– Они не оставили ни малейшего следа, – пробормотала Душелов позднее, ровным голосом, который мог бы принадлежать ученому. – Они ушли. И все же ощущение их присутствия сохраняется, такое отчетливое, как если бы здесь все стены были залиты кровью.
– Иллюзия, – сказал Могаба. – Не сомневаюсь, что в Анналах Черного Отряда можно отыскать сотню примеров, когда они создавали у врагов иллюзию, что движутся в одном направлении, в то время как сами уходили в другом. Или внушали, что их гораздо больше, чем на самом деле.
– Не меньше примеров можно было бы найти и в моих дневниках. Если бы мне вздумалось хранить их. Я не делаю этого, потому что любые записи – лишь вместилище лжи, которую автор хочет подсунуть читателю. – Теперь это был голос, который ученому принадлежать не мог. Голос человека, на собственном горьком опыте убедившегося в том, что образование – лишь способ научить людей обманывать. – Их больше здесь нет, но они могли оставить шпионов.
– Конечно, они так и сделали. Это входит в доктрину. Но понадобится чертова уйма времени, чтобы обнаружить их.
Пока Протектор и ее доблестный защитник беседовали, Джауль Барунданди и два его помощника накрывали на стол. Никто не замечал их присутствия. Слуги для Душелова были чем-то вроде мебели, а на «мебель», при всей своей параноидальности, Душелов внимания не обращала. Сразу же после исчезновения Радиши всех служащих Дворца допросили, но сообщников преступников среди них не обнаружили.
Протектор, конечно, знала, что персонал любил ее меньше, чем Радишу. Но ее это мало волновало. Ни один простой смертный не мог разрушить ее личную защиту. Сейчас равных ей в мире не было. Абсолютная порочность и сохранявшаяся столь долго неуязвимость поставили ее в положение, в котором она чувствовала себя королевой мира, не меньше. Если ее вообще волновал этот вопрос.
В один прекрасный день ей придется задуматься об этом.
Посреди трапезы Душелов внезапно замерла с открытым ртом.
– Найди мне нюень бао, – приказала она Могабе. – Любого нюень бао. Немедленно. Отправляйся сейчас же.
Худощавое черное лицо не выразило никаких эмоций.
– Их штаб-квартира находилась на товарном складе нюень бао. Нюень бао были связаны с Отрядом со времен сражения в Дежагоре. Последний Летописец женился на одной из нюень бао. И имел от нее ребенка. Возможно, эта связь глубже, чем просто историческая случайность. – На самом деле, конечно, ей было известно о нюень бао гораздо больше.
Могаба слегка наклонил верхнюю часть тела, изобразив что-то вроде поклона. Имея дело с Душеловом, он, по большей части, чувствовал себя совершенно спокойно. Как •правило, он одобрял все ее замыслы. Вот и сейчас, он тут же отправился на поиски того, кто мог бы отловить для него парочку этих болотных обезьян.
Слуги суетились вокруг Протектора, оказывая ей все возможное внимание. Она праздно отметила про себя, что эти трое, как правило, оказывались среди тех, кто изо всех сил старался облегчить ей жизнь всякий раз, когда ей случалось посещать Дворец. Кто-нибудь из них обязательно сопровождал ее во время исследовательских скитаниий по лабиринту заброшенных коридоров, занимавших большую часть Дворца – просто на тот случай, если ей что-нибудь вдруг понадобится. А в самое последнее время они даже сумели вдохнуть жизнь в ее личные апартаменты, долгое время остававшиеся такими же холодными, голыми и пыльными, как нежилые части Дворца.
Такова их природа. Это заложено в них от рождения. Они должны кому-то служить. После исчезновения Радиши, стремясь удовлетворить эту свою потребность в хозяине, они обратили свои взоры на нее.
Могаба, как всегда, провозился дольше, чем ей хотелось. Когда этот человек, наконец, соизволил вернуться, она спросила его обиженным голосом избалованного ребенка:
– Где ты пропадал? Почему так долго не появлялся?
– Я имел возможность убедиться, как это нелегко – поймать ветер. Во всем городе нет ни одного нюень бао. В последний раз их видели здесь позапрошлым утром. Они поднимались на борт баржи, которая позже спустилась по реке в сторону болот. Очевидно, эти болотные люди покинули город непосредственно перед тем, как исчезла Радиша, а вы повредили пятку.
Душелов издала что-то вроде рычания. Она не любила, когда ей напоминали об этом позорном случае. Достаточно того, что сама пятка напоминала о нем.
– Нюень бао – упрямый народ.
– Это всем известно, – согласился Могаба.
– Прежде я дважды посещала их. И каждый раз они вели себя так, точно до них в полной мере, не доходит, о чем я говорю. Полагаю, придется прочесть им еще одну проповедь. И устроить облаву на всех, кто прибыл на болота в последнее время.
