— Ч-чего? — опешил тот. — Ну, нет! Таймири же в мастерскую намылилась. Мастерская почитай что монастырь. Она меня отошьет.
— А если бы не мастерская, попытал бы счастья? — лукаво прищурилась индианка.
— «Если бы» в мой лексикон не входит. Не люблю условное наклонение, — отрезал Остер Кинн и поспешил спрятаться в шалаше: стал накрапывать дождик.
19. О дарах и горных нимфах
С трогательной улыбкой на устах в комнату вошла Сэй-Тэнь. Она только что искупала и перепеленала ребенка, вымылась сама и облачилась во всё чистое.
Впервые за много месяцев ее окутывало умиротворение. Ритен-Уто умилительно пускал пузыри у нее на руках и издавал такие смешные писклявые звуки, что оттает кто угодно. Появление «мадонны с младенцем» немного разрядило обстановку в гостиной, и друзья сразу взбодрились.
— Ой! А я ведь совсем забыл! — воскликнул Благодарный. — Из головы начисто выветрилось. Я же для вас подарки приготовил!
При слове «подарки» у Папируса загорелись глаза и он расторопно вылез из-под кровати. А Благодарный подвел гостей к пузатому сундуку, украшенному резьбой да яшмовыми вставками. Отпер замок и не без гордости откинул крышку.
Таймири просияла: платья! Много платьев! Бери, что душа пожелает. Минорис издала восторженное «ах!» и молитвенно сложила руки. Ни мачеха, ни сводные сестры никогда не баловали ее нарядами. Себе они покупали самое лучшее, а ей доставались обноски.
— Я заметил, что ваша одежда поизносилась… В негодность пришла, — с заминкой пояснил Благодарный. — Вот и подумал: платья из сундука будут кстати. Я их, между прочим, сам шил. С кумой Дербенией. Она у нас швея высшего разряда.
— Вы просто кудесник! — воскликнула раскрасневшаяся Минорис. — А можно… можно мне синее платье?
— Разумеется! Всё для вас! И философу новая хламида найдется.
Диоксид придирчиво оглядел свой балахон и с удивлением обнаружил несколько протертых мест.
— Чур, желтое платье мое! — бросившись к сундуку, крикнула Таймири. У охристого, как пески пустыни, вечернего платья было одно неоспоримое преимущество: оно поднимало настроение не только владелице, но и всем вокруг.
В предвкушении потирал руки Папирус: ему наверняка достанется щегольской костюмчик с галунами на рукавах и модным воротником. А вот капитану обновки не видать…
— Разрази меня гром! — рявкнул Кэйтайрон, распахнув парадную дверь. На арьерсцене свирепствовали ветры и вовсю резвилась пыльная буря. — Чем вы здесь занимаетесь?!
— Уверяю, ничего крамольного, — выступил вперед Благодарный.
— Ага, вижу! Наряжаетесь, а старого доброго Кэйтайрона забыли!
— Никто вас забывать и не думал, — возразила Сэй-Тэнь. — Присоединяйтесь. Тут и для вас кое-что имеется, — И она демонстративно потрясла белым с позолотой пиджаком.
Капитан сначала растрогался, обмяк и даже стал примерять брюки из комплекта. Но потом вдруг насторожился:
— Позвольте, это ведь не бесплатно? Бесплатные варланги, сами знаете, где бывают.
— Отдаю за бесценок, — непринужденно отозвался Благодарный. — За вашу компанию.
— За компанию? — переспросил капитан. — Что ж, так и быть. Эй, Папирус, погляди, в таком костюме и к правителю не стыдно…
Спустя час все, кроме Сэй-Тэнь и Ритен-Уто, не сговариваясь, ринулись в ванную. Философ провозился в ванной, ни больше ни меньше, два часа. Он ни в какую не желал расставаться со своим старым балахоном и заявил, что выстирает его до белизны. Таймири кричала что-то о своих длинных волосах, которые якобы долго сохнут и вообще нуждаются в хорошем уходе. Капитан молча ходил из угла в угол, после чего вдруг резко бросался к ванной и неистово колотил в дверь.
Чуть позже они сидели в столовой и перекидывались в картишки. Кэйтайрон курил, затягиваясь в полную силу и выпуская такие клубы дыма, что иногда даже сложно было разглядеть масти на картах.
— Как ваше самочувствие? — поинтересовался Благодарный. — Вы мне что-то не нравитесь.
— Я в последнее время всем не нравлюсь, — хмуро отмахнулся капитан.
«Явно же пережил что-то трагичное. Душевное потрясение налицо, а он молчит, — недоумевал хозяин. — Клещами из него, что ли, вытягивать?»
Внезапно его осенило: погреб! Вино сорокалетней выдержки наверняка развяжет гостю язык.
Благодарный решил не тянуть и вручил каждому по бокалу. Капитану — нарочно — самый большой.
Таймири пригубила вино и скривилась так, будто в бокале был скипидар. Сэй-Тэнь отказалась наотрез. Минорис вяло разглядывала солнечный напиток на свет. А Кэйтайрон хлещет — и хоть бы что! Спустя полбутылки он дошел до кондиции и держался довольно-таки свободно.
— Итак, что там у вас стряслось? Выкладывайте, — мягко потребовал Благодарный.
— Да-да, нам очень интересно, — закивала Сэй-Тэнь.
— Ну что? Что вы ко мне привязались?! — заныл капитан. Казалось, еще чуть-чуть, и он начнет проливать крокодиловы слезы. — Подумаешь, вспылил малость! Пошел к этому… как его… к нежити этой!
— К Многоликому, значит, — сообразил Благодарный.
— Во! Толковый парень! — И Кэйтайрон неуклюже взъерошил подсказчику волосы. — Многоликий, как вы изволили уточнить, когда заявился домой, был чрезвычайно хорош собой. Я бы даже сказал, имел интеллигентный вид. А как меня увидал, моментально преобразился. Зашипел, дескать, проваливай! А я ему: нетушки! Я ему говорю: будешь меня, как гостя, потчевать! И нечего, говорю, чудищем прикидываться. Тут он меня по всей избе гонять стал.
Капитан содрогнулся, припомнив страшные ругательства и заточенный ножик Многоликого.
— Ну, а потом что было? — заерзала нетерпеливая Минорис.
— П-потом? — переспросил тот. — Потом его разорвало… на мелкие клочки.
Он умолк, и в гостиной стала сгущаться, как туман, зловещая тишина. Сгуститься окончательно и бесповоротно тишине помешала Таймири.
— Что? Вот так просто разорвало? — невинно поинтересовалась она. Сэй-Тэнь бросила на нее быстрый осуждающий взгляд.
— Недаром вино кристальным называется, раз оно человека на чистую воду выводит, — сухо проговорил Благодарный, не сводя глаз с этикетки на бутылке.
— Что же получается, наш капитан — и убийца? — вздрогнула Минорис.
— Не мне его судить, — последовал мрачный ответ. — Я предвидел, что рано или поздно это случится. Во время смерча и после него много такого происходит, на что рассчитывают одни и чего панически боятся другие…
* * *
Галечное море искромсало береговую линию, подмяло под себя пляж и подступило к пустоши. По всей округе — невыносимый шум, а Лентяй сидит, как ни в чем не бывало, — хоть бы пальчиком пошевелил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
