Отметим еще один момент, повлиявший на состояние германских военнослужащих весной 1942 г. Отпуска на родину теперь стали редкими, в то время как дополнительные обязанности, в том числе по несению караульной службы, заметно возросли. У молодого пополнения это вызывало гнетущее впечатление, а у опытных солдат, воевавших не первый год, – раздражение.
Довольно подробно свои переживания на этот счет передал ефрейтор саперного взвода, 365-го пехотного полка, 211-й пехотной дивизии (инициалы ефрейтора – Э. З.), захваченный в советский плен летом 1942 г. На допросе он показал: «…Подавляющее большинство солдат хочет конца войны и возвращения домой к семьям… Отпуска, смена, возвращение на родину остались лишь добрыми пожеланиями и мечтами… Обещали свежее пополнение – оно до сих пор не пришло. В качестве пополнения прибывают солдаты, перенесшие уже одно, а то и два ранения на Восточном фронте. Большинство из них еще не оправились и прибыли с полузалеченными ранами… Многие солдаты ходят с повязками на голове, шее, руках, ногах и т. п. В госпиталях их досрочно признали “вылечившимися” и снова послали на фронт. Так выглядит наш “эрзац”. Взводом командует обер-фельдфебель Росс. Солдаты его недолюбливают за то, что он вечно кричит на них и хочет их заставить на передовой линии ходить в струнку, как на плацу в мирное время. Я и мои товарищи, особенно те, которые уже третий и четвертый год служат в армии, прямо отвечают Россу, когда он хочет заставить нас бегать как мальчиков: “у нас много времени до конца войны, поэтому спешить некуда”. Росс за мои ответы постоянно отправлял меня в те подразделения, которые расположены в самых передних блиндажах…»[549]
Еще один военнослужащий вермахта, ефрейтор Д. из 524-го пехотного полка, 197-й пехотной дивизии, по происхождению австриец, был захвачен в плен в начале лета 1942 г. Во время допроса он рассказал о настроениях в его части: «…Настроение солдат нельзя считать плохим, но его нельзя назвать и хорошим, особенно у старых солдат, которые на Восточном фронте воюют уже второй год, да и, кроме того, их осталось очень мало. Я потерял всех своих старых товарищей. Новое пополнение – это совершенно не то, что кадровые части. Они плохо обучены, в боях боязливы… Дисциплина уже не та, которая была с начала войны. У нас имеются много случаев дезертирства. Не так давно один солдат нашего полка бежал с поля боя во второй эшелон, он осужден к трем годам тюремного заключения. Имелись также случаи, когда солдаты исчезали из части, после их находили дома у своих родных или переодевшимися в глубоком тылу. Этих людей расстреливают даже без суда…»[550]
Дезертирство приобретало значительные масштабы. Имели место и случаи перехода на сторону противника. Весной 1942 г. дезертирство стало едва ли не обычным явлением для вермахта – в том числе и для ГА «Центр».
В документах ГА «Центр» все чаще встречаются приказы о расстрелах и других наказаниях германских солдат, призванные поддержать дисциплину личного состава. Приведем выдержку из приказа командования 2-й танковой армии от 28 мая 1942 г. № 31: «В начале апреля один солдат ушел из части, чтобы уклониться от службы в армии и перебежать на сторону противника. Для этого он воспользовался помощью 17-летнего русского парня, который должен был показать ему безопасный путь к противнику. За дезертирство солдат был приговорен к расстрелу…»[551]
С целью преодоления кризиса на фронте и повышения дисциплины войск германское командование предприняло чрезвычайные меры. Были созданы штрафные роты и батальоны (на первое время формировалось 100 таких подразделений, в том числе офицерских); а также «заградительные отряды», которые стали практиковать «показательные» расстрелы за самовольное оставление позиций. В ходе зимней кампании 1941/42 г. гитлеровские трибуналы осудили 62 тыс. солдат и офицеров за дезертирство, самовольное отступление, неповиновение и т. п.
Представители Главпура Красной армии, разбирая весной 1942 г. немецкие солдатские письма, попавшие к ним в качестве трофеев, отмечали, что если осенью 1941 г. недовольство войной выражали авторы 43 % изученных писем, то зимой уже 77 %[552]. У многих военнослужащих ГА «Центр» стали возникать сомнения относительно реальности нового «весеннего наступления». Успехи в обороне под Ржевом, Сычевкой и Вязьмой не изменили общую картину. Солдат и офицеров вермахта стало все больше беспокоить затягивание восточной кампании. Так, ефрейтор Ф. из 10-й роты, 232-го пехотного полка, 102-й пехотной дивизии, взятый в плен и допрошенный в разведотделе штаба Западного фронта, был подавлен неясностью сроков окончания войны. Это наводило его на мысль, что Россию победить невозможно[553].
