— Полиция работать не умеет, — говорил отец. Он крепился, но глубокое отчаяние слышалось в каждом его слове. — Если бы полиция ловила бандитов вместо того, чтобы искать к ним “индивидуальный подход” и заниматься черт знает чем, наш сын не лежал бы сейчас, блин, как бревно. Пуля в лоб — и то лучше. Набрали одних баб в легавку! Я вот сторожем работаю, хоть и старый и толстый, но десятку таких вертихвосток, как ты, фору бы дал, уж точно.
— Я знаю, — сказала вертихвостка и попыталась продолжить расспросы.
— Пусть мужчины делают свое дело, а женщины свое, не лезьте, куда не надо.
— Вашего сына искалечил мужчина, а не женщина.
— Что ты меня учишь! — заорал сбитый с толку отец. — Раньше хоть дома не трогали! А теперь нигде покоя нет!
— Перестаньте! — рявкнула Черстин, ей пришлось повысить голос. — Сядьте.
Крупный, высокий мужчина посмотрел на нее сверху вниз, запнулся на полуслове и вдруг сел, как напроказивший мальчишка. Черстин заговорила:
— Я очень вам сочувствую, но чтобы вернуться к жизни, Бенни нужна ваша помощь, а не пуля в лоб.
— Ларе никогда бы не смог выстрелить, — всхлипнула маленькая сгорбленная мать. — Он просто…
— Я знаю, — прервала ее Черстин. — Давайте об этом забудем и постараемся спокойно ответить на вопросы. Бенни жил с вами. В августе он отдыхал. Вы знаете, почему он сейчас опять взял отпуск?
Отец молчал. Мать, дрожа всем телом, ответила:
— В августе он ездил на Крит с друзьями из армии. Снова уходить в отпуск он не собирался. Но он теперь нам почти ничего не рассказывает…
— Он объяснял как-нибудь, почему не ходит на работу?
— Ему дали дополнительный отпуск. Вот все, что он сказал. Бонус.
— Бонус за что?
— Он не сказал.
— Каким он был в эти дни?
— Довольным. Он давно не был в таком хорошем настроении. Оживленным. Как будто выиграл в лотерею или еще что-то в этом духе.
— Он как-нибудь это объяснял?
— Нет, никак. Но мы и не спрашивали. Я немного волновалась, думала, вдруг он опять ввязался в какую-то историю, ведь он только-только получил хорошую работу.
— А он уже ввязывался в истории?
— Нет.
— Я пришла к вам, чтобы найти, — Черстин чуть было не сказала “убийцу”, — мучителя вашего сына. Я не собираюсь засаживать Бенни в тюрьму.
— Он был скинхедом. Раньше. Потом пошел на курсы береговой охраны и стал другим человеком. Он хотел быть профессиональным военным, поступал в школу полиции, но не прошел по оценкам. Потом подвернулась эта работа в охране. Мы очень обрадовались.
— У него есть судимость? — спросила Черстин и тут же прикусила язык. Такие вещи нужно не спрашивать, а знать заранее. Неужели нельзя было послать сюда кого-то более осведомленного? Гуннар Нюберг рвался в бой. А этот старый перец послал ее, хотя она только что вернулась из США.
— Когда был подростком, его несколько раз судили за драки, — едва слышно пробормотала мать. — Но он бил только черномазых, — поспешно добавила она.
“Боже милосердный!” — подумала Черстин Хольм, а вслух сказала:
— В последнее время ничего не случалось?
— Нет.
— Можете рассказать про вчерашний день?
— Бенни был очень напряжен. Сидел в комнате и много разговаривал по телефону.
— Вы не слышали, о чем?
— Вы думаете, я буду подслушивать разговоры собственного сына?
“Да”, — подумала Черстин.
— Нет, — сказала она вслух. — Но вы могли случайно услышать.
— Не могла, — отрезала мать.
“Только не надо больше скандалов”, — вздохнула Черстин, надеясь, что ее вздох прошел незамеченным.
— Извините, — устало проговорила она. — Что же было дальше?
— Он вышел из дому часов в пять. Куда — не сказал, но был на взводе и очень нервничал. Как будто его где-то ждал выигрыш, или что-то в этом роде.
— Может, он что-нибудь сказал, намекнул, куда идет?
— Он сказал только: “Скоро, мать, вы сможете отсюда переехать”.
— Вы что-нибудь трогали в его комнате?
