На городских стенах Вефулии все ночи стояли дозорные, ожидая возвращения Юдифи. Ее встретили криками радости и ликования.
На городской площади, стоя на возвышении, Юдифь показала воинам и горожанам голову Олоферна.
Затем, обращаясь к воинам, Юдифь сказала, что утром они должны с большим шумом и криками выйти загородские ворота, делая вид, что направляются к лагерю Олоферна. Расчет Юдифи был прост: увидев, что еврейские воины вышли из города, стражники Олоферна пойдут его будить.
Ее замысел полностью оправдался. Когда армия узнала о смерти вождя, то страх и беспорядок овладели всеми. Побросав палатки и шатры, а вместе с ними и богатую добычу, награбленную в многочисленных покоренных городах, воины Навуходоносора быстро покинули окрестности Вефулии.
Юдифь прожила до глубокой старости и умерла в возрасте ста пяти лет, окруженная всеобщим народным почитанием и любовью.
ЭСФИРЬ
Сын Дария персидский царь Артаксеркс однажды, желая отметить трехлетие своего царствования, устроил грандиозный пир. Празднество продолжалось сто восемьдесят дней, а потом, после небольшого
отдыха, еще семь, но уже в городе Сузы. Пир был настолько великолепен, отличался такой необыкновенной роскошью, что слава и легенды о нем перешли в столетия. Были приглашены и созваны все сколько-нибудь известные деятели Вавилонского царства, все вельможи персидского двора, а также цари окрестных и отдаленных стран.
Жена Артаксеркса Астинь одновременно давала бал у себя, ничем не уступавший тому, что происходил в главном дворце ее царственного супруга.
И вот в последний день торжества Артаксеркс, разгоряченный вином и не зная, чем еще можно было бы поразить гостей, приказал привести Астинь.
Он уже предвкушал общее восхищение, когда красавица войдет в пиршественную залу, украшенная диадемой и редкими драгоценностями, отобранными из сокровищниц всех стран Востока. Царица, однако, сочла унизительным явиться для мужского обозрения, так как свято чтила восточные обычаи. Видя смущение и улыбки своих гостей, Артаксеркс посчитал себя публично оскорбленным.
Для расторжения брака понадобилось решение верховного совета. Старейшины сказали, что Астинь своим поведением действительно подала дурной пример непослушания как царской, так и мужниной воле, что такому поведению могут последовать и другие женщины. Царский указ о низложении ослушницы довели до сведения двора.
Спустя короткое время, одумавшись, Артаксеркс, горько раскаялся в своем скоропалительном приговоре. Он вновь обратился к старейшинам. Совет, однако, не удовлетворил царской просьбы, поскольку указ верховного правителя должен был оставаться в глазах подданных незыблемым. Его отмена могла подать столь же дурной пример, как и легкомысленно-оскорбительное поведение Астини.
Вельможи предложили царю собрать в Сузы самых красивых девиц, чтобы из них можно было выбрать супругу, не уступавшую красотой Астини, но превосходящую ее послушанием и кротостью.
В числе красавиц оказалась и некая Едисса. Ее привел еврей Мардохей, служивший привратником в царских покоях. Царь его хорошо знал — когда-то Мардохей открыл во дворце опасный заговор. Едиссе он приходился родным дядей, но фактически был отцом, так как воспитывал ее, лишившуюся в младенчестве родителей.
Она-то и превзошла всех соперниц, отобранных из многих городов Персидского царства, и строгой красотой и очарованием девической прелести.
Взяв в жены племянницу своего привратника, Артаксеркс, по существовавшему обычаю, дал ей другое имя теперь она звалась Эсфирь.
Под этим именем ей предстояло стать национальной героиней еврейского народа, свято почитаемой и по настоящее время.
Надо заметить, что при дворе не знали, что она иудейка; предпочитал не разглашать секрета и Артаксеркс. Это объясняется тем, что евреи, хотя и пользовались почти теми же свободами, что и коренные жители, все же в глазах многих, особенно среди придворных, по-прежнему оставались как бы пленниками, пригнанными когда-то из Иерусалима. Правда, многие евреи выдвинулись даже на значительные государственные должности и пользовались уважением при дворе и в совете старейшин, но некая тень, протянувшаяся от времен Навуходоносора, все же покрывала их существование унизительным полуправием. Как и всегда в подобных случаях, неприязнь иногда переходила в прямую вражду. Находились люди, что люто ненавидели бывших пленников, почитая их рабами, существующими более или менее сносно благодаря исключительно царскому капризу.
