— Обожглись?
— Немножко. Пустяки. До чего же все-таки это опасно — готовить!
— Вы сами себе никогда не готовите?
— Вообще-то говоря, готовлю, и даже очень часто. Но, конечно, не такие блюда, как вы. Я могу сварить яйцо, если не забуду посмотреть на часы, или поджарить яичницу с ветчиной. Еще могу испечь мясо на рашпере или открыть консервированный суп. У меня дома стоит такая маленькая электрическая духовка.
— Вы живете в Лондоне?
— Если вы называете это жизнью, то да.
В тоне его звучало уныние. Он следит, как Люси смешивала на блюде тесто для йоркширского пудинга.
— Все это ужасно смешно, — сказал он вдруг и вздохнул.
Теперь, когда у Люси прошла ее прежняя озабоченность, она смотрела на него более внимательно.
— Что смешно? Эта кухня?
— Да. Она напоминает мне кухню нашего дома, когда я еще был мальчиком.
И Люси вдруг показалось в Брайене Истлеу что-то удивительно безнадежное. Пристальнее присмотревшись к нему, она поняла, что он старше, чем это ей вначале показалось. Ему, должно быть, около сорока лет. Трудно представить его отцом Александра. Он напоминал ей тех многочисленных молодых летчиков, которых она встречала во время войны, когда ей исполнилось четырнадцать лет — самый впечатлительный возраст. Она прошла через войну и выросла в послевоенном мире, но, казалось, Брайен все еще не отошел от своего времени, он остался таким же, а годы летели мимо, не затрагивая его. Его последующие слова подтвердили ее мысли. Он снова примостился на кухонный стол и сказал:
— Трудно жить в этом мире, правда? Я хочу сказать, правильно ориентироваться. Ведь этому нас никто не учил.
Люси вспомнила разговор с Эммой.
— Вы ведь были военным летчиком? — спросила она. — Я вижу у вас орден за боевые вылеты.
— Вот он-то и сбивает с толку. У человека есть заслуги, и другие стараются облегчить ему жизнь. Дают работу и так далее. Конечно, с их стороны благородно, но они всецело распоряжаются вашей судьбой. Дают работу, а у меня, может быть, совсем не лежит к ней душа. Сиди за конторкой, высчитывай цифры. У меня могут появиться свои собственные мысли, свои идеи. И я даже пару раз пытался их реализовать. Но не получил поддержки, никого не привлек на свою сторону, не было денег. Вот если бы у меня оказался капитал…
Он грустно задумался.
— Вы ведь не знали мою жену Эдит? Нет, конечно, не знали. Она была другой, совершенно отличной от всех остальных в семье. Моложе, это одно. Она служила в женских частях военно-воздушного флота. Она всегда говорила, что ее отец — рехнувшийся старик. Жадный до денег, как черт. И ведь сам он с ними ничего не может делать. После его смерти капитал будет разделен. Доля Эдит, конечно, перейдет Александру. Хотя до двадцати одного года он не сможет и дотронуться до этих денег.
— Простите, но не могли бы вы снова слезть со стола? Я хочу подготовить посуду и сделать подливку.
В этот момент приехали Александр и Стоддат-Уэст, раскрасневшиеся и запыхавшиеся.
— Привет, Брайен, — нежно сказал Александр.
— Так вот ты, оказывается, где! Посмотрите-ка, какой сногсшибательный кусочек говядины. Это йоркширский пудинг?
— Да, он самый.
— У нас в колледже делают ужасный пудинг, сырой и мягкий.
— Пропустите-ка меня, — сказала Люси. — Мне нужно сделать соус.
— Сделайте соуса побольше. Можно подать к столу два полных соусника?
— Хорошо.
— Здо-о-ррово! — сказал Стоддат-Уэст, тщательно произнося это слово на австралийский манер.
— Я только не люблю, когда пудинг бледный, не подрумяненный.
— А он не будет бледный?
— Да она ведь отличнейшая повариха, — сказал Александр отцу.
Люси показалось, что они на какой-то момент поменялись ролями: Александр говорил, Как заботливый отец с сыном.
— Помочь вам, мисс Айлесбэроу? — спросил вежливо Стоддат-Уэст.
— Да, если можно. Александр, пойдите и ударьте в гонг. Вы, Джеймс, отнесите этот поднос в столовую. А вам, мистер Истлеу, остается взять посуду. Картофель и йоркширский пудинг я принесу сама.
— Здесь находится инспектор из Скотланд Ярда, — сказал Александр. — Он будет с нами обедать?
— Зависит от того, как решит ваша тетя.
— Я не думаю, чтобы тетя Эмма возражала. Она очень гостеприимная. Но дяде Гарольду может не понравиться. Уж очень он поглощен убийством. — Александр с подносом в руках уже прошел в дверь, а потом, обернувшись, сообщил еще одну новость.
