– Мадам, можно мне сейчас уйти, поезд моего жениха скоро отходит, а мне хотелось бы его проводить.
– А, вы ставите свое сердце выше искусства! – заметила Павлова.
Павлова считала английские отели неудобными.
– Элджи, почему, если в комнате есть звонок, нужно встать из постели, чтобы в него позвонить? – однажды спросила она меня.
Я не мог ничего ответить в защиту своих соотечественников; возможно, имел место недостаток предусмотрительности. Но я не осмелился сказать ей, что подозреваю: все дело в уверенности в своей правоте, считающей удобство грехом.
Нам довелось встретить все виды сцен: современный «Лис-Клиф-павильон» в Фолкстоне, где пол походил на стекло, намазанное канифолью, и даже если мы мочили подошвы туфель, это нам не помогало – мы падали, словно кегли, в характерных танцах. Павлова приходила в отчаяние и даже пыталась покрывать свои туфли медом, поскольку на этой поверхности никто не мог удержаться. В ратуше Лидса была старомодная круглая сцена, имевшая только один выход в центре, сзади, на которую вел лестничный марш, и последняя ступенька приводила вас прямо на сцену. Такое расположение препятствовало грациозному выходу на сцену и уходу со сцены. Судебный пристав в Эдинбурге оштрафовал Эдмунда Рассона за использование для сцены канифоли. Он пришел в ярость и сослался на то, что многие танцовщики, помимо Павловой, выступают там по несколько раз в год, а скользкая сцена чрезвычайно опасна для танцовщиков, не говоря уже о том, что служит препятствием для других исполнителей. Просто удивительно, как мания полировки сцен сохраняется в концертных залах по всему миру!
Всегда приятно пересекать границу с Шотландией. Отели здесь намного удобнее, чем в Англии. На тебя не посмотрят холодным взглядом, словно на безумца, сбежавшего из сумасшедшего дома, если ты попросишь развести огонь в спальне, а в постели окажется пара не заказанных заранее бутылей с горячей водой. Да и еда там лучше.
Все члены труппы очень устали, а в Дарлингтоне кто-то услышал, что есть поезд, который отъезжает сразу же после утренника и прибывает в Йорк, где состоится следующее представление около шести часов. Наш поезд по требованию отходил в семь часов и прибывал в Йорк около девяти. Менеджер раздал билеты, и ничего не было сказано, но большинство членов труппы проигнорировали поезд по требованию и сели на более ранний поезд. У Эльзы был день рождения, и несколько девушек устраивали по этому случаю вечеринку, думаю, в этом и крылась причина бунта! Барбара, Обри и я почему-то не знали об этом. Мы приехали на станцию к поезду по требованию и нашли два вагона, забронированные для труппы, в которых должны были ехать только Павлова, Новиков, Пиановский, Обри, Барбара и я! Рассон пришел в ярость.
– Большевизм! – постоянно повторял он. Любимое слово, употреблявшееся в случаях нарушения дисциплины в те времена. – Это все, чем вы могли отплатить за внимание к вам. – А он действительно был самым внимательным импресарио.
На следующий день ничего не было сказано, но, когда мы прибыли в Бедфорд, всю труппу созвали в отель, где остановилась Павлова. Дандре был на континенте, и ей самой пришлось урегулировать ситуацию. Когда все собрались, Павлова начала со слов: «Обри и Элджи могут уйти!» Она видела нас в поезде. Я чувствовал себя отвратительно, поскольку, если бы я знал, то уехал бы экспрессом вместе с остальными, и я не ушел, так же как и Обри. Он, я уверен, тоже считал, что мы должны поддержать своих коллег в этом вопросе. Выяснились некоторые детали, касающиеся условий проживания в гостиницах, о которых Павлова не имела ни малейшего представления. Она была просто шокирована, когда узнала о том, как трудно девушке получить одноместный номер в отеле, и почти невозможно найти место после девяти вечера. Так что к необходимому выговору в значительной мере примешались слова сочувствия. Впоследствии об этом случае в труппе всегда говорили как о «поездке Дика Тёрпина в Йорк». Мы продолжили поездку на юг и закончили турне в Торки. В Лондон мы вернулись ночным поездом, чтобы провести лишний день дома перед поездкой на континент.
В этом году во время отпуска Обри Хитчинз услышал о студии на Фицрой-сквер, и мы решили снять ее, чтобы давать уроки и экспериментировать в области хореографии. К нам пришла Тирза Роджерз с целью поставить несколько танцев; она вернулась в Англию и вместе с Робином Ласселлзом создала небольшую труппу. Затем я получил письмо от Павловой с просьбой давать уроки индусских танцев индианке, мадам Сокхей. Я ответил, что мне кажется довольно странным давать уроки индусских танцев индианке, она, безусловно, должна знать о них намного больше, чем я. Однако Лейла Сокхей все-таки пришла ко мне в студию и объяснила, что кастовая система препятствует ее занятиям в Индии, и попросила позаниматься с ней. Ее красота внушала мне благоговение, и я думал, как же мне заниматься с ученицей, к которой я не осмелюсь прикоснуться, чтобы поправить то или иное положение рук. Я обучил ее работе ног, движениям бедер, основным положениям и движениям рук. Постепенно она освоила основы техники, и что бы она ни делала, выглядело прелестно. Она прославилась под именем Менака, и этот псевдоним ей очень подходил, ибо, безусловно, сама апсарас[78] не могла выглядеть прелестнее. Все авторитетные специалисты в области индусского танца признают ее вклад в возрождение танца в ХХ веке, и я всегда гордился и горжусь нашей совместной работой.
Глава 12. Все еще Европа
Мы начали наше новое европейское турне в Голландии и встретили Рождество в Амстердаме. У нас появился новый дирижер Баранович из Югославии; он был хорошим дирижером, но имел много других контрактов и проработал у нас не настолько долго, чтобы мы успели привыкнуть друг к другу. На рождественской вечеринке он был по-настоящему потрясен видом Беатрис Берк, но не говорил по-английски, и какой-то шутник посоветовал ему подойти к ней и сказать: «Вы царица бала», над чем она, естественно, посмеялась. Бедняга!
В канун Рождества мы с изумлением обнаружили большую рождественскую елку посередине в глубине сцены. Мы танцевали перед ней все дивертисменты, что казалось несколько странным. Зрителям это понравилось, а после представления мы обнаружили, что вся она увешана подарками для всех нас: голландскими изделиями из серебра, что было приятно как само по себе, так и как напоминание о нашем посещении Голландии. Каждый пакетик был подписан, и ни одного из членов труппы не забыли. Это был рождественский подарок от одной голландской аристократки знатного происхождения, решившей продемонстрировать свою признательность Павловой и ее труппе, но пожелавшей остаться неизвестной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
