– Нет… Как вижу, не отгадать тебе! Она крепко негодует на своих курляндцев и понимает, что, судя по молве о храбрости саксонского графа, он их приведёт в полное повиновение.
– Кто же это тебе сказал такой вздор? Не она ли уж?
– Да… Уж я от неё всю подноготную выпытала. Мы ведь с ней давно в дружбе!
– Поздравляю же с этой дружбой! Нашла она в тебе простушку и провела. Ты у ней правды не узнала, а она всё выведала у тебя.
– Я ведь ей только сказала, что ты летом с полками будешь, а ничуть не обмолвилась, ни одним словом, о твоём намерении.
– Отгадает и по тому, что ты ей высказала. Ума в ней, значит, палата, если умела она тебя уверить, что не привязалась ещё к саксонцу. А сама уж его и в Митаву требует.
– Это ничего ещё… У ней, верь мне, в Митаве есть зазноба. Недаром тебе курляндчик и писал, что Бестужев не нужен.
– Посмотрим, кто из нас прав. Слышанное от тебя заставляет, однако, меня, Даша, крепко задуматься. Вишь куда метнула!
По праву повествователя мы добавим, что, пока шёл этот разговор у мужа с женою, герцогиня успела приехать к сестре, Прасковье Ивановне. У царевны она встретила княгиню Аграфену Петровну Волконскую.
Расцеловавшись с ними, Анна Ивановна со слезами на глазах сказала княгине:
– Друг мой, Груша, ты выиграла заклад. Дарья Михайловна – верная союзница мужа, а он, я в том уверена, замышляет против меня неладное! Она мне три раза повторила, чтобы я ничего не опасалась и не сомневалась ни в чём, когда Александр Меньшиков приведёт войско в Митаву. Он же, и никто другой, и на государыню влияет, что она мне теперь не даёт никакого ответа на спрос о Морице. А сама же и толкует, что выбору сердца моего не хочет делать препятствия.
– Аннушка, смотри, друг сердечный, не ошибись, будто причиною один Меньшиков, что матушка-тётушка хитрить с тобой начинает, – выговорила жившая у сестры царевна Катерина Ивановна. – Не голштинские ли, смотри, больше тут помеху чинят?! Может, Фридрих не оставил ещё намерения своего на Курляндию, хоть и не удалось сватовство Карла на Елизавете Петровне? Что ты на это скажешь, княгиня Аграфена Петровна?
– Может статься, и так, ваше высочество! Теперь я ничего не могу сказать, потому что за последнее время мало вхожа к Самой. Теперь Авдотья Ивановна в ходу у ней. Первая советница… А прежде было так, как я вам писала. А теперь опять ещё что-нибудь новое будет, потому что Сапега уж в немилости, а виднее всех – Бутурлин[76].
– А каков он… в родню или выродок?
– Что вы хотите этим сказать?
– Падок он на подарки или чванством занят? Бутурлины бывали в старину первые хапалы.
– В родню, в родню!
Последовал общий смех.
– Можете, Пашенька, и ты, Катя, поэтому сблизиться с тёщей Бутурлинчика и пообещать на голые зубы сельцо под Москвой, буде ладит мне согласье на союз с Саксонским! – высказала, несколько подумав, Анна Ивановна. – Мне, как вижу, дольше здесь нечего времени терять, а нужно дело делать! Я и за ответом к княгине не заеду. Их затеи явные.
Действительно, вдова герцогиня Курляндская в тот же день выехала к себе.
Прошло затем недели с две, как получил князь Меньшиков цидулу из Митавы.
Цидула была всего из четырёх слов: «Невеста и жених виделись».
В ту же ночь сам князь светлейший оставил Петербург, направившись в Курляндию.
Paно утром следующего дня у крыльца Ивана Бутурлина остановилась одноколка Бассевича. Из этого всем знакомого здесь экипажа вышел он сам и взялся с напряжением за тугой молоток, привешенный, по-голландски, у дверей снаружи.
Через минуту послышался шорох и медленно отворилась дверь на крыльцо.
– Дома барин?
– Не встал ещё. Приехал из дворца поздно.
– Когда же видеть можно? Спроси.
– Не смею будить.
– Какая досада! Ну, в полдень, например… мы будем двое либо трое. Предупреди, что нам нужно с ним видеться и ему наше предложение обойдётся не без выгоды… и тебе благодарность. А вот задаток!
В руку слуги опустилась светлая монета.
– Ради стараться для вашей милости. Скажем: с кем изволите заехать?
– С Шафировым и с графом Матвеевым.
– Будем ждать-с.
От Бутурлина одноколка голштинского министра покатила по берегу Большой Невы к Троицкой пристани, на перевоз.
Ял причалил ко второй пристани от угла. Выйдя из яла и ещё подымаясь по ступеням, посетитель увидел в открытое окно хозяина.
– Здравствуй, Пётр Павлыч! Ждал ли гостей так рано?