— Мистер Уимборн сейчас в библиотеке с инспектором из Скотланд Ярда. Но он обедать не останется и сказал, что ему нужно в Лондон. Пойдем, Стоддат. О, он уже ушел бить в гонг.
В этот момент раздался резкий звук гонга. Стоддат-Уэст родился артистом. В удар он вложил весь свой талант; дальнейшие разговоры стали невозможны.
Брайен понес посуду, Люси пошла вслед за ним с овощами, а потом вернулась на кухню и взяла два до краев наполненных соусника.
Мистер Уимборн стоял в передней и уже надевал перчатки, когда вниз быстро сошла Эмма.
— Вы действительно не можете с нами пообедать, мистер Уимборн? Все уже готово.
— Нет. У меня очень важная встреча в Лондоне. В поезде есть вагон-ресторан.
— Вы были очень добры, что приехали сюда, — с благодарностью сказала Эмма.
Два полицейских инспектора показались в дверях библиотеки. Мистер Уимборн взял руку Эммы.
— Незачем волноваться, моя дорогая, — сказал он. — Инспектор из сыскной полиции Нового Скотланд Ярда приехал специально распутать дело. Он вернется в 2.15, чтобы узнать кое-какие подробности, которые должны ему помочь в расследовании. Но, как я уже сказал, вам не о чем беспокоиться. — Он посмотрел на Крэддока. — Могу я сообщить мисс Крекенторп то, что вы мне рассказали?
— Конечно, сэр.
— Инспектор Крэддок сказал, что это, почти наверняка, не местное убийство. Предполагают, что женщина приехала из Лондона, и к тому же она, очевидно, иностранка.
Эмма Крекенторп быстро спросила:
— Иностранка? Она француженка?
Когда мистер Уимборн называл женщину иностранкой, он думал утешить мисс Крекенторп. Теперь он казался несколько ошеломленным ее реакцией.
Взгляд Дэрмота Крэддока быстро перескочил на Эмму Крекенторп.
Он задумался, почему она вдруг подумала, что убитая — француженка, и почему эта мысль встревожила ее?
Глава 9
Единственными людьми, оценившими по достоинству превосходный обед Люси, оказались мальчики и Гедрик Крекенторп, который явился к обеду как ни в чем не бывало, совершенно не обеспокоенный обстоятельствами, принудившими его вернуться в Англию. Казалось, он и вправду считал эту историю шуткой каких-то злых сил.
Совсем не так, как подметила Люси, принял сообщение о следствии его брат Гарольд. Гарольд воспринял убийство как личное оскорбление семьи Крекенторп, и гнев его был настолько силен, что он потерял аппетит. Эмма выглядела взволнованной и несчастной и тоже очень мало ела. Альфред, будто заблудившись в потоке своих мыслей, почти не разговаривал. Это был очень приятный человек с тонким смуглым лицом, хотя глаза его находились слишком близко друг от друга.
После обеда вернулись инспекторы и вежливо осведомились, не могут ли они задать несколько вопросов мистеру Гедрику Крекенторпу.
Инспектор Крэддок вел себя вежливо и дружелюбно.
— Садитесь, мистер Крекенторп. Я знаю, что вы приехали с Балеарских островов. Вы что, там постоянно живете?
— Последние шесть лет на Ивице. Мне она подходит больше, чем наша тоскливая страна.
— Я думаю, вы намного больше нас пользуетесь там солнцем, — согласился инспектор Крэддок. — Вы были дома сравнительно недавно, насколько мне известно, на Рождество, чтобы уж быть точным. Что заставило вас снова поспешно вернуться?
Гедрик ухмыльнулся.
— Получил телеграмму от сестры, от Эммы. В наших владениях раньше никогда не случалось убийств. Я ничего не хотел пропустить, вот и приехал.
— Вы интересуетесь криминалистикой?
— О, не стоит говорить в таких высоких выражениях. Я просто люблю убийства, кто бы их ни совершал. Вот и все! А тут убийство совершается у дверей фамильного дома; это единственный случай, который, наверное, никогда больше не повторится. А потом я подумал, что бедняжке Эм может понадобиться моя помощь в разного рода делах — со стариком, с полицией или еще что-нибудь.
— Понятно. Это вполне отвечает вашему спортивному интересу и семейным чувствам. Не сомневаюсь, что сестра вам весьма благодарна, хотя и два других брата приехали, чтобы быть в эти дни -вместе с ней.
— Но не для того, чтобы подбодрить ее и успокоить, — сказал Гедрик. — Гарольд сам совершенно выбит из колеи. Для магната из Сити вовсе не годится оказаться впутанным в убийство сомнительной женщины.
