• первая стадия – идентификация, достигаемая к 3 годам («осознание половой принадлежности» или «гендерная идентификация»);
• вторая стадия – компетентность в поведении в 7–12 лет («половая дифференциация поведения» или «социализация Я»);
• третья стадия связывается со становлением первичной идентичности, описанной Э. Эриксоном («переоценка гендерной идентичности» или «саморегуляция Я») [5, 15].
Гендерная идентичность развивается на протяжении всей жизни, позволяя индивиду осваивать различные социокультурные «возрастные пласты» в соответствии с социальными нормами своей «гендерной группы» и собственными предпочтениями.
Рассмотрим на основе имеющихся научных данных более подробно содержание женской и мужской идентичностей.
Женская идентичность имеет историю анализа и исследований, уходящую своими корнями в ортодоксальный психоанализ. С точки зрения ортодоксального психоанализа мужская и женская модели диаметрально противоположны по своим качествам и для женской модели характерна пассивность, нерешительность, зависимое поведение, конформность, отсутствие логического мышления и стремления к достижениям, а также большая эмоциональность и социальная уравновешенность.
Сохраняя неизменными базисные психоаналитические парадигмы, К. Хорни стремилась расширить представления о женщине. Она была одной из первых, кто стал искать «позитивное» описание психологии женщины. Существенное влияние на изучение позитивной женской идентичности оказали также взгляды исследовательниц, придерживающихся различных концепций в рамках философии феминизма (Дж. Батлер, Дж. Митчелл, Ж. Роуз и др.) [11].
В социологических и социально–психологических исследованиях конструирование женской идентичности непосредственно связывают со специфичным для женщины «женским опытом» материнства и «женской ролью» в обществе [3, 4, 5, 9, 12 и др.]. В логике возрастного аспекта конструирования женской идентичности особая роль отводится периоду полового созревания и менархе. Нормативное и информационное давление относительно гендерных норм к данному периоду настолько велико, что большинство девочек, обладающих «отклоняющимися признаками», корректируют свои личностные особенности в сторону «традиционной женской роли» [5].
Следующие важнейшие шаги на пути создания женской идентичности во многом описываются через телесный опыт. Это развитие сексуальности, беременность и рождение детей. Скудость сведений о женских инициациях М. Мид объясняет восприятием «женского» в культуре как феномена скорее биологического, нежели социального, а также связывает с социальной зависимостью женщин [20]. В традиционной культуре тело более значимо в структуре женской идентичности, поскольку женщина репрезентируется через ее тело [8].
На первый взгляд, современное общество предъявляет к поведению девочек менее жесткие нормативные требования, чем к поведению мальчиков. Кроме того, с детства девочку окружают воспитатели–женщины, с которыми она может идентифицировать себя. Однако меньшая ценность «женского» в обществе [9, 18 и др. ] затрудняет развитие позитивной Я–концепции девочки, рождая проблемы со становлением женской идентичности, особенно если девочка обладает высокими социальными способностями и склонна лидировать [22].
В современном обществе женская идентичность сопряжена с понятиями «двойная занятость», «экономическая зависимость», «ролевой конфликт работающей женщины» и т. д. Тем не менее опросы общественного мнения показывают, что ситуация в России очень медленно, но изменяется в направлении гендерного равенства (экономическая самостоятельность женщины, как и прежде, подвергается сомнению, однако считается возможным для женщины самостоятельно выбирать партнера, одежду, образ жизни и т. п.) [19].
В основе становления «мужской идентичности» лежит «идеология мужественности» (Дж. Плек), которая является составной частью традиционной патриархатной культуры [5, 16]. Структура ролевых норм «идеологии мужественности» определяется нормой статуса, нормой твердости (физической, умственной и эмоциональной), нормой антиженственности. Центральной характеристикой мужской идентичности является потребность доминирования, неразрывно связанная с мужской гендерной ролью [5].
