, так называемых „силовых структур“, для подавления политических оппонентов».
Л. Шебаршин. «Государственность новой России невозможна без сильной системы госбезопасности». «Российская газета», 1993, 5 августа.
В два часа ночи Савостьянов сказал:
— Эх, Николай Андреевич, староват я становлюсь для таких долгих игр. Расписывай пульку без меня. Пойду прилягу. В случае чего — буди.
Он ушел в комнату отдыха за неприметной дверью в деревянной стенной панели. А Толмачев устроился за генеральским столом со всем возможным комфортом: с батареей телефонов, компьютером и кофеваркой. Люди полковника Вавакина продолжали искать стрелка, который шарахнул из гранатомета по даче в Поваровке и спокойно уехал в сером «Вольво».
Людмиле Малеванной, напарнице Акопова, удалось сфотографировать террориста — анфас три четверти. А компьютер сумел реконструировать физиономию в полный анфас и профиль. После чего тут же выдал справку: и анфас, и профиль принадлежат старшему лейтенанту Семенцову, бывшему сотруднику Девятого управления КГБ, ныне командиру роты департамента охраны Верховного Совета Российской Федерации. Пока устанавливали личность террориста, он успел добраться до Москвы.
«Вольво» нашли во дворе на Фестивальной улице, неподалеку от Ленинградского шоссе. Устроили в ближайшем подъезде засаду — без всякой, впрочем, надежды, что Семенцов вернется к машине.
Осторожно вскрыли его квартиру на Солянке и убедились, что хозяин не появлялся там по крайней мере месяц. Нашли любовницу Семенцова, врачиху, которая побожилась, что тоже давно не видела его. Зато она вспомнила, что у Семенцова есть хороший знакомый Никита, живущий где-то в Кузьминках. Вычислили и Никиту, осведомителя сначала КГБ, а после — МБ. Его подняли с постели, простимулировали память оплеухой, и он с готовностью выложил уже известные адреса: убежище на Солянке и квартиру врачихи.
Слушая по телефону доклады людей Вавакина, Толмачев все больше налегал на кофе. До утра оставалось всего ничего. А тут еще доложили, что Семенцова, судя по всему, ищет не только Управление. Конкуренты объявились. Их засекли дважды.
Едва оперативники Вавакина отъезжали от очередного адреса, тут же подгребали другие. Наконец Вавакин позвонил сам:
— Нашли, Толмачев! Оказывается, он прямиком на службу поехал. И как мы сразу не просекли…
Значит, Семенцов и не думал прятаться. Сделал дело и гуляет смело.
