— Значит у вас есть сомнения, что именно НАШЕ ведомство причастно к уничтожению пленных польских офицеров? Я правильно вас понял, Андрей Алексеевич? На чём основаны ваши сомнения?
Было заметно, что Берия искренне заинтересовался моим мнением. Мартынов смотрел на меня с не меньшим интересом, ожидая продолжения.
— Правильно, Лаврентий Павлович. Именно сомневаюсь. Я считаю, что какое-то количество поляков действительно расстреляно нами. Но основная масса – дело рук немцев.
— На чём основаны ваши сомнения?
— Много разных моментов, Лаврентий Павлович. Во-первых оружие, которым производилась казнь поляков. Гильзы были от немецкого оружия. Многие тогда доказывали, что НКВД закупало оружие в Германии. Но я сомневаюсь, что на эти цели пустили бы недешёвые боеприпасы и оружие. Гораздо логичнее и надёжнее использовать обычные наганы. Да и дешевле это бы обошлось. Во-вторых это то, что было найдено в могилах. За время нахождения здесь, я убедился в профессионализме сотрудников государственной безопасности. Насколько я понимаю, для подобного рода акций, существуют определённого рода инструкции и правила. Сомневаюсь, что инструкции допускали сохранения у расстреливаемых офицеров документов, писем и тому подобных вещей найденных в захоронениях. Но если предположить, что немцам попал в руки лагерь с пленными поляками, то всё становится более похожим на правду. Немцам пленные пшеки и даром не нужны были, они и "решили" эту проблему кардинально. Да и сохранность трупов на момент вскрытия могил косвенно работает на эту версию. А в 1943, когда в войне наступил коренной перелом, немцы решили разыграть польскую карту, пытаясь внести разлад в антигитлеровскую коалицию. А учитывая "любовь" поляков к России, немудрено, что версия гитлеровцев им наиболее близка.
— М-да, — Берия в задумчивости повертел в руках карандаш. — Интересно, интересно. Как-то упустили мы эту часть нашей жизни из виду.
Помолчал пару минут и приняв решение продолжил.
— Александр Николаевич. Через час подъедут специалисты, пусть они пообщаются с Андреем Алексеевичем. А вы, товарищ Стасов, постарайтесь максимально подробно ответить на вопросы. Я знаю, что вы не очень любите общаться с нашими врачами, но придётся потерпеть. Всё товарищи. До свидания.
— До свидания, товарищ народный комиссар, — почти хором ответили мы и отправились к Мартынову.
Пока мы шли до мартыновского кабинета, Александр Николаевич молчал. У меня тоже не было особого желания говорить о чём-либо. В голове всё крутились мысли о Катыни. Бляха-муха! Интересно ведь! Кто же там отметился, наши или немцы? Да и сам факт вызова к Берии по этому вопросу может говорить о разном. Как о том, что немцы что-то раскопали, так и о том, что наши что-то нашли. Если повезёт, то скоро и так всё узнаю, так что гадать не буду. Размышляя об этом, машинально взял рюмку с коньяком и, только тогда заметил, что уже сижу за столом у Мартынова, который внимательно смотрел на меня.
— Вернулся в мир? — Александр Николаевич усмехнулся. — Хорошо. Давай-ка Андрей выпьем за твоё возвращение и побеседуем. Я вижу, что кое-что тебе нужно объяснить.
Выпив коньяк и закусив кусочком шоколада, я вопросительно уставился на командира.
— Ситуация следующая. Как ты знаешь из сводок, две недели назад Красная Армия отбросила немцев от Смоленска. Вернее от места, на котором когда-то был город Смоленск.
— Почему был, Александр Николаевич? — я удивлённо посмотрел на него.
— Потому, что его больше нет! Ни одного здания не осталось. Горы разбитого, обожжённого кирпича и бетона, вот что осталось от города. Сейчас рассматривается вопрос о целесообразности восстановления города на старом месте. Вот такие дела, Андрей. Но это частности. Для нас гораздо важнее другое – сотрудниками контрразведки было обнаружено массовое захоронение. При вскрытии одной из могил, найдены расстрелянные поляки. Ещё до начала войны с немцами, я участвовал в некоторых мероприятиях, связанных с польскими пленными. Поэтому могу ответственно заявить – к этим захоронениям мы не имеем никакого отношения. Вернее не так, — он откинулся на стуле и раздражённо передёрнул плечами. — Интересная история получается. Действительно, часть пленных, по решению особого совещания была расстреляна. Но сейчас речь идёт о гораздо больших цифрах. На порядок больших…
Интерлюдия. 02.09.1942 г., Москва, Кремль, Кабинет И. В. Сталина.