Мужское доминирование – центральный показатель мужской гендерной роли, характеризующий мужские ролевые нормы (норму статуса, норму твердости и норму антиженственности) как в контексте доминирования над женщинами, так и в контексте конкурентных отношений в мужской группе. Норма статуса или успешности в свете мужского доминирования обязывает мальчика постоянно стремиться к более высокому и успешному положению в социальной иерархии; норма твердости (физической, умственной и эмоциональной) обязывает демонстрировать силу, компетентность и агрессивность; норма антиженственности – не только игнорировать все, что традиционно связывается с «женским», но и использовать женщин для подчинения [5].
Мужское доминирование ярко представлено в концепциях социального развития, базирующихся на «биологических основах». Различия между социальным положением мужчин и женщин в данных концепциях объясняются различиями в биологических функциях, связанных с воспроизводством. Особенности проявления способностей и возможностей мужчин и женщин в обществе также объясняются различиями в гормональном статусе и врожденными генетическими программами [10].
Социализация мальчиков связана с социальными барьерами на пути развития маскулинности, провоцирующими эмоционально–когнитивный диссонанс, следствием которого является «полоролевая растерянность» либо утрированно маскулинные полоролевые ориентации [13].
Агрессивность – наиболее специфичная черта мужской идентичности с точки зрения различных концепций и подходов. В настоящее время большинство исследователей сходится во мнении, что следует выделять не половые различия агрессивности (ряд исследований демонстрирует, что женщины не менее агрессивны, но они более склонны подавлять агрессию), а различия в ее социальном конструировании [16].
Согласно теории мужской полоролевой идентичности Дж. Плека, психологическое здоровье мужчин непосредственно связано с «правильной» в контексте традиционной патриархатной культуры мужской идентичности. Исследования последних лет убедительно показывают, что помимо позитивных аспектов мужественности традиционная мужская гендерная роль является причиной тревоги и напряжения, поскольку некоторые ее аспекты дисфункциональны и противоречивы. Предложенная О'Нилом модель гендерно–ролевого конфликта включает шесть паттернов (ограничение эмоциональности, гомофобия, потребность контролировать людей и ситуации, ограничения в проявлении сексуальности и привязанности, навязчивое стремление к соревнованию и успеху, проблемы с физическим здоровьем из–за неправильного образа жизни) [5].
Наиболее ощутимый удар по незыблемости и биологической обусловленности мужского доминирования нанесли этнографические исследования Маргарет Мид, согласно которым в различных культурах мужчины и женщины могут играть диаметрально противоположные роли (например, мужчины – ухаживать за детьми, а женщины – распоряжаться материальными ресурсами и доминировать) [20]. Метаанализ исследований в области способностей (например, математических) за последние годы также убедительно доказывает, что с изменением положения женщин в обществе стираются гендерные различия и в проявлении способностей [5].
Современные исследования анализируют различия между мужской и женской группами как социально сконструированные, обусловленные экономическим и социальным неравенством [15].
К. Гуинчи, основываясь на теории социальной идентичности Тэджфела—Тернера, рассматривает мужчин и женщин как социальные группы, обладающие различным социальным статусом [1]. Высокостатусные группы чаще всего оцениваются в терминах компетентности и экономического успеха, а низкостатусные – в терминах доброты, добросердечия, гуманности и т. п. По мнению автора, все позитивные черты женского стереотипа (теплота, эмоциональная поддержка, уступчивость) – типичная компенсация за отсутствие достижений в «силовой позиции». Как у членов низкостатусной группы у женщин по сравнению с мужчинами меньше развито чувство идентификации со своей группой, они склонны переоценивать мужские достижения и достоинства и недооценивать свои, перенимая точку зрения более высокостатусной группы – мужчин. [24].
Подтверждение этим положениям можно увидеть в данных многих исследований. Например, П. Голдберг обнаружила известную долю предубежденности женщин против самих себя в сфере научной деятельности: студентки колледжей более высоко оценивают статьи, написанные мужчинами, чем женщинами [1].