Ясное дело – те из Отряда, кто уцелел затаились на болотах. Этот вывод просто сам напрашивался. Нюень бао и прежде принимали беглецов. Сейчас многое говорило в пользу того, что дело обстоит именно так. Большая часть Отряда на баржах спустилась вниз по реке, а оттуда было рукой подать до реки Нагир – главной судоходной магистрали, ведущей на юг.
Душелов «загорелась» этой идеей. И вылетела из комнаты с увлеченностью и энтузиазмом подростка. Могаба уселся, разглядывая остатки своей еды, которые еще не убрали. Один из слуг подобострастно сказал:
– Мы подумали, что, может быть, вы пожелаете продолжить, сир. Если нет, мы немедленно все уберем.
Могаба поднял взгляд на угодливое лицо человека, который, едва появившись на свет, уже горел страстным желанием служить. И все же, как ни странно, у него возникло мгновенное и быстро погасшее ощущение, что этот человек прикидывал, куда бы лучше нанести удар кинжалом.
– Убери это. Я не голоден.
– Как пожелаете, сир. Гириш, унеси остатки к выходу, где мы раздаем милостыню. Не забудь сделать так, чтобы нищие поняли – Протектор думает о них.
Могаба наблюдал за слугами, когда они выходили. И ломал голову над тем, откуда возникло ощущение, что этот человек лицемерит. Что-то такое было в его поступках… Хотя, с другой стороны, он не сделал ничего, выходящего за рамки поведения преданного слуги.
Душелов направилась прямо в свои покои. Чем больше она думала о нюень бао, тем сильнее разъярялась. Как можно проучить этих людей? И надо сделать это еще до того, как солнце взойдет. Ночь террора, учиненного Тенями, вынудит их повнимательнее отнестись к ее словам.
Душелов понимала себя лучше, чем казалось тем, кто наблюдал за ней со стороны. И ее занимал вопрос, с какой стати она так разбушевалась, выйдя за рамки своего обычного своенравия и раздражительности. Она рыгнула и стукнула себя кулаком по груди, чтобы рыгнуть снова. Может, еда была слишком острой? Ну вот, начинается изжога. И немного кружится голова.
Она вскарабкалась на балюстраду, где у нее хранились два оставшихся в мире летающих ковра. Ничего, эти болотные обезьяны заплатят ей и за изжогу тоже. Обед был выдержан в этническом духе нюень бао – крупные, безобразные с виду грибы, еще более мерзкие угри, множество неизвестных овощей в обжигающе остром соусе и, конечно, неизменный рис. Любимое блюдо Радиши, которое, в связи с этим, готовили довольно часто. Протектора меню не волновало, поэтому на кухне все осталось по-прежнему.
Душелов снова рыгнула. Изжога все усиливалась, выжигая ей внутренности.
Она вспрыгнула на ковер большего размера. Он заскрипел под ее тяжестью. Протектор приказала ему лететь вниз по течению реки.
Быстро.
Она пролетела уже несколько миль, поднявшись на высоту около четырехсот футов над землей и обгоняя быстро мчавшихся голубей, когда испорченные детали каркаса, на котором держался ковер, начали потрескивать. Как только первая из них сломалась, давление на остальные стало слишком велико. В течение нескольких секунд ковер распался на составные части.
Ослепительно полыхнуло – так ярко, что вспышку заметила половина города. Последнее, что увидела Душелов, летя по дуге к поверхности реки, было окружающее ее кольцо огромных букв, складывающихся в слова: «Воды спят».
Незадолго перед тем, как за окном полыхнуло, удивленный Могаба обнаружил на своей спартанской койке сложенное и запечатанное письмо. Рыгая и радуясь тому, что съел не так уж много этой еды под острым соусом, он сломал воск и прочел: «Мой брат не отмщен». Потом его внимание привлекла та самая вспышка за окном. Он прочел и лозунг, возникший в небе. На протяжении нескольких Последних лет Могаба прикладывал титанические усилия, чтобы научиться читать. И ради чего – ради вот этого?
Что теперь? Неужели Протектор погибла? Или просто хочет, чтобы все так думали, а сама спрячется где-то?
Он рыгнул снова, опустился на койку и почувствовал, что ему нехорошо – ощущение совершенно новое и непривычное. Могаба никогда не болел.
58
На военно-пропускном пункте, к которому мы вышли по ту сторону перевала, с нами беседовал болтливый юнец из местных, явно с претензиями. Возраст мешал ему вести себя напыщенно и официально, хотя старался он изо всех сил. На самом деле его гораздо больше интересовали новости издалека, чем контрабанда или люди, объявленные в розыске.
