В ответ на эти речи Вальвиль, плача от радости и благодарности, кинулся к ногам матери и обнял ее колена. А я была так растрогана, так взволнована, так потрясена, что не могла произнести ни слова; руки у меня дрожали, и все свои чувства я выражала лишь короткими и частыми вздохами.
— Ты ничего не отвечаешь, Марианна,— сказала моя благодетельница,— я понимаю твое молчание, я и сама взволнована и разделяю ту радость, какую вы оба испытываете. Небо могло послать мне сноху, более угодную свету, но не более любезную моему сердцу.
И вдруг я воскликнула в порыве восторга:
— Ах, матушка! Я умираю, я себя не помню от нежной признательности к вам!
И тут я умолкла, ибо слезы не давали мне говорить: я упала на колени и, просунув, сколько можно было, руку сквозь решетку, схватила руку госпожи де Миран, которую она протянула мне, а Вальвиль, вне себя от радости, бросился к нам и принялся поочередно целовать то руку матери, то мою.
— Послушайте, дети мои,— сказала госпожа де Миран, полюбовавшись некоторое время радостью своего сына,— в нашем положении нам надо проявить хоть сколько-нибудь осторожности; вы, дочь моя, должны находиться пока в монастыре, я запрещаю Вальвилю навещать вас без меня: ведь вы рассказали свою историю настоятельнице, она может догадаться, что мой сын любит вас и что я, может быть, согласна с его выбором; она станет рассуждать об этом со своими монахинями, а они все разнесут другим. Я хочу избегнуть этого. И даже неудобно, чтобы ты долго прожила тут, Марианна; я оставлю тебя в этой общине недели на три, самое большее — на месяц, а тем временем подыщу для тебя другой монастырь, где ничего не будут знать о печальных обстоятельствах твоей жизни; я сама помещу тебя туда, но не под своим именем, и ты побудешь там, пока я не приму некоторые меры и решу, как мне себя вести: ведь надо подготовить умы к вашему браку с Вальвилем и добиться, чтобы этот союз не вызывал удивления. Терпением и ловкостью можно всего добиться, особенно когда доверишься такой матери, как я.
Вальвиль опять принялся было благодарить, а я изъявлять свою почтительную нежность, но госпожа Миран уже поднялась со стула.
— Ты же знаешь, что меня ждут,— сказала она сыну.— Постарайся скрыть свою радость, можешь мне ее не показывать, я и так ее вижу. Пойдем.
— Матушка,— промолвил Вальвиль,— Марианна останется здесь еще месяц. Вы запрещаете мне видеться с нею без вас; но когда вы будете навещать ее, можно мне иной раз сопровождать вас?
— Да, да,— ответила госпожа де Миран,— но только раза два, не больше. А теперь пойдем, ради бога! Предоставь мне руководить тобою. Тут возникнет затруднение, о котором я не подумала: ведь мой брат знает Марианну, знает, кто она такая, и, может быть, нам придется поженить вас тайком. Ты, Вальвиль, наследник своего дяди, и это надо, друг мой, принять во внимание. Правда, после приключения Клималя с Марианной нам можно надеяться привлечь его на свою сторону, образумить его; и мы посоветуемся, как нам действовать; он меня любит, питает ко мне некоторое доверие, я этим воспользуюсь, и все может уладиться. До свидания, дочь моя.
И госпожа де Миран поспешила к двери, оставив меня в столь блаженном состоянии, что мне не под силу передать его словами.
Я уже писала вам, что от сильного волнения мне до этого не спалось три или четыре ночи, а теперь считайте, что я провела по меньшей мере еще столько же бессонных ночей. Ничто так не отгоняет сон, как чрезмерная радость или ожидание великого счастья, а раз это так, то где уж мне было спать?
Вообразите себе, что делалось со мной, когда я думала о том, что выйду замуж за Вальвиля, и как трепетала моя душа и могло ли при этих восторгах стихнуть волнение в моей крови.
Два первых дня я ходила как зачарованная, а затем к чувству счастья прибавилось нетерпение. Да, я выйду за Вальвиля, госпожа де Миран обещала соединить нас; но когда совершится это событие? Я пробуду здесь еще месяц; а потом меня должны поместить в другой монастырь, чтобы принять меры к браку Вальвиля со мной. А много ли времени потребуют эти меры, или все пойдет быстро? Ничего не известно. Никакой срок не назначен; чувства могут измениться! Подобные мысли подтачивали наполнявшее меня чувство удовлетворенности, из-за них я страдала почти так же, как от настоящего горя; мне хотелось сразу же перенестись в тот день, когда состоится свадьба.
Наконец эти волнения, столь же приятные, как и тягостные, стихли: душа ко всему привыкает, чувствительность ее притупляется, и я свыклась со своими надеждами и со своими тревогами.
Итак, я успокоилась; пять или шесть дней я не видела ни матери, ни сына, и вдруг в одно прекрасное утро мне принесли записку от госпожи де Миран, в которой она Сообщала, что в час дня заедет за мной вместе с сыном и повезет на обед к госпоже Дорсен; записка кончалась следующими словами:
«Главное, никакой небрежности в туалете, слышишь? Я хочу, чтобы ты была нарядная».
«Охотно исполню ваше желание»,— подумала я про себя, читая записку; я и так, когда еще не получала распоряжения, намеревалась принарядиться, а после этой записки я дала волю своему тщеславию — ведь мое кокетство оправдывалось послушанием.
Когда я говорю «кокетство» — то ведь, одеваясь более тщательно, чем обычно, женщина всегда вкладывает в это некоторое кокетство,— вот что я имею в виду, ибо в своих нарядах я никогда не выходила из рамок приличия; я всегда так поступала из чувства порядочности, природного благоразумия и из самолюбия. Да, из самолюбия.
Я утверждаю, что женщина, которая своим нарядом оскорбляет стыдливость, теряет все свое очарование: на нее смотрят только сквозь призму грубых приемов, к которым она прибегает, желая пленять мужчин; ей закрыт путь к их сердцам, она уже не может льстить себя надеждой понравиться, она просто развращает; она привлекает поклонников не как прелестная женщина, а как распутница, и тем самым может почти сравняться с какой-нибудь дурнушкой, готовой пойти на все ради успеха у мужчин. Если девушка держит себя разумно и скромно, меньше кавалеров станет увиваться около нее: «Ах, я люблю вас!» Зато, быть может, найдутся многие, которые сказали бы ей эти слова, если бы осмелились; стало быть, она меньше слышит объяснений в любви, но не меньше имеет поклонников; так что она выигрывает в смысле уважения и ничего не теряет в смысле любви.
Я и не заметила, как сорвалось с моего пера это рассуждение; к счастью, оно краткое и, надеюсь, не будет для вас докучным. Продолжим повествование.
Пробило одиннадцать часов; пора одеваться, и я постараюсь одеться как можно лучше, раз это угодно госпоже де Миран, а раз ей так угодно — это хороший знак, это показывает, что она не изменила своего решения отдать мне сердце Вальвиля. Будь у нее колебания, она бы не стала подвергать сына опасностям моих приманок, не правда ли?
