Мистер Стэкенхэл, учитель музыки, был ведущим голосом в пении гимнов, но Дженива прислушивалась к голосу Эша. Как всегда, она тихонько пела, но слова гимна приобретали теперь для нее новый смысл.
«Чудо чудное свершилось, Впредь блаженны будем мы! Роза божья распустилась, Разгоняя силы тьмы.»
А затем:
«Вот послушай: звон небесный, Славит милости Христа. И несут нам дар чудесный Всепрощения уста.»
При последних словах последнего гимна она взглянула на Эша.
«Славьте, добрые душою, Славьте Бога в день святой, Славьте, праведник и грешник, Мира и любви покой.»
Когда все выходили из часовни, они с маркизом оказались рядом: это было неизбежно, подумала Дженива, как неизбежны поцелуи морской волны и берега.
— Привет. Не правда ли, чудное утро? Ты выглядишь как утренняя заря, Дженива.
Она знала, что краснеет, а от этих слов покраснела еще больше.
— А ты похож на серафима.
— Что? — Его глаза весело вспыхнули. — Меня никто не называл ангелом с тех времен, когда я был ребенком.
Она поделилась с ним своим первым впечатлением, восхищаясь изумительно вышитыми цветами, украшавшими спереди его бархатный камзол цвета слоновой кости рисунком шириной не менее восьми дюймов.
— Мне стало даже стыдно за мои «цветы на снегу». — При иных обстоятельствах Джениве пришлось бы долго объяснять ему, что это за цветы и что заставило вспомнить о ее рукоделии и их встрече, но теперь они лишь молча, одними взглядами, поделились этими воспоминаниями. — Меня удивляет, что кто-то, кроме ангела, осмеливается носить такую одежду.
Эш с недоумением оглядел себя:
— И почему же?
— Простой смертный может посадить на нее пятно от соуса.
Маркиз засмеялся:
— Я бы просто приказал вышить еще один цветок. Иметь богатую вышивку не только практично, но и выгодно, как ты видишь.
Он сказал это, как будто угадывая ее мысли: ведь не далее как этой ночью она размышляла о том, что бережливость и практичность могут заменить богатство; однако сейчас это показалось ей смешным.
Эшарт взял ее под руку, а другой подхватил Талию, и они под нескончаемую болтовню Талии присоединились к процессии, направлявшейся обратно в главную часть дома.
Дженива молчала: все, что они хотели сказать, было высказано без слов — и приятное, и горькое. Она чувствовала это так сильно, что ее удивляло, как все остальные не замечают этого.
Талия осталась в холле, чтобы поделиться впечатлениями со старыми друзьями, а Дженива, заметив Порцию в роскошном зеленом бархатном платье с желтыми драгоценными камнями, вместе с Эшом направилась к ней, чтобы осведомиться о леди Эльф. В этом деле не могли помочь ни власть, ни деньги.
Порция сделала серьезное лицо.
— Роды действительно трудные, но, кажется, ничего опасного. Как я хотела бы, чтобы все кончилось к всеобщему удовлетворению!
Эш предоставил женщинам обсуждать роды и задумался над проблемой Дженивы Смит. В часовне ему не следовало так ей улыбаться, но что он мог сделать, когда она была прекрасна, как утренняя заря?
Этого тоже не следовало говорить. Он должен противостоять желанию подойти к ней, но разве приливы и отливы могут сопротивляться луне или луна солнцу? Кроме того, они ведь разыгрывают эту проклятую помолвку!
Маркиз не мог не согласиться с тем, что Дженива просто великолепна, но теперь она и выглядела великолепно: элегантная, полная достоинства, грациозная, роза в обрамлении серебра и жемчуга. Бриллиант не подходит ей, ей нужно золото, подумал он, или, возможно, топаз под цвет ее волос. Да, именно так — роскошный гарнитур из золота, жемчуга и топазов…
Леди Брайт ушла, и Дженива повернулась к маркизу:
— Тебя что-то не слышно.
— Когда женщины обсуждают женские дела, мудрый мужчина удаляется.
— Ты хочешь сказать, что останешься равнодушным, когда твоя жена будет рожать твоего ребенка?
Неожиданно он представил Джениву рожающей ребенка, и ему стало страшно. Он ничего не знал об этом таинстве, но не мог представить ее в муках, такую прекрасную и… принадлежащую ему.
— Скорее всего я убегу и напьюсь. А что сейчас происходит? — спросил он и удивленно огляделся, заметив, что гости собираются отдельными группами.
— Нам предлагают обычное гостеприимство до обеда и еще осмотр дома. — Дженива взглянула на Эша, заранее зная, какие мысли вызовет у него та, принесшая всем зло женщина. — Выставка англосаксов. У всех Маллоренов, как тебе известно, англосаксонские имена.
— Только не в новом поколении. Сына Брайта зовут Френсис, а сына лорда Сина — Джон. Леди Хильда, она замужем за Стрином, тоже выбрала детям обычные имена — Чарлз и Сара, по-моему. Ладно, мы видели галерею, а старые английские горшки нас не привлекают. Что еще?
— Китайские гравюры и фарфор. Игра на арфе. О, еще лорд Родгар желает показать свою механическую комнату.
У Эша сразу проснулся интерес.
— Кузен славится своей любовью к часам и механизмам. — Он взял ее за руку. — Пойдем туда, от того, что мы посмотрим, как работают эти механизмы, вреда точно не будет.
Как, наверное, приятно, подумал маркиз, когда они присоединились к Родгару и еще троим гостям, быть машиной, спокойно выполнять заложенные в тебе функции и не отягощать сердце всевозможными переживаниями.
Глава 36
Необычная задумчивость Эша беспокоила Джениву, но она старалась скрывать свои чувства, чтобы не волновать его.
Имеет ли это какое-либо отношение к ней? Или он возвращается к старому, не хочет мира и ищет оружие против своего кузена?
Когда они вошли в просто обставленную комнату, где громко тикали часы, Дженива попыталась определить, что чувствуют эти два человека, которых ведь тоже можно было представить в виде двух механизмов.
По стенам стояли верстаки, а посередине длинный стол, на котором лежал большой, завернутый в холст предмет. Свет проникал в комнату через окна, но были и свечи; к некоторым из них прикреплялись сложные линзы, фокусирующие свет.
Часы всегда интересовали Джениву, ибо время очень важно в мореплавании, и она прошлась по комнате, осматривая экспонаты. Большинство часов молчало, по-видимому, ожидая починки. Занимался ли лорд Родгар этим сам или являлся лишь хозяином? В данный момент никаких мастеров не обнаруживалось, но можно было заметить, что два или три человека регулярно здесь работали.
Часть верстака занимали уже разобранные часы, над которыми к стене были приколоты чертежи и схемы. Для чего все это? Для починки сломанных часов?
Родгар, весь в бархате и золоте, не вписывался в эту обстановку; тем не менее он уверенно ходил по комнате, как будто все здесь было ему хорошо знакомо. Как только он начал рассказывать о различных частях, представлявших особый интерес, Дженива поняла, что он здесь не просто хозяин.
