Рейтинговые книги
Читем онлайн Тетради дона Ригоберто - Марио Льоса

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63

Чтобы немного успокоиться, он решил прибегнуть к проверенному средству и принялся считать мифологических существ. Циклопы, сирены, лестригоны, лотофаги, цирцеи, калипсо. Этого оказалось достаточно.

Все началось весной 1912 года; если быть до конца точным, в апреле, подробно рассказывал мальчик. Эгон со своей любовницей Валли (это прозвище, на самом деле ее звали Валерия Нойциль) сняли домик в чистом поле, на краю деревни с непроизносимым названием. Нойленгбах. Эгон любил писать на свежем воздухе, если погода позволяла. В один прекрасный день к нему подошла какая-то девочка и завела разговор. Они просто поболтали, ничего больше. Потом эта девчушка появлялась еще несколько раз. А как-то ненастной ночью вломилась к Эгону и Валли мокрая до нитки и объявила, что ушла из дома. Они пытались ее отговорить: ты не права, вернись домой, но девчонка ни в какую – умоляла, чтобы ее хотя бы оставили переночевать. Они согласились. Гостья легла вместе с Валли, Эгон Шиле – в соседней комнате. Наутро… Появление доньи Лукреции с дымящимся отваром вербены и двумя таблетками аспирина прервало рассказ, который дон Ригоберто, сказать по правде, и так слушал вполуха.

– Выпей все, пока горячее, – приказала донья Лукреция. – И аспирин. А потом в постель, пропотеть как следует. Еще не хватало, чтобы мой старичок простудился.

Донья Лукреция легонько коснулась губами – дон Ригоберто вдохнул травяной запах отвара – лысеющей макушки мужа.

– Я рассказываю о том, как Эгона посадили в тюрьму, – пояснил Фончито. – Ты уже слышала эту историю, так что тебе будет неинтересно.

– Нет, нет, продолжай, не обращай на меня внимания, – ободрила пасынка Лукреция. – Хотя я и вправду хорошо ее помню.

– Когда ты успел рассказать Лукреции свою историю? – процедил дон Ригоберто сквозь зубы, глотая горький отвар. – Она вернулась домой два дня назад, и все это время я ни на шаг ее не отпускал.

– Когда я навещал ее в Сан-Исидро, – ответил мальчик со свойственной ему кристальной откровенностью. – Ты ему не говорила?

Дону Ригоберто показалось, что в воздухе трещат электрические разряды. Чтобы не смотреть на жену, он героически отхлебнул огненного отвара, который обжег ему горло и желудок. В животе дона Ригоберто вспыхнуло адское пламя.

– Я не успела, – пролепетала донья Лукреция. Ее лицо – ай-яй-яй! – сделалось мертвенно-бледным. – Но я, конечно, собиралась все ему рассказать. Ведь в наших посиделках не было ничего плохого?

– Что же в этом плохого, – с нажимом произнес дон Ригоберто, делая очередной глоток душистого адского питья. – Очень мило, что ты навещал Лукрецию и приносил ей вести обо мне. Так что там с Шиле и его любовницей? Тебя прервали на полуслове, а мне не терпится узнать, что было дальше.

– Мне продолжать? – обрадовался Фончито.

Сердце дона Ригоберто готово было выскочить из груди, а горло превратилось в сплошную рану. Его жена застыла на месте, растерянная, онемевшая.

Так вот… Наутро Эгон и Валли на поезде отвезли свою гостью в Вену, где жила ее бабушка. Девчонка клятвенно заверила их, что поселится у старушки. Однако в городе она заартачилась и в результате провела ночь в гостинице с Валли. На другой день девочка вернулась в Нойленгбах вместе с Эгоном Шиле и его подругой и провела у них еще двое суток. На третий день объявился ее отец. Он обнаружил Эгона во дворе, за работой. Этот господин рычал, что вызвал полицию, обвинял художника в растлении детей, ведь его дочь была несовершеннолетней. Пока Шиле успокаивал взбешенного отца, его дочь схватила ножницы и попыталась перерезать себе вены. К счастью, Валли, Эгон и отец девочки подоспели вовремя, последовало бурное объяснение и всеобщее примирение. Отец с дочерью отправились домой, а Эгон и Валли решили, что все устроилось. Но не тут-то было. Через несколько дней Шиле арестовали.

Слушал ли хоть кто-нибудь историю Фончито? На первый взгляд – да, ведь взрослые сидели тихо, не двигаясь, почти не дыша. Все время, пока мальчик без запинки вел свое повествование с интонациями и паузами, выдававшими отменного рассказчика, отец и мачеха не сводили с него глаз. Но почему они были так бледны? Отчего казались такими отрешенными? Такие вопросы читались в больших выразительных глазах Фончито, который переводил взгляд от Лукреции к дону Ригоберто, ожидая хоть какой-нибудь реакции. Он смеялся над ними? Смеялся над отцом? Дон Ригоберто поглядел сыну в глаза, ожидая увидеть искру макиавеллиевского коварства. И встретился с ясным, чистым, безмятежным взглядом человека, свободного от угрызений совести.

