тебе самому.
Я подняла глаза, потрясенная тем, что он защитил меня, и наши взгляды встретились.
Эйна хлопнула в ладоши.
– Сай, ты очень вовремя.
Он напрягся.
– Что?
Она улыбнулась, и я почувствовала, будто каменный балкон проваливается подо мной.
Музыканты, казалось, почувствовали большое облегчение, когда мы с Сайоном вышли в центр сверкающего зала. Придворные окружили нас, и нервное возбуждение охватило толпу.
– Хватит трястись, – сказал Сайон уголком рта.
Его поза, его выражение лица – да буквально все в нем кричало о том, что он не хочет находиться рядом со мной. Я нахмурилась. Из нас двоих у меня было гораздо больше причин не любить его. Его ненависть ко мне казалась слишком уж пустяковой.
Я нервно взглянула на музыкантов, которые подняли инструменты и приготовились играть.
– Музыка…
– Это просто музыка. – Он закатил глаза. – Это бал, а не пир.
Сайон отпустил мою руку и повернулся ко мне лицом, его серебряные глаза выпучились, будто в ожидании чего-то.
– Ну?
– Что ну? – прошипела я, не двигаясь.
Он скрипнул зубами.
– Ты что, не умеешь танцевать?
– А когда я могла научиться? Пока работала на твоей кухне? Или, может быть, пока ты год держал меня в кандалах в подземелье?
Несколько дам ахнули, но Сайон проигнорировал их.
– Понятия не имею, на что у тебя было время, – отрезал он. – Кажется, на то, чтобы планировать восстания и трахать моих стражей, у тебя время нашлось. И кстати, и то и другое у тебя плохо получается.
Я задохнулась, что могло быть как смешком, так и стоном разочарования.
– По-твоему, эти вещи – равнозначные преступления? Или тебе просто хочется это обсудить?
Он сделал крошечный шаг ближе, нависая надо мной.
– Настоящее преступление в том, что тебя еще не наказали.
Я нахмурилась.
– За что?
Я не совсем понимала, о чем мы спорим, но, кажется, речь шла уже не о танцах. Кто-то в зале – кажется, Гвидион – кашлянул, и я вдруг осознала, что нас все слушают. Все Высшие фейри, которые, без сомнения, ловят каждое наше слово.
Я тряхнула головой.
– Ладно, раз всем теперь известно, что я не умею танцевать, уверена, всем будет плевать, насколько плохо у меня получится.
Сайон моргнул, как будто тоже только вспомнил, где находится.
– Верно. Ладно. Тебе следует сделать реверанс.
Я напряглась. Я не хотела кланяться Сайону даже в танце.
– Нет.
Он закатил глаза.
– И снова тебе не удалось меня удивить.
Он сжал мои пальцы в своих, велев положить другую руку на его плечо. Длинные пальцы обвили мою талию и замерли на пояснице. Я вздрогнула, остро чувствуя все части тела, которыми мы соприкасались. Он был настолько выше меня, что пришлось запрокинуть голову, чтобы не удариться носом о его грудь или не пронзить его подбородок одним из кончиков короны. Хотя вот последнее стоит иметь в виду, если он продолжит меня оскорблять.
Заиграла музыка – слава Истоку, не быстрая мелодия, – и в тот же миг я осознала, что мне придется двигаться, а не просто покачиваться на месте, что намного сложнее. Сайон окинул меня взглядом сверху вниз, и я почти увидела, как на его губах зарождается насмешка.
– Зачем было защищать меня, если сам оскорбляешь?
Его брови опустились.
– Что?
– Тогда, с Мордантом. Ты защитил меня.
Он открыл рот и снова закрыл его, выглядя удивленным. Как будто сам только что осознал это.
– Это другое.
– Почему?
Он драматично вздохнул и, словно я ничего не вешу, положил мне руки на талию, а затем приподнял на несколько дюймов над землей, будто я парю.
– Хватит двигать ногами.
Я заметила, как он сменил тему – очень неуклюже по сравнению с его обычными словесными ловушками, – но слишком отвлеклась, чтобы продолжать давить.
– Ты меня уронишь.
Он рассмеялся.
– Клянусь, не уроню.
Я удивилась, услышав искренность в его смехе, а не обычную мрачную снисходительность. И с горечью признала, что это прекрасный звук.
Я расслабилась, позволив Сайону удерживать меня, пока мы кружились по бальному залу. Мое сиреневое платье развевалось позади, отражая свет каждой мерцающей свечи, а музыка оркестра фейри завораживала, даже, пожалуй, гипнотизировала, но на этот раз это меня не беспокоило.
– Почему ты меня ненавидишь? – спросила я.
Он поднял темную бровь.
– У меня много причин ненавидеть тебя.
– Чудно. Но какие конкретно?
Он пошевелил рукой на моей талии.
– А что?
– Просто… я бы поняла, если бы ты злился на меня из-за дяди, но это явно не так. – Я заглянула в его серебряные глаза, ожидая увидеть хоть какую-то реакцию, но он лишь кивнул, позволяя мне продолжить: – Я бы поняла, если бы ты хотел вернуть корону, но тогда зачем ты позволил Баэлу убедить себя отказаться от участия в первой охоте? Или зачем вообще делать вид, что тебе нужно следовать правилам? Ты мог просто убить меня на месте в любой момент, начиная с прошлого года, и объявить себя королем, и никто бы не стал даже спрашивать, что произошло.
Он тихо рассмеялся, и на этот раз звук, казалось, прошел сквозь меня, обволакивая, будто ноты флейты фейри.
– Вижу, Баэл не удосужился рассказать тебе, как он убедил семью не участвовать в первой охоте. Позволь заверить тебя, мятежница, у нас не было выбора.
– И как же? – резко спросила я.
– Ну нет, – протянул он. – Я с нетерпением жду, когда ты наконец узнаешь все самостоятельно. А почему я просто не убил тебя в прошлом году? Да мне это не нужно. Не заблуждайся, думая, что я проявил доброту, оставив тебя в живых, что ты чем-то для меня полезна. Эта ситуация… – он метнул взгляд из стороны в сторону, – не то, чего я ожидал.
Я закусила губу, охваченная беспокойством. Столько новых вопросов. Так мало времени.
– Но почему ты меня ненавидишь?
– Не думаешь, что это связано с мятежом? – мрачно спросил он. – Ты вообще понимаешь, что я потратил годы, наблюдая, как города обращаются в пепел, потому что Эмброуз, мать его, Дуллахан думает, что он может править лучше нас, но при этом у него не хватает яиц, чтобы прийти и сразиться с нами? Вместо этого он насмехается над нами и убивает невинных, распространяя при этом ложь о лучшем мире.
Я моргнула, потрясенная обилием информации в этой обличительной речи.
– Ты ненавидишь Дуллахана, потому что он убивает невинных людей… как твой дядя? Или, может, он тоже бросает слуг в подземелья?
Сайон прошипел:
– Говоришь так, будто ты невиновна, мятежница.
Я глубоко вздохнула, пытаясь подавить раздражение. С его логикой явно было что-то