Тот факт, что территория СССР огромна, казалось, только весной 1942 г. начал доходить до сознания немецких военнослужащих. Солдат М. из 3-й роты, 522-го пехотного полка показал на допросе в советском плену в июне 1942 г.: «…Настроения среди солдат не одинаковое. Одни радуются большим победам Германии, другие больше молчат. Но каждый знает, что Россию очень трудно победить, а полностью никогда этого не сделать, она очень велика. В нашей армии много таких, которые воюют из-за страха…»[554]
В результате битвы под Москвой изменился сам характер вооруженной борьбы, что повлияло на ее восприятие военнослужащими вермахта. План блицкрига против СССР был сорван, и война приобрела затяжной характер. Крах концепции молниеносной войны не только ухудшил стратегическое положение Германии, но и способствовал моральному надлому в настроениях немецких солдат. Война на Востоке приобрела для них новое видение. В ходе западной кампании у многих немцев сложилось представление, что современная война – это война машин, управляемых профессионалами. Использование массы техники на участке решающего прорыва, быстрое продвижение вперед означало победу с минимальными потерями. Однако уже на начальном этапе развития операции «Барбаросса» стало ясно, что потери вермахта будут намного выше, чем на Западе. В полную силу проявился дисбаланс между размерами советской территории, климатом в России и наличием в немецких соединениях достаточного количества военной техники, способной действовать при любой погоде в условиях бездорожья. Незавершенность операций ГА «Центр» у стен советской столицы, контрнаступление советских войск зимой 1941/42 г. потрясли германскую армию. Дальнейшие боевые действия весной 1942 г. сравнивались многими немецкими солдатами с кровавыми сражениями 1914–1918 гг. Память о поражении Германии в первой мировой войне, которая была забита фанфарами побед 1939–1940 гг., вновь и вновь напоминала о себе.
Немецкие войска перешли под Москвой к стратегической обороне. Впервые солдаты стали глубоко зарываться в землю и думать о том, как удержать фронт. Является фактом, что после провала наступления на Москву большинство соединений, входивших в состав ГА «Центр» (равно как и в ГА «Север») провели оставшиеся три года войны в обороне, не имея возможности осуществлять широкие наступательные операции. Большим ударом по моральному состоянию военнослужащих ГА «Центр» стало использование советскими войсками в наступлении той же тактики, которая ранее применялась вермахтом для разгрома противника. Немецкие солдаты, офицеры и генералы испытывали возрастающую мощь ударов Красной армии, нейтрализовать которые становилось все труднее не хватало ни сил, ни средств. Бои на Востоке, писал домой летом 1942 г. солдат из ГА «Центр», это не просто повторение событий 1914–1918 гг. Сейчас он чувствует себя точно так же, как, наверное, чувствовали себя поляки или французы в 1939–1940 годах. Далее он сообщал: «…Я никогда не видел таких жестоких собак, как русские, невозможно рассказать об их тактике в наступлении, а более всего описать их бесконечное превосходство в военных материалах, танках и т. п.»[555]
Война все более представала для военнослужащих германских частей на Восточном фронте в своем самом отвратительном виде. Особенно это касалось ГА «Центр», солдаты которой более других были изнурены предыдущими тяжелыми боями. Более того, перед ними не было теперь видимых перспектив добиться решающего военного успеха на своем фронте. Офицер элитной эсэсовской части писал на родину весной 1942 г.: «Человек превратился здесь [на Восточном фронте] в животное. Он должен разрушать для того, чтобы выжить. Нет ничего героического в такой войне… Боевые действия возвратились здесь к своим самым примитивным, животным формам… Солдаты стараются отчаянно оборонять то, что они уже заняли, страшно боятся попасть в руки противника и лишь инстинкт самосохранения является причиной, по которой они продолжают воевать…»[556]
Немецкое командование было вынуждено издавать специальные директивы, с указаниями по подъему боевого духа в войсках. Одна из них была разработана в штабе 2-й танковой армии 14 апреля 1942 г. В документе довольно точно отражены причины, влиявшие на настроение военнослужащих ГА «Центр» весной 1942 г.: «Продолжительное пребывание в обстановке выжидания, изнуряющей партизанской войны, малой войны с ежедневными жизненными неудобствами без явно выраженных успехов…» Чтобы поднять настроение солдат, указывалось на необходимость «взаимопонимания и тесной совместной работы командира подразделения и его врача…»[557] (см.: Приложение, док. № 20)
