Сказав это, он решительно шагнул вперёд, туда, где среди груды тел неистово бился за право погибнуть свободным обречённый третий принц.
Ван Со шёл не карать брата, ведь он не был ему ни судьёй, ни палачом. Он хотел лишь остановить и образумить Ван Ё, сохранив жизни людей. А спиной он явственно ощущал оценивающий взгляд Ван Ука и взволнованный – Ван Чжона.
После короткой схватки один на один, в которой он, даже не обнажив свой меч, мощным натиском отбросил третьего принца к обрыву, Ван Ё долго пытался отдышаться, схватившись за грудь, а Ван Со потребовал, не надеясь на то, что будет услышан:
– Сдавайся!
– А ты бы сдался? – огрызнулся его старший брат и выпрямился в боевой стойке, всем своим видом демонстрируя непокорность.
Иного Ван Со и не ожидал. На месте третьего принца он, не раздумывая, поступил бы точно так же. Другое дело, что он никогда бы не оказался на его месте. Измена и предательство – эти вещи были за гранью его понимания.
Он медленно вынул меч из ножен, давая Ван Ё возможность опомниться, которой тот, разумеется, не воспользовался, и одним стремительным ударом выбил оружие из рук брата, пригвоздив того к месту остриём меча, вошедшим третьему принцу на палец в грудь, чуть ниже ключицы. Рана была неопасной, и Ван Со это знал.
Он давал брату ещё один шанс! Ещё одну попытку признать поражение и сдаться с достоинством, потерпев неудачу в открытом бою из-за ранения. Но Ван Ё дёрнулся, сбрасывая меч, и Ван Со рефлекторно перевёл сбитый замах в подсечку, которая оказалась роковой: по изодранной на груди третьего принца одежде растеклось багровое пятно, а сам Ван Ё, качнувшись назад, не удержался и рухнул с обрыва.
Отшвырнув меч, Ван Со бросился к нему, протягивая руку, но было уже поздно: там, далеко внизу, лишь угрюмо шевелились кроны деревьев, приняв на своё зелёное ложе тело третьего принца.
Что происходило потом, Ван Со едва осознавал. Всё вокруг для него превратилось в вязкий туман, откуда один за другим выплывали и тут же ныряли обратно смутные образы: люди, кони, скалы, обрывки голубого савана неба…
Он видел перекошенное в ужасе лицо младшего брата, который на коленях подполз к краю обрыва, отчаянно взывая к Ван Ё, а потом оглянулся на Ван Со с такой ненавистью, какой четвёртый принц и предположить в нём не мог…
Он видел бесстрастное лицо Ван Ука, где насмешливо блестели чёрные иглы глаз, как будто восьмой принц радовался такому трагическому исходу погони и издевался над пламенем вины, сжиравшим Ван Со изнутри.
Он видел испуг напополам с облегчением на лицах солдат, сливающихся для него в одно неузнаваемое лицо, пену на морде своего коня, шарахнувшегося в сторону от запаха крови на одежде хозяина, бурую кашу деревьев, сменившуюся серой мутью дворцовых камней…
…а после он увидел зелёное покрывало водяных лилий и понял, что сидит на берегу озера Донджи во дворце, на том самом месте, где когда-то ночью в отчаянии бросился за утешением к Хэ Су, но лишь отпугнул её своей звериной страстью и поцелуем, вырванным насильно, против её воли.
Хэ Су…
Он не представлял себе, как сможет посмотреть ей в глаза после того, что сделал. И пусть это был не Ук, но суть от этого не менялась: он своими руками убил родного брата. Как он сумеет сказать об этом ей?
Когда-то на берегу моря он говорил Хэ Су, что никогда не убивал просто так. А что, в таком случае, он сделал сегодня? И пусть он этого не хотел и предпринял всё, чтобы избежать гибели Ван Ё, разве это что-то меняло и имело значение? Третий принц погиб, поверженный его мечом. И изменить уже ничего было нельзя.
Невыплаканные слёзы жгли ему глаза, но он никак не мог выплеснуть из себя боль, горечь и страх, и они тугим клубком змей шевелились у него в груди, жаля и наполняя всё его существо смертельным ядом, противоядия от которого у Ван Со не было, и избавиться от которого не представлялось никакой возможности…
Лёгкий шорох травы и едва заметное прикосновение заставили его повернуть голову – и он захлебнулся волной мягкого сострадания в ореховых глазах, которые были так близко от него, что казалось, одним незаметным движением можно погрузиться в их тёплую бездну, смыв с себя всё, что терзало душу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Что-то случилось? – спросила Хэ Су, глядя на него с таким ласковым участием, на которое была способна лишь она одна.