– Папа, мне рассказывать, или тебе скучно?

Дон Ригоберто покачал головой и, сделав неимоверное усилие, – горло было сухим, как наждак, – пробормотал:

– А что было в тюрьме?

Шиле продержали за решеткой двадцать четыре дня по обвинению в аморальном поведении и растлении несовершеннолетней. В растлении – из-за эпизода с девчонкой, а в аморальном поведении – из-за картин и рисунков ню, найденных полицией в доме. Шиле смог доказать, что не прикасался к девочке, и с него сняли обвинение в растлении, но не в аморальном поведении. Судья решил, что коль скоро неприличные картины могли видеть дети, заходившие в дом к художнику, он достоин суровой кары. Какой именно? Сожжения самого непристойного рисунка.

В тюрьме Шиле ужасно страдал. На автопортретах того времени он болезненно худой, в потухшими глазами, похожий на мертвеца. За решеткой Шиле вел дневник, в котором записал («Минутку, сейчас вспомню, как там было»): «Я, от рождения одно из самых свободных созданий на земле, посажен в клетку именем закона, не отражающего чаяний народа». В заключении Эгон написал тринадцать акварелей и этим спас свой рассудок: койка, дверь, окно и пропитанное солнцем яблоко, одно из тех, что каждый день приносила Валли. Она с утра занимала стратегически выгодную позицию неподалеку от тюрьмы, чтобы Шиле мог видеть ее из окошка своей камеры. Валли безумно любила художника, и он сумел пережить тот кошмарный месяц лишь благодаря ее поддержке. Сам Шиле едва ли питал к ней столь же сильные чувства. Он часто писал Валли, ценил как натурщицу, но и не только ее, а еще очень многих, например уличных девчонок, которых изображал полуголыми, в разных позах, сидя на своей стремянке. Главной страстью Шиле были дети. Он сходил от них с ума, и не только как от моделей. Можно сказать, что художник любил детей как в хорошем, так и в плохом смысле. Так утверждают его биографы. Он был великим живописцем и при этом немного извращенцем с болезненным влечением к мальчикам и девочкам…

– Что ж, мне, признаться, и вправду немного нездоровится. – Дон Ригоберто вскочил на ноги, уронив лежавшую на коленях салфетку. – Знаешь, Лукреция, я, пожалуй, последую твоему совету и лягу. Не хотелось бы разболеться по-настоящему.

Произнося эти слова, он смотрел не на жену, а на сына, который, увидев, что отец встает, встревожено примолк, словно готовый в любой момент прийти на помощь. Дон Ригоберто вышел из комнаты, так и не взглянув на Лукрецию, хотя ему отчаянно хотелось узнать, бледна она по-прежнему или стала пунцовой от возмущения, удивления и тревоги, задается ли она вопросом, случайно мальчишка завел этот разговор или то был расчет умелого интригана, решившего погубить их счастье. Дон Ригоберто передвигался с трудом, точно дряхлый старик, и от этого злился еще сильнее. Он заставил себя резво взбежать по лестнице, чтобы продемонстрировать (кому?), что все еще находится в отличной форме.

Сбросив туфли, дон Ригоберто улегся на кровать и закрыл глаза. Он весь пылал. На фоне опущенных век мельтешили синие крапинки, в ушах, казалось, монотонно жужжали слепни, изводившие их на неудачном пикнике. Вскоре, словно под действием сильного снотворного, дон Ригоберто провалился в сон. Или потерял сознание? Ему снилось, что у него вырос зоб, а Фончито рассматривает его и говорит, как взрослый, тоном опытного эксперта: «Осторожно, папа! Это очень опасный вирус; если не поберечься, он станет как теннисный мячик, и придется его удалить. Как зуб мудрости». Дон Ригоберто проснулся, обливаясь потом, – Лукреция укрыла его пледом, – и понял, что наступила ночь. За окном было темно, звезды попрятались, огни Мирафлореса тонули в тумане. Дверь ванной распахнулась, впустив в комнату поток света, и на пороге возникла донья Лукреция, в халате и готовая лечь.

– Он чудовище? – тревожно спросил дон Ригоберто. – Он понимает, что говорит и что делает? Заранее просчитывает результат? Или нет? Или он просто сумасбродный ребенок, который неосознанно совершает дурные поступки?

Донья Лукреция присела на край кровати.

– Я сто раз на дню задаю себе этот вопрос, – проговорила она с печальным вздохом. – Думаю, он и сам не знает. Тебе лучше? Ты проспал пару часов. Я приготовила горячий лимонад, вот он, в термосе. Налить? Кстати, послушай. Я не собиралась скрывать от тебя, что Фончито бывал у меня в Сан-Исидро. Просто не успела рассказать.

1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Тетради дона Ригоберто - Марио Льоса бесплатно.
Похожие на Тетради дона Ригоберто - Марио Льоса книги

Оставить комментарий