К таким недоброжелателям относился, прежде всего, Аман — всемогущий вельможа, занимавший пост первого министра. Он был настолько всесилен, злопамятен и жесток, что перед ним трепетали и падали ниц даже высокопоставленные лица. Будучи человеком очень тщеславным, он требовал по отношению к своей персоне едва ли не царских почестей. Его поэтому страшно возмутило поведение Мардохея, который однажды, когда все пали ниц, хором повторяя слова приветствия Аману, один остался стоять с невозмутимым достоинством. Аман, однако, не мог с ним расправиться таким же легким способом, каким он расправлялся с людьми и за более мелкие прегрешения, — ведь Мардохей был любимцем Артаксеркса: как-никак, он приходился ему, можно сказать, зятем. Бешенство Амана, надо полагать, и вовсе бы не знало пределов, если бы он знал, что Эсфирь — еврейка. То была тайна двора, не открытая своевременно даже первому министру.
И все же совершенно случайно, как это часто бывает, Аман узнал, что Мардохей — еврей, когда-то пригнанный в толпе пленников из Иерусалима. Он решил во чтобы то ни стало отомстить не только Мардохею, но и всему народу израильскому.
Эсфирь, Артаксеркс и Ама.Первый министр стал внушать Артаксерксу мысль о необходимости истребить или выселить израильтян, наносящих, по его словам, Персидскому царству огромный урон. Хотя Артаксеркс был человеком терпимым, доводы Амана казались ему убедительными. Аман настаивал также и на конфискации всего имущества, принадлежавшего израильтянам. По его словам, богатства их были огромны, и, следовательно, царская казна приобрела бы баснословную прибыль.
Указ о гонении на евреев готовился тайно и должен был быть обнародован внезапно.
Мардохей в тот страшный день, узнав об указе еще раньше Эсфири, безмятежно находившейся в своих покоях, оделся в рубище, посыпал главу пеплом и встал у ворот дворца подобно изгнаннику или нищему. О таком происшествии, облетевшем весь дворец, тотчас донесли Эсфири. Мардохей шел по дворцу в сопровождении посланных за ним слуг в том же нищенском одеянии, в каком он стоял у дворцовых ворот. Он рассказал Эсфири о царском указе, принятом по наущению Амана и о начинающемся истреблении и изгнании еврейского народа. Эсфирь решилась тотчас же идти к царю.
Здесь надо объяснить, что по персидским законам никто, в том числе и царица, не могли входить к верховному властителю без особого высочайшего соизволения. Виновный неизбежно подвергался смерти, если, правда, царь не миловал его, простирая над виновным свой скипетр.
Эсфирь знала об этом. В то же время она понимала, что здесь дорога каждая минута, поскольку в любую минуту после обнародования зловещего указа могла начаться кровавая расправа. За стенами дворца было еще тихо, не слышались ни вопли, ни крики, шли последние, как она знала, спокойные минуты.
Когда Эсфирь явилась в палаты царя и неожиданно для всех приблизилась к трону, Артаксеркс так грозно взглянул на нее, что она упала в обморок. Царь, тронутый столь явным проявлением женской слабости и боясь, что Эсфирь уже мертва, простер над нею свой скипетр.
Придя в себя, утешенная и ободренная Эсфирь, однако, не решилась сразу рассказать о своей просьбе, а стала просить царя прийти вместе со своими приближенными на подготовленный ею праздник. Там, на празднике, объяснила Эсфирь, она и откроет Артаксерксу свое самое заветное желание — то самое желание, ради которого она готова была пойти на смерть, явившись в царские покои без высочайшего соизволения.
Особое приглашение на пир Эсфирь послала Аману, что невероятно польстило этому надутому вельможе, уже предвкушавшему задуманную им кровавую расправу. В своем воображении он уже рисовал горы драгоценностей, что вскоре начнут таскать в его дворец из разоренных еврейских жилищ. Перед тем как идти на пир, он приказал спешно соорудить виселицу прямо перед царским дворцом: на ней должны были повесить Мардохея.
Артаксеркс в тот вечер долго читал памятную книгу, где были записаны различные важные события, происходившие в его царствование. Среди записей он нашел и краткое упоминание о Мардохее: несколько лет тому назад привратник обнаружил заговор во дворце и, вовремя раскрыв его, возможно, не только спас жизнь Артаксерксу, но и существование самой династии. Чтение памятной книги, как всегда, очень взволновало царя.
