Вообще, мероприятия с участием наследника всегда носили гораздо менее формальный характер, чем с участием Императора. Отчасти потому, что у владыки Империи был регламентирован каждый шаг и каждая минута была на вес золота; например, он бы точно не стал разыскивать нас по залу самостоятельно. Не из высокомерия, а просто из экономии времени. Да и лично встречать гостей на приёме он мог только в крайнем случае.
А отчасти — благодаря живому и кипучему нраву самого Владимира Алексеевича, о неусидчивости и проказливости которого в детстве ходили легенды. Сейчас его сдерживало чувство долга и пресловутые правила приличия, но всё равно цесаревич пользовался любой возможностью даже не взбунтоваться… просто перейти на неформальный тон. Кажется, официоз его попросту душил, за что был им яро нелюбим.
Повинуясь взмаху руки хозяина приёма, мы поднялись на сцену сразу вслед за ним.
— Дорогие гости, позвольте минуту вашего внимания, — голос цесаревича, усиленный специально аппаратурой, разнёсся над залом, гася шепотки и привлекая к сцене всеобщее внимание. Я привычно выкинула из головы посторонние мысли, сосредоточившись на происходящем и приняв вежливо-заинтересованный невозмутимый вид. Я никогда особенно не любила произносить речи, но это тоже было частью моего обучения. Сейчас от меня ничего подобного не требовалось, разве что в положенный момент высказать благодарность, но взгляд толпы привычно оказал дисциплинирующее воздействие.
А вот Одержимого, кажется, роль центра внимания нервировала. Он сумрачно хмурился, обводил окружающее пространство тяжёлым угрожающим взглядом, откровенно враждебным, а рука его, о которую я опиралась, периодически нервно вздрагивала. Как будто мужчина порывался сдвинуться с места или совершить какое-то ещё действие, но в последний момент одёргивал себя.
И это было довольно неожиданно; Ветров же старший офицер, у него огромный опыт командования. С другой стороны, может в этом и был камень преткновения, что привык он отдавать приказы и командовать военными, а не выступать перед мирными гражданами? В чём настолько существенная разница, я не понимала, но других версий у меня не было.
— Настал момент открыть сегодняшний вечер, а к нему очень пунктуально подоспели главные виновники торжества, так что не придётся тянуть время. Но прежде, чем перейти к приятному, я хочу сказать несколько слов, — продолжил тем временем цесаревич. Он-то как раз роль оратора исполнял легко, играючи, без малейших затруднений; мне кажется, ему это давалось гораздо легче, чем даже привыкшему к подобному за годы правления отцу. — Сегодня мы празднуем не просто какой-то договор, — стоило ли ради подобного собираться такой обширной компанией! — но новую веху в развитии Империи и всего человечества. В очередной раз нам удалось доказать всей галактике, что для людей нет слова «невозможно». Мы можем уступать другим видам в точности органов чувств, в уровне развития некоторых отраслей науки, но не уступаем, а зачастую и превосходим, в главном. В упорстве достижения поставленных целей и стремлении к развитию и познанию. Благодаря мужеству и самоотверженности двух человек мы сумели добиться того, что не получалось на протяжении веков ни у одного вида: найти общий язык с одной из самых загадочных цивилизаций известной нам части Галактики, с теми, кого мы называем варами. Особенно приятно, что достижение это носит именно дипломатический характер, а не военный и даже не научный. Стремление понять, познать чуждый разум и принять его именно таким, какой он есть, — вот то, что отличает по-настоящему разумное существо от высокоорганизованного животного. Не подмять под себя, но научиться жить в симбиозе. И я верю, — действительно верю, — что когда-нибудь мы достигнем такого уровня развития, что сможем принять подобный принцип за норму жизни, и решение вопросов военным путём станет историей. Я горд, что стою сейчас рядом с этими людьми, что как и они являюсь сыном Земной Империи, и рад, что именно мне выпала честь вручить им сегодня награду, призванную подчеркнуть значимость их поступка. Пусть это и нарушает протокол вручения упомянутых наград, которые имеет право даровать только Государь Император лично, но, надеюсь, мне с его благословения простят эту небольшую слабость, — с улыбкой резюмировал цесаревич, делая приглашающий жест рукой.