— …таким образом, показания Стасова и Максимова совпадают по основным моментам, за исключением личной интерпретации событий и небольшим деталям. Различия в деталях, объясняются разной информированностью фигурантов по данному делу.
Внимательно слушавший доклад Берии Сталин вернулся к столу от окна, у которого он слушал отчёт. Взяв со стола трубку, он покрутил её в руках и положил назад.
— Какие есть прэдложения, Лаврэнтий? — негромко спросил он.
— Аналитики предложили привлечь для расследования данного дела иностранных специалистов и поляков.
— То есть ви предлагаете поступать как немцы тогда?
— Почти так, Иосиф Виссарионович. И предоставить им документы о принятых решениях по полякам в 1940 году.
Сталин вновь взялся за трубку, медленно, не торопясь, он набил её табаком, раскурил и стал прохаживаться по кабинету.
— А что ти думаешь, Вячеслав? — неожиданно спросил он.
Молотов, немного помедлив, покосился на Лаврентия Павловича и твёрдо ответил.
— Я поддерживаю мнение товарища Берии и аналитической группы. Привлечение иностранных специалистов благотворно скажется на отношениях между нашими странами. Только я предлагаю не ограничиваться привлечением иностранных специалистов только к этому делу, а привлечь и к расследованию других преступлений немцев.
Глава 47
Полгода плохая погодаПолгода совсем никуда…
М-да. Крутится в голове эта песенка бесконечно. Сижу, смотрю в окно на двор, заливаемый дождём, и слушаю вертящуюся в голове песню. Какое-то странное состояние у меня. Месяц, после разговора с Берией носился с взмокшей задницей от медиков к следователям, а в итоге? В итоге – тишина. Уже третий день сижу дома, никуда не выхожу – Мартынов запретил. Запретили и на службу ходить. Вернувшиеся ко мне охранники, время от времени заходят, интересуются, мол, не нужно ли чего? А что мне нужно может быть, кроме ясности? А с ней у меня напряженка. Такое впечатление, что я стал не нужен. Почти все знания выкачали, да и от Максимова гораздо больше получили, следов новых попаданцев не обнаружилось. Да и вообще… Мельком услышал часть разговора Мартынова по телефону, так тоже настроения не прибавило. Как я понял из него, полностью изучено моё воздействие на людей этого мира. Вроде радоваться нужно или паниковать, а мне всё равно. Какое-то безразличие навалилось непонятное. Если сейчас зайдут и скажут, что поведут расстреливать – просто сдам оружие и пойду с ними, не сопротивляясь. Ничего не хочется, ни жить, ни умирать. Депрессия, что-ли? Напиться и то неохота, блин. Подумав про водку, вспомнился старый анекдот. Стоит мужик у винно-водочного, а лицо грустное-грустное! Подходит к нему ханыга местный.
— Чё грустишь, на выпивку не хватает?
— Нет, — отвечает, — полный карман денег.
— Водки в магазине нет?
— Полно, как и вина с коньяком.
— Компанию найти не можешь?
— Нет, — говорит, — только свистни – толпа набежит.
— А что же тогда? — охреневает мужичок.
— Неохота, блин!
Вот и мне. Ни черта неохота. И паршиво от этого, слов нет! О, телефон затрещал…
— Старший лейтенант Стасов? — голос показался знакомым, кто именно я не понял, но явно коллега из органов.
— Да. А кто спрашивает?
— Майор Влодзимерский. Узнали, Андрей Алексеевич?
— Так точно, товарищ майор! Узнал.
— Через десять минут за вами заедет машина, собирайтесь, — и гудки.
Да. И куда всё безразличие пропало? Как ошпаренный ломанулся в ванную – увидит небритым, пистон точно вставит! Уж чьего звонка я точно не ожидал, так это Влодзимерского! На фига я понадобился начальнику следственной части по особо важным делам НКВД СССР? Встречался-то с ним только три раза, два из них на прошлой неделе. Но мужик серьёзный, даже слишком. Честно говоря, я его побаиваться стал. Особенно когда узнал, что все, по-настоящему серьёзные дела идут через него. Да и взгляд у Льва Емельяновича, я аж передёрнулся, вспомнив. Вроде нормальный молодой мужик. Плотный такой. Но в глаза ему глянул, и херовастенько стало. Он на меня как на бабочку, которую в морилку запихивают, смотрел. Чисто профессиональный взгляд, не палача, но кого-то очень близкого к этому. Ну его подальше! Лучше приведу себя в порядок.
Поэтому, к моменту, когда раздался звонок в дверь, я был же полностью готов.