— Мы всю ночь просидели в больнице. Нет, я ничего не трогала.
— Можно мне взглянуть?
Ее проводили в комнату, которая со стороны легко могла сойти за детскую. Дверь снаружи была сплошь залеплена фантиками от жевательной резинки.
Внутри комната выглядела совсем иначе. Черстин поблагодарила мать и закрыла дверь прямо перед ее носом. Огромный шведский флаг закрывал две стены, прямо под ним, в углу, стояла кровать. Черстин подняла флаг и заглянула под него. Там висели плакаты. Что на них было изображено, она не поняла, но узнала символику — черно-бело-желто-красные полосы, судя по всему, нацистские флаги в миниатюре. Они проглядела диски. В основном хеви-металл и несколько новонацистских записей. Было очевидно, что Бенни остался верен прежним идеалам.
Черстин подошла к телефону, стоящему на тумбочке, и поискала записную книжку. Книжка оказалась на полу. Она была пустой, но на первой странице отпечатались буквы и цифры. Ими займутся эксперты-криминалисты. Черстин нажала кнопку повтора и недовольно поморщилась: последний звонок был в службу точного времени. Лундберг проверял часы. Видимо, его где-то ждали, вот только кто и где, неизвестно.
Черстин позвонила в сервисную службу.
— Это Черстин Хольм, из уголовной полиции. У вас высветился мой номер? Отлично. Проверьте все входящие и исходящие звонки за последние сутки и пришлите их в Государственную уголовную полицию комиссару Яну-Улову Хультину. Это очень срочно. Спасибо.
Черстин покопалась в захламленных ящиках стола. Комиксы, порнографические журналы, которые он даже не прятал, интересно, как реагировала мать? Ручки с рекламными надписями, военные журналы, Мусор. В верхнем ящике вещи поинтереснее: маленький пакетик таблеток, судя по всему, анаболические стероиды, банка с запасными ключами: от дома, от машины, от велосипеда, от садового шланга, от чемодана и еще один ключ, который показался ей смутно знакомым. Не от банковской ли ячейки этот ключ? Что держал Бенни в банковской ячейке? Оружие? Под досками пола наверняка хранился целый арсенал, но вряд ли Бенни положит оружие в банк. Это не его стиль. Черстин снова подняла трубку.
— Это служба по работе с клиентами “Спарбанкен”? Здравствуйте, это Черстин Хольм из уголовной полиции. У вас есть база данных владельцев банковский ячеек? Или я должна… Хорошо, я подожду. Алло, да, здравствуйте, я из полиции. Черстин Хольм, Государственная уголовная полиция. У вас есть центральная база данных владельцев банковских ячеек? Или мне нужно звонить отдельно в каждый филиал? Отлично. Меня интересует Лундберг Бенни. Пишется, как слышится. Нет? Понятно. Спасибо.
Черстин позвонила еще в два банка, узнав их телефоны в справочной службе. Наконец она нашла то, что искала. “Хандельсбанкен” на Йетгатан, возле “Слуссен”. Хорошо хоть рядом с метро. Черстин забрала телефонную книжку и ключ от ячейки. Пока этого хватит. Мать Бенни, как и следовало ожидать, стояла за дверью, и появление Черстин застало ее врасплох. Мать сделала вид, что трет какое-то пятно на дверном косяке.
— У вас есть недавние фотографии сына? — спросила Черстин.
Мать забегала, вытащила откуда-то фотографию всей семьи. Бенни стоял посредине, обняв обоих родителей, которые рядом с ним казались очень маленькими. Он широко и слегка натянуто улыбался. О’кей. Подойдет.
Черстин ушла, оставив родителей Бенни переживать свою обиду и боль, хотя к какой боли не примешивается обида? Отец даже не повернулся в ее сторону, неподвижно сидя на диване.
Поезд до “Слуссен” доехал быстро. Под проливным дождем Черстин с трудом преодолела подъем на Петер Миндес-бакке и повернула на Йетгатан — еще несколько метров в горку, мимо банкоматов, и вот уже банк. Не взяв талон с номером очереди, Черстин сразу пошла к окошку, вызвав громкие протесты спешащих на обед клиентов. Она показала удостоверение.
— Я по поводу банковской ячейки, — сказала она оператору.
— Это к нему, — показал он на сотрудника, который, несмотря на наплыв народа, сидел и ковырял под ногтями. Увидев полицейское удостоверение, он вскочил.