– Я не думаю, что ты простишь меня, – еле выговорил Ван Со, чувствуя себя так, словно ступал по тонкому льду, – но надеюсь, что хотя бы поймёшь.
Он отвернулся, не в силах говорить дальше, глядя в эти чистые, невинные глаза.
«Пожалуйста, пойми и прости меня, Су! Прошу тебя…»
– Я… убил старшего брата, – слова царапали ему горло волчьими когтями, не желая выползать наружу, но он не мог ей лгать. И молчать тоже не мог.
Вот и всё.
Он сказал ей.
И, опустив взгляд на робко притихшую, неподвижную воду, принц и сам замер, ожидая, что Хэ Су отшатнётся от него в отвращении и уйдёт, больше никогда не приблизившись к нему. Вот сейчас поднимется неловко, припадая на изувеченное колено, – и исчезнет…
И вдруг Ван Со почувствовал на своём плече прикосновение маленькой тёплой ладони. Хэ Су качнулась ему навстречу, протягивая руки, и он потянулся к ней, обессиленно припав к её груди. А когда Хэ Су в ответ обняла его, истончившаяся оболочка его самообладания лопнула. Ван Со затрясло в рыдании, и слёзы наконец-то прорвались наружу вместе с тихими горестными стонами.
Сломленный невыносимым чувством вины, ослабевший от напряжения последних дней и чёрной вереницы потерь, Ван Со безутешно рыдал в кольце тёплых рук Хэ Су, завернувшись в них, будто в мягкое одеяло. Она молчала и лишь тихонько покачивалась, давая ему возможность выплакаться и отпустить боль, а её маленькая ладошка ласково поглаживала его по спине, успокаивая и прощая его.
В этих нескончаемых слезах было всё, что так мучило Ван Со и никак не могло найти выход: и безмерная скорбь по почившему отцу, и чудовищная вина за смерть старшего брата, и тоскливые мысли о матери, которая, поседев за одну ночь, сходила с ума во дворце, лишившись мужа и сына, и страх, что Су не простит его, и облегчение от того, что простила…
Ты спасла меня, Су!
Просто спасла тогда… Снова. Знаешь ли ты, догадываешься ли об этом?
Если бы ты не пришла, если бы не обняла меня и не исцелила своим прощением, я не знаю, что бы со мной было, в кого бы я превратился.
Только благодаря тебе из дикого волка я стал человеком, только благодаря тебе остался им. Всю мою жизнь, на каждом шагу, при каждом вздохе, что бы ни происходило, ты защищала меня, понимала меня и успокаивала одним своим присутствием, ласковым молчанием, таким знакомым и родным прикосновением руки…
Где же ты теперь? В каком из тысяч миров улыбаешься новому дню? Почему не возвращаешься, чтобы утешить меня? И как мне заставить тебя вернуться?
Только Небеса знают это, знают, как мне не хватает тебя, моя Су! И как трудно мне без тебя оставаться человеком…
Чжи Мон как-то сказал: «Если бы вы могли забыть, Ваше Величество! Если бы только вы могли позабыть всё, вам стало бы легче».
А я не хочу забывать, Су! Я просто не могу без тебя даже в своих воспоминаниях. Как можно добровольно отказаться от того единственного, что заставляет тебя дышать? Даже если это мучительно больно…
========== Часть I. Алые сердца Корё – 14. На лезвии судьбы ==========
Настроение: Yan Yidan – Three Inches of Heaven
Сердце любовно к прошедшим зовёт временам.
Вспомню об этом – и всё оборвётся внутри!{?}[Отрывок из стихотворения «Краски цветенья…» (пер. Л. Эйдлина).]
Тао Юань-мин
Эта зимняя ночь выдалась особенно длинной и лютой, какой не доводилось припомнить никому из старожилов на северо-западе Корё. Снег валил с небес густым лебяжьим пухом, только он не грел и не ласкал, а леденил и жалил, заставляя прятаться в укрытии в поиске хоть толики тепла.
Отразив дневные атаки киданей, пограничная крепость чутко спала в тревожном ожидании нового нападения.