На помост, печатая шаг, поднялись двое офицеров караула, несущие в руках изящные плоские ларцы. Ветров к концу речи наследника помрачнел ещё больше, хотя, казалось, дальше было уже некуда. Очень хотелось спросить о причинах такой реакции, но было не время и не место.
— За заслуги перед Империей Первым Лучом Солнца со всеми сопутствующими регалиями награждается Её Светлость княгиня Вета Аркадьевна Чалова, — строго и торжественно, без обычных весёлых бесенят в глазах проговорил цесаревич, бережно беря из ларца хрупкую подвеску ордена. Озадаченная и шокированная, я на ватных ногах под стук сердца в ушах подошла ближе.
— Служу Империи и Государю, — ответила с глубоким поклоном, когда награда приклеилась к моему платью. Так, на гражданской одежде, она выглядела не орденом, а необычным украшением.
— Благодарю за службу, — с улыбкой ответил цесаревич, склоняя голову и поднося мою ладонь к губам.
Потом я отступила назад, уступая место Одержимому и пытаясь осознать свалившуюся на меня честь.
Первый Луч Солнца не считался высшей наградой, но стоял особняком от остальных и был, на мой взгляд, наиболее почётен. Скорее, ввиду своей истории и списка кавалеров этого ордена, чем иных причин. Первый Луч Солнца, Луч Солнца второй и третьей степеней были учреждены в эпоху осознанного освоения тогда уже Земной Империей дальнего космоса, и вручался он разведчикам, первооткрывателям и контактёрам. Тем, кто ежесекундно рисковал жизнью, вслепую шёл вперёд. Символически — первый солнечный луч, коснувшийся поверхности далёкой планеты.
Больше всего мне хотелось сейчас подёргать цесаревича за рукав, привлекая внимание, и попытаться убедить его, что это какая-то ошибка. Что я не сделала ровным счётом ничего, достойного такой награды, и всё это было чистой воды везением. Мы просто подвернулись под руку возжелавшим разборок варам, а потом я оказалась достаточно слаба для того, чтобы подцепить местный вирус.
Но своё мнение благоразумно придержала при себе. Как метко заметил Одержимый, не наказывают ведь, награждают.
Вклад Ветрова в контакт с варами был оценен скромнее, на Луч Солнца третьей степени, и мне показалось, что новость эту мужчина воспринял с облегчением.
— Мне особенно приятно, что к этому событию, пусть и опосредовано, но я тоже приложил руку, — продолжил цесаревич, обращаясь не к аудитории, а к нам двоим, когда стихли вежливые аплодисменты. Улыбка его стала совсем весёлой и заразительной, а тон — неформальным. — Я надеялся, что из вас получится прекрасный тандем, способный на невероятное, и угадал. Одного только не мог предусмотреть, хотя и должен был: что вашу чудесную способность дополнить друг друга вы рассмотрите и сами. Дело в том, дорогие друзья, — обратился он уже не к нам двоим, а к залу, и мне захотелось провалиться сквозь сцену. Чего я не хотела совершенно, так это широкой огласки собственной личной жизни. Но… монаршая милость — груз зачастую более тяжёлый и уж точно более ответственный, чем опала. Владыки мира не имеют привычки спрашивать, нужна ли подданному их награда, точно так же как не спрашивают о наказаниях. — Что из чужого мира к нам вернулась не пара надёжных боевых товарищей, а жених и невеста. И я с удовольствием воспользуюсь своим положением, чтобы первым поздравить вас обоих и благословить ваш союз от своего имени и от имени Государя Императора. А теперь я наконец-то могу объявить этот торжественный вечер открытым. Наслаждайтесь, дамы и господа! В конце концов, у нас действительно есть повод для радости.