– Не совсем… а ждал, только не ваше сиятельство, а другого нужного человека, и с приятелем ещё.
– Кого же?
– Дивьера с графом Матвеевым.
– Как нельзя более кстати.
– Как? И тебе они нужны, что ль?
– От тебя к ним сам ехать хотел. По крайней мере к последнему.
– Подожди, так здесь увидишься. Да я надеюсь, и дело одно, чего доброго, у вас с ними? Или по крайней мере по одному поводу с твоим посещением и они соберутся. Хочешь, скажу, что сразу отгадал и повод твоего посещения: уехал!
– Правда, правда! Стало быть, и они смотрят на выезд как на удобное время для действия на кое-кого.
– Конечно!
– Я ведь хочу Матвеева и тебя свезти к Бутурлину.
– Зачем?
– Прямо торговаться. Что возьмёт за выполнение предъявленного требования – остановить полёт нашего летунчика, около Митавы?
– Недурно… Потолкуем. Да вот, кажется, подъезжает и наш генерал-полицеймейстер.
Действительно, Дивиер и Матвеев через минуту причалили к пристани у двора Шафирова, а ещё через минуту все четверо уже дружески держали друг друга за руки.
– Что доставляет нам приятную встречу с вашим сиятельством здесь, в укромной хижине нашего дорогого друга? – спросил Матвеев, пожимая руку Бассевича.
– У нас, я полагаю, один повод видеть Петра Павлыча и принять меры для взаимной поддержки по поводу отъезда общего врага, – ответил, прямо глядя в глаза Дивиеру и Матвееву, Бассевич.
– Вы, значит, вступаете с нами в согласие? Или сами сбираетесь действовать на свой страх и от нас потребуете только не мешать вам? – спросил Дивиер.
– Как вам угодно. Я хотел графа Андрея Артамоныча и барона Петра Павлыча взять и ехать к Александру Бутурлину… договориться с ним: что он возьмёт добыть указ, как следует подписанный, повелевающий: захватить светлейшего и передать тому, кого мы пришлём за ним… отсюда…
– Дело важное, но опасное! Указ тут ничего не значит; некому будет исполнить его. Военного начальника такого не найдёшь! – ответил Дивиер.
– Вы не верите, значит, возможности осуществления дела, а сами не прочь действовать заодно, когда общий враг будет взят и привезён?
– Тогда другое дело!
– А вы, господа, как? Едете со мной к Бутурлину?
– Едем все! – был общий ответ.
Шлюпка генерал-полицеймейстера около полудня подвезла четырёх пассажиров прямо к дому Бутурлина, на Неве.
Ждать не пришлось. Пустили сразу, и хозяин, уже одетый, сам встретил гостей и поклонами ответил на приветствие каждого, пропуская в повалушу. Посредине её, у лавок, был стол, уже накрытый и уставленный закусками.
– Милости просим присесть, господа енералы. А коли скажете, и знать будем, чем могу служить вашим милостям? – спросил хозяин усевшихся гостей.
– Александр Борисович, – заговорил прямо Бассевич, – ты теперь в случае… не скрывайся; единственная помеха прочности твоего положения – светлейший. В ночь он уехал в Курляндию и там будет принуждать дворян себя выбрать в герцоги. Значит, изменяет российскому престолу, действуя к ущербу его прерогатив на эту страну, в лице вдовствующей герцогини. Вот указец: «Князя Александра Меньшикова, преступившего присягу богопротивными и нам зело вредительными намерениями, повелеваем схватить и передать подателю сего нашего указа, без всякого мотчанья и сумнений и дать достаточный эскорт для сопровождения». Нужно добыть подпись, контрасигнирующую и сообщающую силу этой бумаге! Сколько хочешь ты за подпись? Меньшиков и тебе оказывается бревном поперёк дороги…
Бутурлин задумался, но, вероятнее всего, рассчитывал: сколько заломить.
– На первый случай – десять тысяч червонных… а там посмотрим… За подпись я этим согласен удовольствоваться, чтобы моего имени, однако, не было упомянуто!
– Идёт! Господа, будьте порукой, что он не попятится!
Бутурлин взял черновой указ из рук Бассевича, и каждый из его спутников касался рукою своею руки случайного ходатая.
– От кого же я получу обещанное? – спросил Бутурлин Бассевича, когда все приложились.
– От меня!
– Когда вы заедете за указом?
– Пожалуй, вы сами завезёте мне подписанный указ, и в ту же минуту выдам. Кажется, так дело проще.
– Когда же?
– Как успеете, но… не позднее как через неделю. Деньги готовы и сейчас уже.
– Хорошо!
– Прощайте же – жду. Вы, господа, со мной?
– Я, и я также, – ответили Матвеев и Шафиров, – побудем ещё с Александром Борисычем. Мы и без вас были бы у него. Нужно перекинуться двумя-тремя словами… о своём деле.
